Система кошерного питания – это древнейшие, бережно сохраняемые сокровища мудрости еврейского народа. Одна из главных целей кашрута: продуманное, рациональное, здоровое питание. Ученые изучали, интерпретировали и применяли Законы кашрута на протяжении трёх тысяч лет.
Слово «кашрут» на иврите означает «пригодный». В пищу допускается только экологически чистый, полезный продукт. Тщательно отслеживаются и устраняются все факторы, которые могут повредить здоровью человека.
Во всем мире создан огромный потенциал доверия кашруту.
Люди различных национальностей и вероисповеданий доверяют качеству кошерных продуктов. Все мировые бренды в своем ассортименте имеют кошерные продукты питания, которые у большинства потребителей в США и Западной Европы, а теперь и России позиционируются как товары более высокого качества.
Кашрут заслужил свою репутацию благодаря четкому, бескомпромиссному механизму контроля качества продуктов. Кашрут – бренд с мировым именем. Кашрут — одна из главных основ всей еврейской традиции и, собственно, еврейской жизни. Так было с древности, так продолжается и сейчас — с новыми людьми новых времен.
Кушайте и кричите "Ам Исраэль хай!"
А вот какую картину забоя скота по еврейскому ритуалу нарисовал литератор В.В.Розанов, посетивший кошерную бойню в начале 20-го века. Удалось это ему случайно и было сопряжено с большим риском, так как появление на бойне постороннего, тем более – русского, нацело исключалось. Было это в юго-западной части Украины, в ту пору густо заселенной жидами.
«Прежде всего бросилось в глаза то, что я вижу не убой скота, а какое-то библейское жертвоприношение, - сообщает очевидец. – Передо мной были не просто мясники, а священнослужители, роли которых были, по-видимому, строго распределены. Главная роль принадлежала резнику, вооруженному колющим орудием, ему при этом помогал целый ряд других прислужников. Одни поддерживали жертвенное животное в стоячем положении; другие наклоняли ему голову и зажимали рот; третьи собирали кровь в сосуды и выливали ее на пол при чтении установленных молитв; наконец, четвертые держали книги, по которым читались молитвы и производилось ритуальное священнодействие. Были и просто мясники, которым передавался битый скот по окончании ритуала. В обязанности последних входило сдирание шкур и разделка мяса.
Убой скота поражал чрезвычайной жестокостью и изуверством. Жертвенному животному слегка ослабляли путы, давая возможность стоять на ногах; в этом положении его все время поддерживали трое прислужников, не давая упасть, когда оно ослабевало от потери крови. При этом резник, вооруженный в одной руке длинным в пол-аршина ножом, с узким лезвием, заостренным на конце, и в другой руке – длинным, вершков шести, шилом, спокойно, медленно, рассчитано наносил животному глубокие колющие раны, действуя попеременно названными орудиями.
При этом каждый удар проверялся по книге, которую мальчик держал раскрытою, каждый удар сопровождался молитвами, которые произносил резник. Первые удары производились в голову животному, затем в шею, наконец – под мышки и бока. Сколько именно наносилось ударов – я не запомнил, но очевидно было, что количество ударов было одно и то же при каждом убое. При этом удары наносились в определенных местах и порядке, - и даже форма ран вероятно имела какое-нибудь символическое значение, так как одни раны наносилось ножом, другие же шилом. Раны были колотые, так как резник, что называется, «шпынял» животное, которое вздрагивало, пробовало вырваться, пыталось мычать. Но оно было бессильно: ноги были связаны, его плотно держали трое дюжих прислужников, четвертый зажимал рот, благодаря чему получались лишь глухие, задушенные, хриплые звуки. Каждый удар резника сопровождался струйкой крови, причем из одних ран она слегка сочилась, тогда как из других давала целый фонтан алой крови, брызгавшей в лицо, на руки и платье резника и прислужников. Одновременно с ударом ножа один из прислужников подставлял к ранам священный сосуд, куда стекала кровь животного. Державшие животное, мяли и растирали бока, по-видимому с целью усилить поток крови. После нанесения описанных ран наступала пауза, во время которой кровь собиралась в сосуды и при установленных молитвах выливалась на пол, покрывая его целыми лужами. Затем, когда животное с трудом удерживалось на ногах и оказывалось обескровленным, его быстро приподнимали, клали на спину, вытягивали голову, и резник наносил последний, заключительный удар, перерезая горло.
Вот этот последний и был единственным режущим ударом, нанесенным жертвенному животному. После этого резник переходил к другому, тогда как убитое животное поступало в распоряжение простых мясников, которые сдирали с него шкуру и приступали к разделке мяса. Производился ли убой крупного рогатого скота тем же способом или же с какими-либо отступлениями – судить не могу, потому что при мне производился убой овец, телят и годовалых бычков. Вот каково было зрелище еврейского жертвоприношения; говорю «жертвоприношения», так как другого более подходящего слова не могу подобрать для всего виденного, потому что, очевидно, передо мной производился не просто убой скота, а совершалось священнодействие, жестокое, не сокращавшее, а наоборот – удлинявшее мучения; по известным правилам, с установленными молитвами.
На некоторых резниках надет был белый молитвенный плат с черными полосами, который надевают раввины в синагогах. На одном из окон лежал такой же плат, два жертвенных сосуда и скрижали, которые при помощи ремней каждый еврей наматывает на правую руку во время молитвы. Вид резника, бормочущего молитвы, и прислужников не оставлял ни малейшего сомнения. Все лица были какие-то жестокие, сосредоточенные, фанатически настроенные. Даже посторонние евреи, мясоторговцы и приказчики, стоявшие во дворе, ожидавшие окончания убоя, даже они были странно сосредоточены. Среди них не слышно было бойкого еврейского жаргона, - они стояли молча, молитвенно настроенные».
Далее свидетель рассказывает, что от волнения ему сделалось душно, и он приподнял шляпу. Жест этот вызвал свирепую реакцию присутствующих жидов. К обнаруженному чужаку, размахивая окровавленными ножами, кинулись несколько резников. Было ясно, что они требуют назвать условный пароль и грозят расправой. Спасло его редкое самообладание и то, что он выдал себя за ветеринарного врача, которому поручен надзор за забоем скота.
- К чему такая секретность? – подумает каждый. – Кто станет прятаться и кидаться с ножом на постороннего, если не надо скрыть нечто гадкое, что способно вызвать великий скандал и возмущение?
В свете данного свидетельства, а его бы и проверить недолго, захоти это сделать добросовестный и не связанный запретом прокурор, обвинения жидов в ритуальных убийствах приобрели бы ужасающую конкретность и неоспоримость.
Со свойственной русскому интеллигенту склонностью к самобичеванию, автор документального рассказа о кошерной бойне принимается терзать себя раскаянием: «Почему я не кричал «караул», не визжал от боли за себя, за всех мучеников и жертв жидовского злодейства? Почему не побежал в суд по делу Бейлиса, зверски убившего Андрюшу Ющинского? Вероятно, мой рассказ произвел бы ошеломляющее впечатление на присяжных заседателей и заставил бы из вынести обвинительный вердикт. Я и так был уверен, что Бейлис будет осужден. Но, все же – почему воздержался от огласки в то время, как жиды кинулись защищать своего, подняли гвалт и визг, пустили в ход все средства подкупа, запугивания, лжесвидетельств, ни на секунду не останавливаясь для раздумий и сомнений. Ни один из жидов ни на мгновение не усомнился в невиновности Бейлиса. Они продолжали бы вопить свое, даже если бы его поймали в самый момент убийства и весь свет был бы тому свидетелем».
Все очень просто: Убил он или нет, замучил, выцедил из мальчика кровь по капле, растерзал ли его, точно дикий зверь, - он все равно прав! Прав всегда и во всем, обвинение гойскими властями одного из их клана – возмутительная, недопустимая вольность, и они, жиды, обязаны этой расправе помешать, что бы это им ни стоило…
И они – помешали. Запуганные, зашельмованные заседатели оправдали Бейлиса. Оправдали, вопреки фактам и свидетельствам, вопреки авторитетной экспертизе профессора Сикорского. Не произвели никакого впечатления на судий ни сотни примеров ранее случившихся судебных процессов, когда факты ритуальных убийств были с полной достоверностью доказаны, а виновные в умерщвлении гойских младенцев жиды – казнены; ни предостережения выдающихся сынов белой расы, клеймивших жидовство со времен его возникновения; ни десятки трактатов и изысканий авторитетнейших авторов, в том числе, знаменитое «Разыскание ритуальных убиений жидами христианских младенцев» Вл. Ив. Даля….
«Убийство Андрюши, вероятно, было еще более сложным и леденящим кровь ритуалом, чем тот, при котором я присутствовал, ведь Андрюше нанесено 47 ран, тогда как жертвенному животному всего около 15». Как установила судебная эспертиза, Ющинскому также зажимали рот, вероятно, для усиления кровотечения. Он оставался в сознании, он сопротивлялся: заметны ссадины на губах, на боку. «Мальчик ослабел от потери крови и ужаса, - устанавливает профессор Сикорский, - и склонился на руки убийц». В этом состоянии жертву поддерживают, не дают упасть, мнут бока, тискают … отсюда – ссадины!
Когда жертва достаточно обескровлена, ее добивают, перерезая горло ножом. Это – кошерный забой животных. Кровь из сосудов выливают на пол при чтении соответствующих молитв. Резники и прислужники двигаются по щиколотку в крови. Кровь же убиенных младенцев идет на изготовление мацы (опресноков), а также употребляется с колдовскими целями.
Магические свои ритуалы жиды хранят в величайшей тайне, многие евреи ничего об этом не знают. Существуют тайные обряды, в которые посвящены лишь избранные: священники, хакамы, хасиды. Синагога – нечто вроде религиозного клуба, куда могут заглянуть и посторонние. Раввин – не священник, он – наставник, комиссар иудаизма. Главное лицо культа, хранитель мистических традиций, воплощение еврейского демонизма – резник. Подлинный храм жидовства, где совершаются жертвоприношения – скиния или кошерная бойня.
Ешьте только кошерную пищу, ибо она - продуманное, рациональное и здоровое питание. Приятного аппетита! Ам Исраэль хай!