За окном с дерева сорвалась тяжелая ночная птица и, словно поздняя гнилая осенняя груша, со свистом ухнула между ветвей.

Привет, мой друг, привет. В такие ночи сон покидает меня и оставляет наедине с первым октябрьским холодом, высохшими цветами на нитках и недомытой посудой. Знаешь, наверное, скоро пойдет снег. Тогда мы с тобой, захлёбываясь влажным питерским ветром, хватая друг друга за руки, будем праздновать приход очередной зимы.

Странное чувство: я совсем перестала получать удовольствие от еды. Ну, помнишь, раньше я сметала все подряд. Могла проводить долгие часы у плиты, чтобы потом набивать чрево; такие маленькие и пошлые утехи туловища. А сейчас пережевываю любимый сыр будто кусок резины. Наверное, насморк. Обоняние подводит меня.

Мне все-таки так непривычно до сих пор, что ты теперь почти не носишь очков. Вот сейчас вспомнила твое лицо. Взгляд у тебя становился растерянным, когда я их с тебя снимала.

А знаешь, как сегодня летела по набережной. И солнце так славно лижет щеки напоследок. И все-таки получается улыбаться непосредственно, просто так. Ну, да. Улыбайтесь, господа. С этой улыбкой вы так непревзойденно смахиваете на идиотов.

У меня дурное предчувствие уверенно подкрадывающейся жопы: я никак не могу появиться на факультете, сделать вид, что учеба по-прежнему интересует меня. Сегодня мне предложили вести небольшой интернет-проект, своеобразный стартап, но пока не вдохновило. Ну, натурально, представь меня, пиарящей индустрию красоты. Самой смешно.

Полчетвертого уже, чай остывает. Маркес манит недочитанными страничками. А потом можно и спать.
Да, действительно пора.
С предсмертной нежностью *тьфу, какой пошлый пафос* обнимаю,
скучающая как Понтий Пилат Ева.