Часть 2

- Не думал я, что и в последний путь мне придётся тащить что-то тяжёлое, - возмущался Георг, нагруженный рюкзаком с огромным 4-х спальным мешком. Ребята с трудом пробирались по заснеженному лесу по колено в снегу.
- Потерпи, Георг. И не сбивайте меня, а то наш последний путь станет ещё длиннее! – отвечал Билл, пробираясь среди деревьев. Его «аляска» была нараспашку, под ней была только футболка, но он не чувствовал холода, его тело было таким горячим, что шёл пар.
- Билл! Ты бы застегнулся! А то простудишься! – крикнул Том.
Билл обернулся и озорно, по-мальчишески засмеялся, как умеет только он. – Глупый! – он бросил в Тома снежком, - мы же умрём через час! Я просто не успею простудиться! – Том кинул в Билла снежком в ответ, и они сцепились как мелюзга в драке понарошку.
Но их остановил голос Густава:
- Эй! Дружища! Мы уже пришли! – Густав дословно сказал «горняки, шахтёры», die Кumpels, но эта игра слов оказалась кстати: они стояли у заброшенной штольни…
… Ребята включили фонарик и ушли довольно далеко. Тут было опасно. Крепёж мог обвалиться в любой момент, всё держалось на соплях, и было видно, что сюда не лазают даже турки - охотники за металлами. Ровный слой пыли и никаких следов.
- Тут можно и так убиться! – ворчал Георг.
Они растянули спальный мешок и залезли внутрь. Густав превратил его в подобие палатки с помощью палки. На сучок он повесил фонарик.
Все замолчали. Никто не мог и не хотел поворачивать обратно. Они слишком долго к этому шли. Это там, в большом мире, они – супер-мега-старз, а здесь – они мальчишки, которые решились на самый отчаянный шаг в своей короткой жизни. Здесь всё предельно честно.
- Ребята, не волнуйтесь. Через 5 секунд, как умрём, мы будем в аду.
- Ага! Том с чертями быстро подружится! – подколол братца Билл.
- Ещё бы! Я сколочу чёртову шайку и буду вас донимать! – подыграл Том, засучивая рукава.
- Я первый, - запротестовал Билл. – Я первый. Вы потом. За мной.
И он быстро рассёк острым как алмаз армейским ножом свою руку с тату. Чёрная кровь расплескалась по футболке. От неё шёл пар и острый запах.
Дрогнувшей рукой он передал нож Тому. Том закрыл глаза и решительно полоснул себя по запястью. Ещё. Ещё. Ещё.
Нож, как эстафетную палочку, подхватил Георг. Он сжал зубы, так как всегда боялся вида и запаха крови, а тут у него уже начинала кружиться голова. И не желая дальше показывать свою глупую слабость, он ударил себя по венам, глубоко вонзая нож в мышцы. Густав как всегда оказался последним. Он сначала укрыл ребят, чтобы сохранить тепло, чтобы вытекло как можно больше крови и, даже если предположить невероятное, что их тут найдут, всё равно чтоб не откачали. Лёг рядом Томом сам и спокойно рассёк свои руки. Так словно это и не его.
Все молчали. Веки слипались. Голова кружилась. По всему телу пробежала волна слабости. Футболки и «аляски» быстро пропитывались тёплой чёрной жидкостью.
– Пацаны, я только боюсь, что нас там разлучат, - прошептал Билл.
- Не разлучат, - прошептал Том. – Нас будут жарить всех вместе, на одной сковородке…
- Интересно, а в аду есть рок-группы? – вдруг с неподдельным интересом прошептал в полутьме Георг. Это всех развеселило.
- Угу. Половина рокеров там. Нам будет с кем пообщаться, - прокомментировал Густав…
… Ребята ещё пару минут пытались разговаривать, напоследок даже поцеловались, но вскоре провалились в чёрную бездну небытия…

***

…когда вечером мобильный Билла не ответил, Дэвид Йост заволновался. За годы проведённые вместе с ребятами он успел досконально выучить их привычки, знал что можно ожидать, чего бояться, а на что можно махнуть рукой. Ещё больше он заволновался, когда не ответили мобильные остальных. На эсэмэски тоже никто не ответил. Охранники оказались пьяны в хлам, что за ними не числилось никогда.
«Звонить им домой? Нет. Слухи пойдут как круги по воде. Спросят, что же ты за продюсер, если не знаешь, где твои парни? И спросят, что же случилось, если даже продюсер не знает, где они?».
Йост уже понял что произошло. Он был умным человеком, не лишённым природной интуиции. Осознание случившегося пришло мгновенно.
Рутина дней, серые будни, Grauer Alltag, просто притупили наблюдательность. Йосту не понадобилось много времени, чтобы догадаться КОГДА парни приняли это решение. Декабрь 2007-го. Потому что именно тогда они так настаивали на новом альбоме. А когда выкроили время для студии, то отчаянно боролись за каждую строчку песен Билла и Тома, и столь же отчаянно пытались переделать на свой лад то, что заготовила для них продюсерская команда. Билл несколько раз сорвался на истерику, поразив уже видавших многое своих «опекунов» самой разнообразной бранной лексикой. «Не вам это петь! А мне! Я не смогу это петь! Это … лажа! Это патока! От этого будет диабет!!!». Они так не хотели, чтобы третий альбом стал клоном второго. Георг более спокойно и рассудительно аргументировал: «Фанаты на концертах ждут некоторого экстрима. Им очень нравится, что мы исполняем многие песни более жёстко, чем они звучат на альбоме…». В конце концов, многого они не добились. Был найден некий неравноправный компромисс.
Потом Йост не мог нарадоваться на гастрольный тур 2008-го. Мелкие ссоры были крайне редкими. Он объяснял это тем, что ребята взрослеют, они научились контролировать себя. Что называется «втянулись».
А теперь ему стало понятно, что они просто не могли позволить себе отравить последние дни друг другу. Было дано 304 концерта! Не всякая взрослая группа выдерживала такие нагрузки! Эти салаги проявили чудеса стрессоустойчивости.
Потом они часто «выставлялись». На грани фола. Это только распаляло фанатов ещё больше. Лёгкие намёки выглядели настолько вызывающе, что поцелуй Мадонны и Спирс не шёл ни в какое сравнение с перформансом близнецов. Когда при исполнении Geh! Билл легонько оттолкнул Тома, стадион буквально заревел «Nein!!!». Йост тогда только посмеивался.
Он не мог нарадоваться тому, что КАЖДЫЙ концерт парни зажигают на все 250%! Стотысячные стадионы бились в такой истерике, что Йост понимал: ТАКОЕ он не увидит больше никогда. Вряд ли в ближайшие годы какая-нибудь другая группа будет вызывать такие сильные чувства. Но объяснял эти страсти умный Дэвид Йост стадными инстинктами толпы в эпоху глобализации. И грех на этом не заработать. А теперь он понимал, что парни просто горели. Зачем беречь себя, если они сами назначили свой ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ?
На 26 декабря 2008 года. Они всё рассчитали безошибочно. У них есть три дня, когда их не будут искать сразу. Это их рождественские мини-каникулы с родными. Они не испортят людям рождество. Уже прошла «Ночь с Tokio Hotel» по всем кинотеатрам мира. Значит завтра надо ждать какого-нибудь предсмертного письма. Как понимал Йост, ребята не уйдут просто так, словно хлопнув дверью. Они очень уважают своих фанатов и постараются объясниться.
Йост набрал номер Хоффмана.
- Питер. У нас проблема. Точнее – у нас катастрофа…

***
Том очнулся от сильной боли в изуродованных руках.
А ещё от нового запаха и нового звука. Его мозг давно записал в подсознание запахи Билла, Георга и Густава, такт биения их сердец. А теперь он слышал биение сердца и слабый терпкий запах чужого мужского пота.
Волнение за друзей быстро улеглось: вот они – рядом. А потом поднялась и заклокотала невыносимая обида – у них не получилось!!! не получилось!!! не получилось!!! не получилось!!! не получилось!!! не получилось!!! не получилось!!!...
Их нашли! И вот он лежит сейчас в больнице, в палате вместе с ребятами, и их откачивают. И скоро они вернутся в свою золотую тюрьму… А это – видимо – врач…
И снова провал. Чернота. Schwarz. Бесконечность.
…тотальная слабость. Кружится голова и болят руки. Шприц от капельницы саднит. Нет сил приподнять веки и моргнуть. Нет сил плакать. Нет сил стонать. Губы не шевелятся. Мысли молотком стучат в висках: Не вышло! Не вышло! Всё вкривь и вкось!
С огромным трудом Том всё-таки приподнял чуть-чуть веки и сквозь пелену закиси на ресницах увидел комнату. И понял: они не в больнице.
Он лежал совершенно голый вместе с остальными под термоодеялом на дешёвом раскладном диване в крохотной комнатке с тугими книжными полками под потолок. Рядом тихо дышал Билл. Дальше к стене – Георг. И у самой спинки – Густав. Живые…
Том опустил взгляд вниз и сквозь пелену увидел совсем близко от себя сидящего на скамье за столом мужчину, лет сорока. Он был только в тренировочных штанах, босиком, его торс обнажён, широкие плечи, громадные мышцы перекатывались камнями под идеальной кожей, когда он переворачивал страницы множества раскрытых книг, нагромождённых вокруг дорогого ноутбука. Короткие волосы сильно тронуты сединой, но лицо совсем мальчишеское, совершенно юное. Да он, похоже, даже не бреется! Незнакомец грыз карандаш, быстро набирал текст, закрывал одну книгу, брал другую… Сердце Тома, измученное недостатком крови, забилось как таймер бомбы на последних секундах: он любовался каждым движением их спасителя и уже с ужасом понимал, что … ВЛЮБИЛСЯ…
Это состояние, когда лицо горит как на морозном ветру, а сердце готово взорваться, он испытывал лишь три раза в жизни. Когда им было 10 лет, они с Биллом устроили реслинг на диване. Том придавил свернувшегося калачиком Билла коленями и пытался перевернуть, его рука нечаянно скользнула ТУДА и он к своему ужасу и восхищению нащупал твёрдый членик брата. И они замерли. Также как и сейчас кровь прилила к щекам, дыхание сбилось до нуля, а мозг пылал как солнце от одной только мысли: Я ЛЮБЛЮ! Я люблю…
Билл не шевелился. А потом тихонько сунул свою ручку к нему в штаны, и Том почувствовал как кулачок брата властно обхватил его упрямо торчащий членик… А потом Билл вдруг приподнялся и … поцеловал Тома в губы. Ну ведь так положено! Раз мы любим друг друга, то должны целоваться. Железная детская логика…
Билл вздрогнул и задел его забинтованные руки. От боли Том чуть слышно застонал, и незнакомец повернулся…
- Не плачь, малыш… Так… Тихо… ВАС НИКТО НЕ НАЙДЁТ, - Мужчина убирал закись с ресниц и вытирал его безвольные слёзы.
Том посмотрел прямо в глаза этому греческому богу. Вот где она спрятана, вся доброта мира! Как старший брат, без сюсюкания, но с бесконечной добротой, незнакомец перевязывал сбившиеся бинты, доставляя Тому и невыносимую боль, и бесконечную радость.
Мыслей не было. Раз ОН сказал «не найдут», значит, у них всё-таки получилось. Они умерли. Для всех они мертвы. А ОН их спрятал…
Эта простая мысль успокоила Тома, и он, вконец обессиленный, упал уже не в забытье, а в глубокий сон смертельно уставшего, но живого человека…

***
Том снова проснулся от боли в руках. Он открыл глаза. Врач (у всех врачей такие глаза) начал перевязку.
- Заживает как на собаках. Они двужильные, Макс. Отойдут…
Том перетерпел перевязку. Ребят врач уже перевязал. Они так и были без сознания. Только ресницы подрагивали.
– Ничего, - успокоил врач Тома. – Это шок. Отойдут. Мне пора, Макс…
«Значит, Макс…» - у Тома появились откуда-то силы сесть на край дивана по-турецки. Он даже не прикрыл себя краем одеяла. Макс вернулся из прихожей и встал в дверях, прислонившись к косяку.
Том мёрз и пытался собраться с мыслями. Что сказать? Он отчётливо понимал, что любит Макса. При этом его любовь к брату, Георгу и Густаву нисколечко не потускнела, и оставалась ЧИСТОЙ. Пошлость и стёб были для Тома всегда лишь защитой. И для Билла тоже. Страшные оскорбления, которые Том терпел из ангельских уст брата – это способ спрятать их ЛЮБОВЬ. Но Билл часто перебирал. Его мучило осознание несвободы. Любовь – это всегда рабство. Тем более – такая. А Том всё же мучился от этих жестоких игр. И ночью, когда боясь папарацци, в полной темноте, Билл покрывал его лицо солёными от слёз поцелуями, Том часто не мог унять обиду. И поцелуи, и оскорбления на людях были одинаково искренними. Они даже один раз по-настоящему дрались. Георг и Густав их растащили. И он тогда зарыдал. Второй раз в жизни.
Тома никогда не влекло к мужчинам или юношам. Его влекло исключительно к женщинам, девушкам. Но он их совершенно не любил. ЛЮБИЛ он только троих. А секс между ними никогда не был животной похотью. А часто неделями ничего не было вовсе. Но этот «перепихон», Beigehen, где придётся, так, чтоб не «запалили», всегда был на пределе. За простенькими движениями всегда скрывалась самозабвенная страсть, ЛЮБОВЬ, ярость полного самопожертвования. Он ревновал Билла только к парням. Он чуть не бросился прямо во время награждения на Бушидо с кулаками, бессильно наблюдая, как тот нагло и похотливо пялится на брата.
Однако сейчас не перед кем выпендриваться и стебаться. Макс будет рядом с ними, хотят они этого или не хотят, очень долго, а может быть и навсегда. И ему бессмысленно врать. И себе бессмысленно.
И Том наконец поднял глаза и посмотрел на Макса. Этого было достаточно. Вот он я, Том Каулитц, здесь перед тобой, совсем голый и слабый, но у меня есть мужество не врать НИКОМУ. Да! Да! Да! Да! Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ! МАКС! Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ! Я ВЕРЮ ТЕБЕ! Ты никому нас не продашь. Я весь твой. НАВСЕГДА.
«Доволен!? Теперь делай со мной всё, что хочешь!» - Том закрыл лицо ладонями и боялся только того, что он ошибся. Что Макс, этот гигант с добрыми глазами и лицом мальчишки, просто отвернётся от них, что его слова «ВАС НИКТО НЕ НАЙДЁТ» - только слова…
… Но Макс быстро подошёл к Тому, поднял его лицо за подбородок ладонью и впился Тому в губы. Как всё просто… И Том чуть не умер от счастья. ОН ЛЮБИТ! И ОН ЛЮБИМ! МАКС ТОЖЕ ЕГО ЛЮБИТ!
Они целовались коротко, не в засос. Но словно их души сейчас сливались воедино. Том уже знал, что это – навсегда…
И Том заплакал в третий раз в своей жизни. Уткнувшись лицом в кубики могучего пресса. Макс его только гладил по дредам и даже не пытался успокаивать. Выплакав все слёзы, Том поднял свою мордашку с опухшими глазами и сказал своей обычной скороговоркой:
- Макс, я жрать хочу. У тебя что есть? У меня кишки просто сплелись от голода там внутри в узелок, ты не представляешь… У меня сейчас медвежий аппетит. Я тебя готов сожрать как людоед, слышишь урчит? Не слышишь? Ухо приложи! Мой живот уже жрёт меня изнутри!... Давай, Макс! Я всё съем! Я не могу, как жрать охота… Макс…

***
Дэвид Йост собрал всю команду в тот же вечер. Осознание всей серьёзности его опасений пришло быстро. Сделали важный звонок нужному человеку в полиции. Всю ночь обдумывали в узком кругу пиар-стратегию. Вот перформанс, так перформанс! В истории шоу-бизнеса такого не было и уже не будет. «Это тебе не «Schwul? Oder nicht?»».
Утром позвонили из полиции. Найдены доказательства смерти. Йост пролетел через полстраны на мотоцикле, едва не разбившись, в Магдебург. В управлении его провели в комнату, где на длинном столе лежали распоротая и окровавленная одежда ребят, их личные вещи (медиатор Тома, мобильники, кредитки, документы) и рюкзак от спального мешка. Йост просто «выключил» свои чувства и сосредоточился на деле.
- Это подбросили рано утром. Здесь записка. «Я нашёл их и спрятал там, где их никто никогда не найдёт». Всё, - эксперт только внешне выглядел спокойным, Йост безошибочно определил – «фанат».
- Как вы думаете, это может быть искусной инсценировкой?
- Нет. Количество крови, впитавшейся в одежду слишком велико, чтобы считать это инсценировкой.
- А это их кровь?
- Да. Мы уже проверили по биометрической базе данных. Они же получили паспорта нового образца…
- Какие ваши предположения? Они мертвы?
- Я не могу сказать ни «да», ни «нет». На одежде мы нашли марлевые нити от бинтов. Значит им была оказана первая помощь. Значит на момент обнаружения их неизвестным они были ещё живы. Сейчас мы ищем врача, который неизбежно должен был оказать им квалифицированную помощь. В базе данных есть подозрительные случаи перерасхода крови и плазмы нескольких частных клиник. Проверка займёт не более нескольких дней.
- Да и в записке сказано, что он не «похоронил», а именно «спрятал».
- В официальном отчёте я напишу всё как есть.
- Это ваш долг. Я не сомневаюсь. Мир должен знать только правду.

А вечером в офис с курьером пришла бандероль с двд-диском. Как и предполагал Йост, там было предсмертное объяснение ребят.
«Hi, wir sind Tokio Hotel!
Билл: К сожалению, у нас плохие новости для всех, кто нас любит.
Том: Да, мы решили уйти из жизни. Или, по крайней мере, сильно попытаться это сделать. Густав обеспечит техническую сторону, а он ответственный парень.
Густав: Угу.
Билл: Мы просим прощения у наших родных, друзей и фанатов.
Георг: Мы просим уважать наше решение.
Билл: Мы не будем объяснять причины нашего ухода, чтобы никто не мог использовать их для обвинения кого-то бы ни было. Мы никого не виним.
Густав: Это - личное.
Том: Мы призываем наших фанатов не совершать глупостей и уважать наш выбор.
Георг: Мы ещё раз просим прощения у наших родителей, друзей, наших продюсеров, которые так много сделали для нас, наших фанатов. Ещё раз – простите нас.
Билл: Wir sind …
Все: … Tokio Hotel!
Билл: Wir sterben niemals aus in eure Herze!»
Такие же двд получили все ведущие телеканалы.
И все вечерние новости 27 декабря 2008 года вышли с кричащим анонсом

«TOKIO HOTEL BEVORZUGEN TOD»

***
Том с медвежьим аппетитом поглощал бульон с кусочками курицы, сидя на крохотной кухне, которая была одновременно и прихожей. За хлипкой дверью – уже улица. Макс сидел рядом и весело смотрел как Том дует на ложку. На улице послышались пьяные голоса: «Tokio Bordel сдохли!! У-у-у-у-! Гы-гы! Ы-ы-ы-ы! (Звук падающей блевотины)». Макс был абсолютно спокоен, и Том даже не испугался. Как будто вместо ДСП и замка от честных людей – сейфовая дверь.
- М-м-мы … давно … тут? – спросил Том, не переставая вылавливать рублёные кубики курятины.
- Уже восьмой день.
- Да… Ты не знаешь, как там наши … родные?
- Держатся… Полиция официально отказывается признать вас умершими, только пропавшими без вести, хотели даже национальный траур объявить, но министры внутренних дел и юстиции упёрлись. Говорят: незаконно, пока нет заключения полиции или решения суда… Я немного наследил… И скоро на Финка выйдут, я уверен. Он столько крови и плазмы сюда перетаскал! Но он не знает, где мы. Я ему всегда мешок на голову надеваю. И ещё он ваш фанат.
- Да? – Изумился Том, и аж подавился. – А по нему не скажешь. Костолом какой-то. Садист натуральный. Я чуть по-настоящему не сдох, пока он меня перевязывал… - Тут Том задумался, помолчал, а потом тихо спросил. – А ты? Ты – фанат?
- Нет, братишка, - Макс сказал «Teerjacke» – «солёная куртка», потому что у Тома глаза вот-вот снова грозили оказаться на мокром месте. - Я теперь ваш старший брат… НАВСЕГДА. А старшие братья не фанатеют. Они командуют.
- Это не про меня и Билла. Я же фанат. Билла … Ну ты, понял… конечно.
- 10 минут – ничто по сравнению с бесконечностью… А тебя надо помыть!
- Это повод? – Том облизнул пирсинг.
- Нет, это не повод. Нам не нужны поводы, - и Макс поцеловал Тома прямо в измазанные губы, подхватил на руки, ведь он был ещё слаб и его шатало, и потащил как пушинку в столь же крохотную ванную, как и вся его квартирка.

Макс мыл Тома очень тщательно. Старался не намочить бинты. Провёл пальцем по груди – скрипит, значит чисто. Том совершенно не стеснялся. Он сидел в тесной ванне смирно, как малыш. Макс тщательно вымыл Тома ТАМ и ТАМ, словно полжизни только этим и занимался. Ополоснул. Насухо вытер большим полотенцем. Только дреды будут сохнуть дня два.
Том стоял голый перед мужчиной, которого видел чистого времени не больше получаса, но которого он уже любил, и знал, что это взаимно и навсегда. Поэтому он не стеснялся, но и не кокетничал ни в малейшей степени. Зачем? Он же знает, что Макс его хочет.
- Ты ещё слишком слаб, Том, - Макс замотал головой. В его глазах Том прочёл мольбу «Не сейчас, малыш. Я боюсь за тебя. Я сделаю тебе больно. Я потерплю. Давай потом».
Но Том был непреклонен. Он смотрел на Макса с отчаянной решимостью: «Я не слабак. Это я потерплю. Ну! Давай!». И он вышел из ванны, встал на колени и потянул хлопок «треников» вниз …
…умные-преумные учёные придумали приборы, измеряющие силу оргазма, но никак не могут понять, почему (и зачем?) юноша способен получить гораздо большее наслаждение с мужчиной, чем женщина? Почему мудрая природа наделила мужской род простатой и расположила её в опасной близости от ректума? И почему мудрая природа позаботилась о том, чтобы размеры мужского поршня и ректума юноши подозрительно совпадали? Наверное, для того, чтобы у каждого парня был шанс испытать это неземное наслаждение с мужчиной или сверстником…
…но на эти обстоятельства и Тому, и Максу сейчас было глубоко … до этого самого места. Том втянул живот. Макс держал его на руках, как пушинку, что ему эти 55 килограммов измученной мальчишеской плоти? А Том сцепив ладони в замок на затылке Макса, неотрывно смотрел ему прямо в глаза и молил взглядом: «Только … не … останавливайся … Макс … не … жалей…. меня…» Сколько же ещё? Он не обращал внимания на боль в руках, не боялся, что разойдутся швы, он боялся только, что Макс вдруг остановится.
Макс брал Тома не украдкой, как вор-педофил, что незаметно поглаживает ребёнка в переполненном автобусе, с отсутствующим видом или делая вид, что спит, а с абсолютной уверенностью в праве своём. Пусть заткнётся это тупое, жалкое человечество, распродавшее самое себя, пусть эти уродские людишки закроют глаза и заткнут уши, они недостойны лицезреть эту священную страсть!
Что такое угрызения совести, Максу было неведомо в принципе. Его совесть всегда была чиста, он не засорял её предрассудками глупой и всегда жестокой толпы. Он придавил ладонью напряжённый животик Тома, чтобы плотнее прижать простату к своему поршню ТАМ, и весь отдавался инстинкту самца, он чувствовал каждой клеткой своего громадного тела ЧТО нужно делать, чтобы Тому было хорошо.
Том закусил губу до крови. «Сколько … ещё? Ну? Время исчезло и не движется… Когда это кончится? Только не останавливайся, Макс… Нельзя себя жалеть…» И Том помогал Максу двигаться, резко насаживаясь на его поршень своей задницей, он был уже скользкий от пота…
Но вот вдруг разум померк, солнце погасло, и наслаждение как лавина поглотило Тома. Словно током его пробило от макушки до кончиков пальцев. Спазмы всех пустот в организме. Дыхалка на нуле. И бездонно синие глаза Макса… «Заебись…» - выдохнул Том, и просто потерял сознание…
Макс отнёс Тома на диван и уложил рядом с Биллом. Поправил бинты. Том бредил. Он повторял имена брата и ребят, а теперь и его имя. Том повернулся на бок, инстинктивно зажал перебинтованные руки между бёдер, чтобы не болтались, и словно великую тайну, прошептал в бреду Биллу на ухо: «Ма-а-а-а-кс…»
Часть 3

Продюсеры проявили чудеса изворотливости, чтобы отвести от себя обвинения в доведении до самоубийства. «Да ещё с отягчающими обстоятельствами – несовершеннолетних! Только Георгу уже 21!» - думал про себя Йост. Из перформанса суицида решили выжать по максимуму.
Если год назад пресса мусолила «Schwul? Oder nicht?», то теперь ставки возросли многократно: «TOT ODER LEBEND?». На Финка вышли быстро. Папарацци примчались к его клинике вместе с полицией, и засняли как Клаус Финк, отец трёх детей, примерный бюргер, бросился с крыши собственной больницы. «Не бойся. Ты должен. – Знаю. Я не боюсь». След потерялся. Единственно в чём были абсолютно уверены следователи, что Финк - именно тот врач, который оказывал квалифицированную помощь ребятам.
Живы они или нет - оставалось непонятным, учитывая то количество крови, плазмы и прочего, которое он вынес из клиники, и то, в каких, очевидно, условиях ему пришлось их зашивать. «У ребят очевидно была очень большая кровопотеря. – Как вы можете объяснить поступок Финка? Чего он боялся? Почему он покончил с собой? – Без комментариев».
Йост и банда быстро натаскали нужных гламурных девиц на роль временных подружек. «Да, мы были девочками Билла (Тома, Георга, Густава). Это из-за нас они погибли. Мы их страшно ревновали, ведь они всегда на гастролях, а там так много соблазнов, столько девушек готовы были переспать с ними! Мы не понимали насколько они ранимы… Мы закатывали им истерики и требовали сумасшедших подарков… Мы себе этого никогда не простим. А-а-а-а-а-а!... Ну, как?» - «Не переигрывай. Нужно немного цинизма. Отстранённости. Тогда поверят. Запомни, ты – кающаяся стерва. У тебя совести нет и не будет. А это – так, временное… Не переигрывай».
- А что, если они найдутся? – Не будь наивным, Питер. Парни не вернуться никогда. Да уже и невозможно их вернуть. Они всё равно уже трупы… для бизнеса.
Продюсеры не уставали каяться сами, рыдая в камеру, кляли себя за ненаблюдательность и чёрствость. «Мы не считали себя вправе вмешиваться в личную жизнь ребят, а им, оказывается, так необходима была помощь!»
Рутина заела. Они же всегда были такие жизнерадостные! Кто бы мог подумать! Это ужасно! Это просто не укладывается в голове! Какая трагедия! Мы верим, что они всё-таки живы, и где-то прячутся. Что с ними? Мы хотим знать также, как и вы! Чтобы попросить прощения…
- Что у нас в загашнике? – Йост пролистывал файлы студийного компьютера. – Всё, что можно довести до ума, доводите. Сильно не старайтесь. Мало времени. Акцентируйте на голосе. Сейчас купят всё.
Быстро вышел четвёртый альбом, который состоял в основном из песен, которые продюсеры забраковали ранее. Поэтому он получился очень «непричёсанным», бунтарским, но, как всегда у Билла, этот бунт был не бурей в стакане воды, а БУНТ ПРОТИВ ВСЕЙ ВСЕЛЕННОЙ.

АБСОЛЮТНЫЙ БУНТ ЛЮБВИ ПРОТИВ ЗЛОБЫ.

***
Том проснулся только утром. Откуда-то у него появились силы. Его уже не шатало. Экзальтированное состояние прошло. Вместо него пришла спокойная уверенность.
Макс вполне профессионально ухаживал за Густавом.
- Помогай, - и Том поддерживал запястья. Сцепив зубы он наблюдал как Макс выдёргивает нити швов. Всё почти зажило. От боли Густав наконец-то очнулся… Ничего объяснять не пришлось. Густав – самый умный среди них. И самый чуткий. Он обвёл измученными глазами комнату, с немым удивлением разглядывал Макса и в глазах Тома прочитал ВСЁ. И улыбнулся своей улыбкой грустного клоуна. Ну, раз Тому с ним хорошо, так что же?! Том сильно боялся, что Густав не так поймёт. Но теперь у него отлегло от сердца. Какой же Густав славный!
Абсолютное спокойствие и уверенность, полная доброты невозмутимость, которые излучал Макс, и которые отражались в глазах и в лице Тома, полностью его умиротворили. Том его покормил с ложечки как маленького, поел сам, и они забылись уже не небытием как все эти дни, а просто уснули рядом, тесно прижавшись.
…К полудню очнулся Георг. Причём совершенно самостоятельно. Он сел на диване и неудачно толкнул капельницу. Макс успел её поймать, как был с карандашом в зубах. Потом безо всяких сантиментов подхватил Георга и потащил его в ванную. Всё-таки гигиена превыше всего.
В ванной Георг пытался что-то спрашивать, но каждый раз его мычание в начале фразы Макс упреждал порцией короткой информации:
- Нашёл случайно. Увидел с автобана. Успел добежать.
- Родные держатся.
- Нас ищут. Никуда не выходить. ВАС НИКТО НИКОГДА НЕ НАЙДЁТ.
- Преподаватель. Макс.
- Деньги есть. Это не проблема.
- Я вас спрячу в своём доме. Сможете нормально жить и писать музыку.
- Там сейчас монтируют студию. Тебе она понравится…
- Том и Густав в порядке. Спят. С Биллом проблемы. Плохо заживает. И сильный шок.
- Что, а если? У вас всегда есть путь к отступлению. Не так ли? Но на самом деле НЕТ У ВАС ВЫБОРА, братишка. Встать можешь?
Макс излучал не только доброту, но и необъяснимую властность.
Георг вздохнул. Он почти не соображал. Потом отстоится. Они вырвались из своей золотой клетки, а это сейчас главное. Но теперь главное, чтобы выжил Билл. Иначе – всё бесполезно, и вены придётся резать снова, а ещё лучше пояс шахида. Никакой Макс не спасёт…
В комнате по взгляду Макса на Тома он догадался обо всём. «Не такой уж я тугодум, - удивился он сам себе. – Ну, в Тома грех не влюбиться. Но Том его тоже … любит??? Логично и невероятно…»
…Георг просидел молча рядом с Биллом три часа. Помогал Максу ухаживать за ним. Выслушал инструкции.
Макс ушёл по делам…
Георг неотрывно смотрел на Билла, слушал прерывное дыхание Тома и Густава. Мысли медленно ворочались в голове, как жернова старой мельницы.
А чувства были обострены до предела. Билл вот уже больше недели на грани жизни и смерти. В чём душа держится? Was hält ihn nur am Leben?
Билл был и красив, и ужасен одновременно. На его лице и теле словно отразилась борьба Жизни и Смерти за его душу. Глаза глубоко запали. Мертвеннобледная кожа из-за кровопотери. Едва слышное дыхание. И временами бред. Макс и Георг смогли его покормить, как только он вроде как очнулся, но это было обманчивое состояние. Шок. Только рефлексы. Разум Билла был ещё глубоко в преисподней.
И Билл словно НЕ ХОТЕЛ ВОЗВРАЩАТЬСЯ…

POV’s Bill
Умирать не страшно. Страшно болтаться между двумя мирами. Особенно, когда у тебя есть брат-близнец, и ваши души перетекают друг в друга. Я умер сильнее, чем Том, глубже погрузился в бездну, и моя душа почти полностью слилась с его, оставшись при этом свободной. Я видел из тьмы, как Макс быстро стягивал нам руки, как он сразу с двумя бежал… Нет! летел … да … он … летел к машине на руках со мной и Томом. Потом вернулся за Георгом и Густавом…
…И я видел прямо из глаз Тома то, что было между ними. Любовь Тома к Максу, такая безрассудная, просто обжигала и пропитывала меня. И я, почти мёртвый, способный видеть своё тело со стороны и нырять в бездну ада, уже сам ЛЮБЛЮ.
Но почему я слышу миллионы голосов, которые его проклинают? Я пытаюсь вслушаться, но не слышу слов. Это точно про него. Я знаю! Но какое им дело до него? Что им надо от нас? Почему я слышу и льстивые голоса? Сладко-приторные: «М-а-а-а-кс!» Я уже слышу и дикий ор, в котором смешаны страх и восхищение перед ним, но почему нигде, нигде нет ЛЮБВИ?
А как же можно его не полюбить? Он – вся доброта этого мира! Моя грешная душа тонет в его доброте и я обретаю невыразимое блаженство спокойствия! Том прав. Он никогда нас не продаст и мы всегда, уже всегда будем вместе… проносятся миллионы лиц, которые я видел. И я точно помню, я уже смотрел Максу прямо в глаза. Где и когда – неважно, но смотрел. А теперь опять, только глазами Тома. «Не останавливайся … Макс … не … жалей.. нас … не … надо … нас …. жалеть…»
Из кромешной темноты я слышу голос Макса. «Мы тебя ждём. Возвращайся! Ты нам нужен» - «Я иду… иду… я иду… но мне надо знать… я хочу знать… я должен узнать…»

***
Билл очнулся утром. Георг поправлял сбившиеся в судорогах бреда бинты, все пытались его держать. Но сила, с которой Билла трясло, была слишком велика даже для троих. Густав высказал предположение, что у Билла заражение крови, и поэтому поднялась температура и его лихорадит. Но дело было не в сепсисе. Внезапно приступ кончился, и Билл открыл глаза.
Он едва дышал, по лицу катились тяжёлые капли пота.
- Где … Макс?
- Ушёл. У него лекции в университете, - Георг был ошарашен.
- Где мы?
- Где-то в окрестностях Берлина, - Густав всё ещё крепко держал его руку, чтобы, не дай Бог, он снова не распорол свои швы.
- Не волнуйся, нас никогда не найдут, - Том вцепился в другую руку, зажав для надёжности между колен.
- Я ЗНАЮ, - вздохнул Билл. – Не найдут… Даже, если очень сильно попытаются…

***
Ребята потихоньку оживали. Шок, физические и душевные муки, гигантская накопленная усталость медленно, но верно исцелялись сном и вкусной и нездоровой пищей, и здоровым озорным открытым мальчишеским сексом. Ребятам приносили какую-то непосредственную детскую радость простые заботы по уборке квартирки Макса, готовке еды и стирке. Он сам почти не бывал дома, рано уходил, поздно приходил: начался семестр, и нужно было успеть сдать в набор сразу несколько статей.
Известие, что ради них Финк покончил с собой, потрясло всех. Даже из уважения к его жертве, они стали сильнее цепляться за жизнь.
Все облюбовали небольшой, но тщательно укомплектованный тренажёрный комплекс в коридорчике. Георг с изумлением наблюдал, как их «старший брат» играючи разминает бицепсы сотней килограммов. «Это невероятно! Этого не может быть!» - «Я начал очень рано» - «И без стероидов?» - «Чистый адреналин и ничего кроме».
Телевизор и радио не включали совсем. Это было решено молча и единодушно. Тоже самое и с превосходным музыкальным центром. Никто не соблазнился даже на громадную фонотеку мп3 в тысячи дисков. Когда с улицы доносилась ИХ музыка – передёргивало.
Но были и проблемы.
Отношения ребят с Максом были очень тёплые и простые. Кроме Билла. С ним творилось что-то неладное, но в душу к нему никто не лез. Надо будет, сам раскроется. Билл, то смеялся как мальчик, стащивший под носом у матери из холодильника мороженое, глядя, как Макс треплет по макушкам ребят за завтраком, то вдруг полностью замыкался. Во взгляде Билла ясно читалась смесь ЛЮБВИ и УЖАСА, он закрывал лицо ладонями и сидел так часами.
Наконец, Том не выдержал и приступил к допросу:
- Так, братан, давай прекращай это всё. Нам надо как-то дальше жить. А жить мы можем только, если ты живой, да ещё чтоб ты мог … сам знаешь, что делать… Я уже отошёл, у меня пальцы медиатор просят. Густав уже по банкам стучит. А то нам хреново на тебя такого смотреть. Ну ты эгоист, и тебе нас не жалко, ладно… Ну, колись, что с тобой, тебе легче станет… Ты боишься, что нас запалят?
- НЕТ! НАС НЕ НАЙДУТ НИКОГДА! И НИКТО!
- Это с тобой … из-за Макса?
- Да.
- Ты … ну… ты… это… ты ревнуешь меня к нему?
- НЕТ!
- Ты… ты… ТЫ ЕГО ЛЮБИШЬ?
- ДА!
- Ну и классно! Он же тебя тоже! Если ты не слепой! Мы же не слепые!
- Я ЗНАЮ, ЧТО ОН МЕНЯ ТОЖЕ ЛЮБИТ!
Том был вконец ошарашен.
- Ну так чего ты себя и нас мучаешь? Попроси, чтоб он тебя оттрахал как следует, и тебе полегчает!
Билл оторвал ладони от лица, и посмотрел на брата.
- Том, прости меня за всё. Я тебя так часто оскорблял, что ты до сих пор играешь в конспирацию. Я люблю тебя, братишка. Но я сам не знаю, что со мной, что я чувствую и чего я боюсь…

***
Вечером этого же дня Макс привёз для них сказочный подарок: полный комплект новейшей японской техники – электронную ударную установку для Густава с искусной имитацией всех естественных шумов, прекрасные гитары и всю «начинку». Всё по-японски компактно, стильно, удобно.
- Вау! – присвистнул Георг. – Макс! Да откуда у тебя такие деньги! Это ж прототип! Это стоит целое состояние!
- У меня есть деньги. Это не проблема.
На чердачке сделали импровизированную временную студию, пока не закончатся работы в поместье Макса. Конечно, со стороны всё выглядело весьма смешно: в полной тишине Густав в наушниках глухо стучит по каким-то подушкам, Том и Георг в наушниках же наяривают по струнам, издающим противные звуки, а Билл как рыба беззвучно открывает рот, сидя в стеклянном звуконепроницаемом ящике. Макс от такого зрелища хохотал до слёз, а Билл строил ему рожи.
Зато ребята потихоньку отходили. Они исполняли только чужие, но любимые песни. Не слишком заботясь об исполнительском уровне, просто для собственного удовольствия, дурачились и импровизировали…
И страшная правда открылась именно благодаря этой чудо-технике.
ОЧЕНЬ СТРАШНАЯ ПРАВДА… Слишком страшная, чтобы в неё поверить. А поверив и приняв, ещё и остаться ЖИВЫМ…

Часть 4
Накануне они всё же решились посмотреть новости. Прошёл уже месяц с их ухода из шоу-бизнеса. Но все новости мира начинались с хроники поисков группы Tokio Hotel. Ребята с грустью ухмылялись. Звёздная болезнь – это действительно не про них. Дико ржали над откровениями «подружек».
- О! Ох! Билл! Ты с ней спал?! Признавайся! Братишка! Ну у тебя и вкус!
- Да вы послушайте как она убедительно врёт! – призывал Георг.
- Мне самую красивую подобрали… стерву… - прошептал Густав.
- Вау! Да это же Сандра! Том ты же трахнул её тогда в фургоне! А Цаки сторожил тебя, пока ты кончишь! – Билл смеялся до слёз. – Ей лучше всех! Ей хотя бы не надо столько врать!
Потом парни молча смотрели повтор теле-расследования о Клаусе Финке. Из его поступка раздули целую теорию: если попытка следователей получить простое разъяснение привела к столь неадекватной реакции, не говорит ли это о том, что ребята удерживаются насильно некоей могущественной тайной организацией, способной до смерти запугать всякого?
А ещё им было приятно, что их «непричёсанный» альбом везде на первых строчках. Продюсерам хватило ума заявить, что вся прибыль пойдёт исключительно на благотворительность.
- Угу. Вся, какую они посчитают нужным показать, - процедил Густав.
Наконец, были объявлены итоги социологического опроса: все фаны единодушно были убеждены в том, что их суицид – не инсценировка, 55% считали, что ребята живы, но находятся в крайне тяжёлом состоянии или в глубоком шоке, 45% были уверены в том, что они мертвы.
Антифанаты разделились примерно в тех же пропорциях, только выдвигая иные гипотезы:
- Они покончили с собой, потому что не могли дальше скрывать, что они педики. И не хотели ждать, что всё выплывет наружу. Только всё это напрасно, мы всё равно уверены, что они промеждупопили!!!!
- Это просто такой пиар! Они живы! И скоро снова объявятся, а их фанаты окончательно зальют земной шар слезами, вот увидите! Всё это – балаган! Противно! Неужели вы верите в отчёты полиции! Да продюсеры столько бабла на них сделали, что могут купить всю полицию!
Представитель полиции ещё раз заявил, что у них нет неопровержимых фактов ни смерти, ни жизни. Есть только косвенные свидетельства. Абсолютно доказанным можно считать лишь то, что акт коллективного суицида имел место быть (показали штольню и 4-х местный окровавленный спальный мешок; у всех снова перехватило дыхание), что он не является искусной инсценировкой, и что им была оказана медицинская помощь.
Далее старенький и явно очень умный следователь разъяснил, что скорее всего, по крайней мере три недели назад они были живы, т.к. согласно опросам продавцов ночных супермаркетов некий мужчина покупал сразу четыре комплекта дешёвой юношеской одежды – от носков до алясок. Но по описаниям это был явно не Макс. Ребята вопросительно посмотрели на него.
- Я попросил купить одного турка. И он сейчас в Турции, - Макс смеялся.
Корреспондент: Их можно найти? Если они живы?
Следователь: Я уверен, что пройди они мимо вас в толпе, вы их не заметите. Не забывайте, что они простые ребята. Даже минимальной маскировки вполне достаточно, чтобы они годами могли скрываться, опираясь на чью-то помощь. Трудно искать иголку в стоге сена и чёрную кошку в чёрной комнате…
- … ОСОБЕННО, ЕСЛИ ЕЁ ТАМ НЕТ, - задумчиво закончил Макс. – Парни, спокойной ночи. У меня завтра выступление на симпозиуме. Надо выспаться.

***
Билл проснулся ночью от того, что Том запросто двинул ему коленкой в самое интересное у юноши место.
- Ай-я-я-я! – Чтобы Билл никого не разбудил, Том не придумал ничего лучше, как впиться брату поцелуем в губы. Он только что осторожно пытался выпутаться из сложного переплетения рук и ног. Они вчетвером сплелись и вырубились в таком клубке страсти, что это было весьма сложной задачей.
- Ты куда? – прошептал отдышавшись Билл, и поняв сразу поник. – К Максу…
- Да.
Билл схватил было Тома за дреды, но безвольно отпустил руку. – Иди… Geh…
Том поднялся с дивана. В лунном свете через окно его длинное худое стройное тело было прекрасно как никогда. Засохшая сперма на животе играла бликами. Том выскользнул из комнаты в коридор, где на крепком раскладном кресле теперь спал Макс, и плотно закрыл за собой дверь.
Билл изо всех сил прислушивался, но ни малейшего звука… Что-то подсказывало ему, что вот так просто лежать и ждать нельзя. Нужно идти.
Билл вздохнул и также, как брат, осторожно выпутался из объятий. Так же голый он теперь стоит у хлипкой двери. Но теперь эта дверь было словно врата в преисподнюю… Билл тихонько её толкнул и переступил порог…
В лунном свете - обнажённые тела могучего Макса и худенького Тома. Совершенны. Безупречны. Их страсть – чиста и священна. Билл всё это время стоял прислонившись к стене и не мог дышать. Как прекрасно то, что он сейчас видит. Как невыразимо божественен Том в этих муках сладострастия, прижимая голову Макса к своему паху. Вся нежность мира в их руках… Вся любовь мира сейчас здесь – в этом коридорчике… И Билл чувствовал, как ЛЮБОВЬ бесконечно много раз пронзает и его. И к Тому, и к Максу.
Билл простоял не шелохнувшись до самого конца… Конечно, они знали, что он здесь, но разве он может помешать? Если НИКТО не может им помешать! Макс укрыл Тома пледом и встал. Мокрый от пота. Горячий как солнце. Между ним и Максом был всего лишь шаг…
Билл не шелохнулся, хотя больше всего на свете ему хотелось только одного – прижаться к этой горе мускулов, где спрятано так много ЛЮБВИ. На всех хватит. Не то, что на них двоих, четверых, НА ВЕСЬ МИР!
Этот шаг сделал Макс. Он прижал к себе Билла – холодного как льдинку, замёрзшего в этом коридоре, но совершенно ничего не чувствовавшего. И поцеловал.
Муки христовы – вот что чувствовал Билл в это время. Он то страстно откликался на лобзания Макса, то пытался вырваться, но тут же безвольно повисал на его могучих плечах, принимая его объятия. То прижимался к его поршню, то обжигался о его плоть. И снова всё повторялось. Опять и опять. Он снова слышал голоса из преисподней, как тогда, пока был ни там, ни тут. Снова миллионы (или миллиарды?) голосов кляли Макса, призывали его, страшились и заискивали. А он вот здесь, то целовал его юное лицо, никак не вяжущееся с возрастом, сединой и телосложением, то в необъяснимом и абсолютном страхе пытался вырваться. Разум Билла был на грани сумасшествия.
- Ты… ты… ты же… Макс… Я ЗНАЮ, КТО ТЫ!

ТЫ – САТАНА!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

Глаза Билла загорелись диким огнём от этого очевидного открытия. Да! Сам ДЬЯВОЛ играет ими! Том, его Том, его любимый братишка, единственный Том влюблён в Сатану! О, Боже! Вот почему ТАМ он ни разу не слышал ни одного крика Любви! …Но почему же в НЁМ СТОЛЬКО ДОБРОТЫ? … От этих противоречий хотелось умереть. Макс молчал и только покрывал лицо и тело Билла поцелуями, сжимал его измученное тело в своих объятьях. Он понимал, что сейчас не скажи, Билл всё поймёт не так. Просто люби, и всё уладится…
Билл вдруг замер. Он посмотрел Максу прямо в глаза.
- Я тебя не боюсь. Я люблю тебя. Я СИЛЬНЕЕ ТЕБЯ.
И Билл ВЛАСТНО впился Максу в губы. Взасос. Сплетая языки и души в тугой узелок.
Он повис на Максе, обхватывая его поясницу своими длинными крепкими ногами, подставляя свою дырочку под поршень. Макс легко держал Билла на весу. И теперь было совершенно непонятно: кто кого? То ли это Макс берёт Билла своим нехилым поршнем, то ли это Билл насилует Макса своей дырочкой? Здесь, в этом коридорчике, под потоками лунного света, и случилось ПРЕОБРАЖЕНИЕ.
Нет, больше вы не увидите ПАДШЕГО АНГЕЛА!!!
Но ТЁМНОГО АНГЕЛА В ПРАВЕ СВОЁМ!!!
Вскоре, через несколько недель, из недр сети, как подводная лодка из холода глубин, вырвется новый Билл! И миллионами видеофайлов и мп3 поработит эту грешную Землю.
Поработит так, что всё, что было до этого, окажется лишь прелюдией ЭРЫ TOKIO HOTEL! НА ТЫСЯЧЕЛЕТИЯ!!!!
Трепещите все, кто не сможет его услышать!
Ибо душа ваша будет искрошена в пыль!
Но больше трепещите те, кто сможет!
Ибо ТЁМНЫЙ АНГЕЛ будет рвать злобу из ваших грешных душ как битое стекло из плоти. А это о-о-о-о-о-чень больно! И вы будете проклинать тот день, когда впустили Билла в своё сердце!
И новый голос Билла в обрамлении стального гитарного шторма ворвётся в людские души, и невозможно будет его ни убить, ни оклеветать: да и как? Если даже и понять нельзя: то ли живы они, то ли нет? И они ли это?
И умный Дэвид Йост будет не в силах ни слушать, ни выключить бесплатные файлы из сети, а только скулить, закрывшись в офисе, как волк, в углу, КРЕСТОМ укрыв голову руками…
Не ждите больше слёз от Билла. Нет у него их больше. Все выплакал.
Не ждите больше доброты в его глазах. Нет её там уже больше.
Не ищите ненависти во взгляде его. Кого ему ненавидеть? Вас????? Много чести.
Не вырвет он больше своё сердечко для вас, и не выжмет перед всеми его на ладошке, окропляя мир своей кровью, ибо нет у него больше сердца!
Придёт, скоро придёт БИЛЛ КАРАЮЩИЙ В ПРАВЕ СВОЁМ!!!

… Макс накрыл Билла своим телом, уложив рядом с Томом на кресло.
«Мальчишки, совсем ещё мальчишки!» Билл бредил, шептал бессвязно. Ресницы дрожали. Его то знобило, то бросало в жар. «Отойдёт. Ничего. Он – базальт. Двужильный. Оклемается»…

***
Билл проснулся утром следующего дня от того, что рядом не было Тома. Он его обнимал в своём бредовом сне, уткнувшись в его дреды и дыша в затылок, как в своё спасение. Билл сел на раскладном кресле, укутанный в громадное лоскутное одеяло: Макс уже уходил, выглядел безукоризненно, Том закрывал за ним дверь, стоя в прихожей-кухне босиком и в одних трениках. Он встал на цыпочки и они коротко поцеловались. Было видно, что Том счастлив. Просто и бесхитростно счастлив.
Биллу стало стыдно за его слова ночью. «Неврастеник! Псих! Я – просто свихнувшийся на мистике псих!» Конечно, их спасение – невероятно, но в жизни бывает и не такое. «А Макс даже мне ничего не возразил! Чего с придурком говорить? Всё что ни скажи – воспримет по-своему!» Что дальше? Что будет дальше? «Живи секундой! Что тут от тебя зависит! Даже сдохнуть не получилось! Значит, так и должно быть! А я … «Сатана!», «Сатана!». Точно псих!» От чувства стыда было аж трудно дышать. «Он собой рискует. Все свои деньги, наверное, потратил на мини-студию, а я … Урод!»
- Братишка! Ты чего это опять? – Том сидел рядом и отрывал руки Билла от лица.
- Я урод, Том, - Билл не плакал. Он констатировал. – Я псих! Просто псих! Я, скорее всего, сошёл с ума. Ты, это, приглядывай за мной, ладно? Если что - разрешаю связать. Я … это … ну, мы с Максом … ночью …
- Трахались!!! – Том, конечно, всё знал, и сейчас аж катался по креслу-кровати в счастливом хохоте. Его всегда забавляла эта щепетильность брата в перепихонских делах, его глупые угрызения совести.
- Да! То есть, нет! ну, это не главное! Я его, короче … обозвал…
Том засмеялся ещё сильнее.
- Да вспомни, сколько раз и КАК ты меня обзывал, причём на людях! Чего же ещё можно от тебя ожидать!!! Удивил!!! – и немного, успокоившись. – Билл! У тебя просто такая плохая привычка! Обзывать любимых людей, которые для тебя всё, абсолютно всё. Но мы не обижаемся. Никто. Просто у тебя душевная конструкция тоньше, и её клинит! клинит! клинит! клинит! клинит! Билла клинит! Я – Билл! Меня клинит! – Том так смешно кривлялся, что и Биллу стало смешно, хотя и грустно. Он схватил Тома за дреды и притянул его губы к своим. Какое счастье! Здесь, на крошечной жилой площади такая концентрация любви!
Так целующимися их и застал Георг. Он в крайне сонном состоянии направлялся в то самое место, деньги от эксплуатации которого, как известно, не пахнут, и умудрился споткнуться несколько раз и о штанги, и о косяки, и, наконец, потирая ушибленное колено, сел на скамью, где они с удовольствием выжимали на грудь. Прямо напротив.
- И как вам не надоедает? Как кролики!
- Что?
- Это.
- Нам? Это? Что? – близнецы прямо на глазах у Георга, желая посильнее его распалить, застебать, откровенно ласкали друг дружку, и чаша терпения Георга лопнула, когда Том с невыразимым сладострастием укусил Биллу ниппель, перекатывая нежный кончик зубами.
- Черти! – Георг вскочил и снова стукнулся спросонья о штангу. – Черти!
Найдя, таки, то, куда шёл, он скрылся в недрах ванной комнаты под гомерический хохот Билла и Тома…

***
После завтрака и тренировки, которая приносила всегда огромное наслаждение от ощущения разогретых мышц, и напоминала им, что они ЖИВЫЕ, отправились на чердачок в свою мини-студию.
И самозабвенно предались мукам творчества. Билл был в ударе. Уже неделю они обыгрывали три новых песни, пробуя и так, и эдак, не в силах подчас остановиться, чтобы перекусить. Тем более, что на завтра назначен отъезд за город в поместье Макса.
И тут выяснилось, что хотя начинка японская, пилот, всё-таки, китайский.
Как говорится, на самом интересном месте.
- В сотне шагов супермаркет! Погода – метель! Кто пойдёт? – Том показал пальцем на Георга. Густав встал в проёме дверей. – Вы, что, придурки!? Не можете потерпеть! Придёт Макс, и будет вам пилот!
Билл посмотрел в окно. Да, метель. А Георг самый невзрачный и обыкновенный из них троих. Густав же не пойдёт, перестраховщик. Да и не век же им прятаться.
Георга замаскировали на славу. Из белокурой бестии превратили в загорелого турка. Он накинул капюшон «аляски» и вышел на улицу. Билл и Том наблюдали за ним в щель двери. Холодно. Они накинули «аляски». До супермаркета – шагов 100-150. Всё прошло гладко. Кассирша болтала с подружкой, и так увлеклась, что чуть не забыла взять деньги. Георгу пришлось самому провести штрих-кодом по сканеру. Он вышел на улицу и почти бегом бросился назад. Когда он заметил вынырнувший из метели автобус, было уже слишком поздно…
- Георг! – В разрыве метели они видели всё. Георг лежал на дороге ничком. И они побежали к нему. Билл нёсся эти сто метров, капюшон «аляски» сорвало ветром, а из-за угла вышло два десятка скинхэдов, и на их куртках красовалась надпись: «Наконец-то они сдохли!». Ещё секунда… и Билл врезался в плотную толпу…

***
Том поскользнулся. Он увидел только, как силуэт Билла, сильно обогнавшего его, скрылся среди толпы анти. И от удара затылком о ледяной тротуар он на какое-то время, может на секунду, может на минуту, потерял сознание. Открыв глаза, он увидел, что к нему приближается девушка, но в метели она просто не замечает его, лежащего на заснеженном тротуаре. Ещё шаг, и она о него споткнётся, а он даже не может пошевелиться…
И всё, что оставалось делать Тому, так это увидеть, как девичья ножка в чёрном сапоге на шпильке … пронзает его грудь так, словно он … голограмма. Ни боли, ничего… Перед ним мелькнуло то, что у девушки было под плотной юбкой… А она уже шла дальше. А ещё через секунду сквозь него прошла толпа анти. Точно также. Как сквозь голограмму.
Том, шатаясь, поднялся. Ринулся к Биллу. Тот стоял, и пустыми глазами смотрел на то, как сквозь встающего с дороги Георга проносится очередной автомобиль…
Густав нашёл их сидящими на лавочке автобусной остановки. Ветер рвал волосы и задувал под «аляски». Все трое молчали.
- Айда домой, парни! А то простудитесь!
- Мёртвые не простужаются, - вздохнул Том.
- Это для них мы мёртвые. А для меня вы живые! Пошли!
Билл посмотрел пустыми страшными глазами на Густава.
- Густи! Ты всё знал! С самого начала! Когда догадался? Почему не сказал нам?
Густав сел рядом на лавку и улыбнулся своей редкой, но такой прекрасной улыбкой грустного клоуна.
- Когда? Да сразу, как очнулся. Я же в отличие от вас в школе учился хорошо и теорию вероятности ещё не забыл. А тут передо мной сразу два события, вероятность которых предельно мала. Во-первых, то, что мы выжили. А, во-вторых, то, что Том влюбился в мужика. Из этого логически вытекал только один вывод. Мы умерли. Это раз. И то, что передо мной сам Сатана. Это два. Ибо нет на Земле того мужика, который бы смог встать между нами. Значит, Макс – не мужчина.
- Я его всё равно ЛЮБЛЮ, - выдохнул Том, не стесняясь обжигающих на морозном ветру слёз. – Пусть он хоть трижды Сатана…
- А Макс не похож… - хотя умом Георг понимал, что Густав абсолютно прав.
- Представления людей о Сатане и загробной жизни не совсем верны. Вот и всё. Можно и его самого спросить, если что… Считайте, что у нас новый продюсер и новый этап профессиональной карьеры. Половина людей верит, что мы выжили. А мы на самом деле очень даже не живые…
- Почему ты не сказал сразу? Макса боялся? – снова спросил Билл.
- А чего Макса бояться, Билл? Он же добрый! Это тебя надо бояться! То будишь по утрам, кусая за конец! Чё лыбитесь? Я чуть второй раз не умер!! Тома по привычке мучаешь, обзываешь! Продолжаешь жить на камеру ?…
- Klar… Ясно.., - от стыда Билл снова готов был умереть. Всем было понятно, зачем этот трёхнедельный балаган. Макс хотел, чтобы у них была хоть какая-то видимость нормальной человеческой жизни. Даже такой. В заточении. Но обычной. Чтобы смогли «отойти».


***
Они обернулись на скрип тормозов. В громадный школьный автобус врезался бензовоз, и как в плохом трэшере всё перевернулось, вспыхнуло, а полсотни детей кричали, горя заживо, не в силах выбраться…
… Том, Георг и Густав ринулись спасать, совсем забыв, что у них мало, что получится. А Билл застыв на месте, чувствовал, как его сердце превращается в бездонный колодец, куда стекает вся БОЛЬ этого мира, все страдания захлебнувшегося в собственной злобе человечества, чтобы вырваться наружу совершенным сплетением звукорядов тугих строк. Ни слёз, ни ненависти. Только БОЛЬ.
Он на автомате закурил. А рука с сигаретой дрожала, словно он держит микрофон перед выходом. Холодно. Билл совсем не удивился, когда почувствовал крепкие объятья Макса, оказавшегося сзади. Холод сразу отступил.
- Как прошёл симпозиум? – съязвил Билл. Макс показал ему авторский экземпляр «Трудов» какого-то там университета – «Макс Ван Зинндлер. К проблеме влияния арианской ереси на становление Русского Православия»…
- Я тебя люблю, малыш! – «Самое время для Любви! И кто бы клялся? Дьявол? Никогда не думал, что грешники попадают в ад в объятья Сатаны в буквальном смысле слова!» - Я свободный и богоподобный дух, Билл… - шептал ему Макс на ухо, покусывая мочку. – Я свободен и отказаться от своей свободы. Но только в ЛЮБВИ. С РАВНЫМ СЕБЕ. Как Том, и ты.
- Это ты подстроил? – Билл нервно курил и дёргал коленом, точно, как перед сценой. Он указал на пылающий автобус.
- Нет.
- Тогда почему ты их не спасёшь!!!!
- Зачем? Глупый! Они же дети! Они уже в раю. А, видишь, сколько людских душ спасает их смерть? – вокруг аварии вертелся людской переполох. Люди выбегали из домов, останавливались машины. Густав где-то раздобыл огромный огнетушитель. Георг выломал автобусную дверь. Том выбил ногой окно и уже внутри. Детей, в шоке, даже не плачущих, обожжённых, без сознания, дымящихся, вытаскивали, увозили на машинах, не дожидаясь скорой, сбивали пламя… - Из 55 выживет лишь 14.
- Я ЗНАЮ.
- А сколько миллиардов душ спасла и ещё спасёт ваша смерть!
- Ты подстроил наш успех.
- Тоже нет. Я хотел было подстраховать, тогда в Бразилии, на стадионе Маракана, всё-таки 300 тысяч пришло. Но мне не пришлось даже палец о палец ударить. Вы тогда так зажгли! И Бог тоже не при чём. Он вообще не при чём.
Я ХОЗЯИН ЭТОГО МИРА.
И ЭТО Я ЗАСТАВЛЯЮ ИКОНЫ МИРОТОЧИТЬ!
И вы всегда зажигали!!! Люди исстрадались без искренности. Без любви. Без смысла. А вы, сгорая, давали им надежду. И сгорели. Точнее, вас сожгли…
Глядя на настоящий пожар, Билл вздохнул. – Да, зажгли… Почему я не с ними? Они ещё верят, что живы…
- Завтра все эти люди под присягой подтвердят, что видели как вы помогали спасать… Но как всегда половина им не поверит. Спишут на массовую истерию. У вас нет никакого выбора. Вы живые, раз верите в то, что вы живые. И даже я бессилен.
- А я не помогаю. Я тут в сторонке. – И снова липкий стыд.
- Ты там, где твоё сердце. А здесь – твоя душа. В моих руках. Посмотри вон туда, - Макс жарко шептал ему на ухо, и раскрыв глаза от ужаса Билл воочию увидел самого себя в окне горящего автобуса, всего в чёрных ожогах и волдырях, в дымящейся футболке, с опалёнными волосами. Он, Билл, там сцепив зубы (глаза боятся – руки делают) вытаскивал за шиворот в окно какого-то мальчишку, потом передал какому-то мужику на руки девочку…
- А как же ад, Макс, или как там тебя? Где большая сковородка?
Макс по-доброму смеялся, тиская Билла и раскачиваясь из стороны в сторону. Он прижался щекой к его щеке, точно как старший брат, и прошептал:
- А ты до сих пор не понял, малыш? Это и есть ваш ад. Персональный. Рая вам не положено. ВЫ ЖЕ САМО-УБИЙЦЫ. А муки я вам обеспечу. Точнее, вы сами себя будете мучить. Уже мучаете. Не я наказываю, люди сами себя наказывают. А вы сами себе уготовили то, ради чего себя убивали.
Билл уже понимал, о чём говорит Макс. Эту неделю они реально мучились МУКАМИ ТВОРЧЕСТВА. Переписывали и переигрывали до бесконечности не в силах остановиться и добиться совершенства.
- И самое страшное, Билл, - Макс повернул его лицо к себе и посмотрел прямо в глаза, - в том, что
ЭТО БУДЕТ ПРОДОЛЖАТЬСЯ БЕСКОНЕЧНО!
НУ, ТАК ТЫ ГОТОВ ЗАЖЕЧЬ ПО-НАСТОЯЩЕМУ??!!

ДА. Я ГОТОВ! – ответил Билл, и затушил сигарету тыльной стороной своей ладони…