Эта история произошла, когда мне было лет семь. Тут, видимо, надо начать с рассказа о нашей квартире и дворе. Раньше, до того, как семью уплотнили, отправив деда в лагерь, а половину жилья отдав эвакуированным с Украины переселенцам, мы занимали весь второй этаж дома №50 по ул. Коммунистической. Когда-то это была большая квартира, с окнами высотой в два метра, толстыми, в метр стенами и большими подоконниками. К тому времени, которое застал я, у нас было три комнаты, кухня, три печки, отапливающие квартиру и одна, маленькая – в туалете, которая немного грела и подъезд. С верхней площадки, куда вела входная дверь, спускалась вниз широкая, пологая лестница с перилами. С нижней, дверь вела на крылечко, с парой ступенек на три стороны. Рядом висела небольшая вывеска: Зубной врач. На ночь дверь закрывали на большой, накидной крюк. Дров было мало, и маленькую печку в туалете топили не часто, отчего зимой вода замерзала. Тогда мама, паяльной лампой, стоя на коленях, прогревала трубы. А толстую канализационную трубу отогревали, выливая в раковину ведро горячей воды. Надо сказать, что во всем доме только у нас был водопровод и канализация. Все остальные жители дома, пользовались водоразборной колонкой на углу улицы, и туалетом во дворе. Но и у нас кран был только в прихожей. Отсюда был вход в большую комнату, в проходную, ведущую на кухню, и дверь в туалет. Было в прихожей большое окно во двор, обращенное на южную сторону, отчего она была самой светлой. Все квартирные дороги шли через прихожую.
Дверь на лестничную площадку была тяжелой и толстой, со звонком в середине, который снаружи надо было крутануть, чтоб внутри он зазвенел. На кухне, комнате без окон, была еще одна печка. Отсюда дверь вела в бабушкину комнату, где был большой стенной шкаф, с книгами, оставшимися от деда. На кухне, которую называли – темная комната, тоже был такой шкаф, в котором лет через шесть-семь я соорудил первую свою фотолабораторию. Бабушкина же комната, проходная и соединялась с большой двустворчатой дверью. Открыв все двери, можно было гонять на моем блестящем трехколесном велосипеде по кругу, через все комнаты!
Во дворе, куда можно было попасть только через улицу, обогнув угол дома и пройдя метров сорок, был наш дровяник. С детства это были мои владения. Там я складировал дрова, зимой возил их на санках, привязав веревкой, а когда снега не было, взваливал вязанку на спину и тащил домой, через улицу, за угол, на второй этаж. Думаю, от этих упражнений можно стать не самым слабым в классе и во дворе. Все печки в доме топил я, научившись вовремя закрывать трубу. А это, не так просто с голландками. Кто знаком с этой системой из двух вьюшек, понимает. Кроме меня это делать было просто некому! Жили без отца, дед гнил на зоне, ну а мама, бабушка и младшая сестра - женщины, а тут нужен мужчина. Но вот стать мужчиной, почувствовать свою ответственность, получилось у меня не сразу. Сначала был прокол. И большой.
Итак, поскольку раковина и кран с водой были только в прихожей, то умывались мы именно там. Ни о какой горячей воде из крана никто не слышал. Хорошо, что холодная текла, и не часто замерзала. В другие квартиры ее надо было носить ведрами на коромыслах, а выносить помои во двор, сливать в яму. Однажды утром, промыв глаза я увидел на краю раковины колечко, и понял, что мама забыла его надеть, вымыв руки. И что бы вы сделали на моем месте? Теперь я учу этому других: не ты положил, не ты и возьмешь! Даже на улице! Но тогда… Я положил его в карман. Откуда она помнит, где оставила, да вообще неизвестно чье оно, может быть, гости потеряли? Я нашел, значит – кольцо мое! А на улице во всю светило солнце, было хорошо, была весна и было весело!
Двор наш населен был разношерстной публикой. Дядя Сережа, маленького роста. Вместо одной ноги у него была деревяшка от колена. Но характер живой, подвижный, веселый. Он занимался ловлей птиц в сквере напротив дома. Делал клетки и продавал на рынке. Ловил на подсадку, в клетке с ловушкой, которая захлопывалась, стоило только птичке, прилетевшей не зов подсадной, сесть на жердочку. Или длинной удочкой с петелькой, медленно подводя ее к снегирю, жулану, которые, будто бы ждали, когда их поймают. Дядя Сережа жил в полуподвальной комнате. Туда вела крутая, кирпичная лестница. Я боялся подвала, и был там всего один раз. Зато все крыши и чердаки - мои. Туда вела приставная, деревянная лестница. Именно там, в полутьме чердака хранил Дядя Сережа длинные бамбуковые палки с очень тонкими кончиками, привязав к которым петельку, он ловил жуланов.
На втором этаже, жила семья скорняка. Их мальчишка, на пару лет младше меня носил такую шапку, какая мне и не снилась. Однажды в парке, при катании с горки, ее украли. Я повел его в милицию, написал заявление. Но это не спасло меня от гнева его родителей, и даже, когда шапка была найдена и возвращена, «спасибо» сказано не было. Странные были люди. Ни разу со мной не поздоровались.
В том же подвале, где жил дядя Сережа, обитала многодетная семья. Их мать, тетя Катя, относилась ко мне очень хорошо. Я так понимаю, потому, что моя мама им помогала. Один из пацанов оттуда, был старше меня на пару лет. Хулиган был, но в тихую. Материться меня научил, и как распорядиться колечком тоже. Звали его – Володя. Я не дружил с ним, но побаивался. Он, таки со временем получил свой срок, отсидел а вернулся вовсе блатным, вором. Почему я решил поделиться с ним, рассказал о находке, не помню. Но он сказал, что кольцо можно продать за десять рублей на рынке. Покажет кому. А на вырученные деньги можем купить по маленькому самоходному катеру. Это был хороший план.
Кораблик был действительно прекрасный! Под небольшой, плоский котёл, закладывалась таблетка сухого горючего, которое было в той же коробочке, что и катер. Когда оно разгоралось, и вода начинала кипеть, пар выходил по двум трубкам, расположенным вдоль днища, и толкал лодочку вперед, до тех пор, пока горела таблетка, или не выкипала вода.
Я налил в продолговатый цинковый тазик, в котором обычно стирали мои одежки, воду, и на полу прихожей возникло озеро, по которому мчался вдоль крутых берегов быстроходный катер, поднимая волну. Бабушке катерок тоже понравился и она спросила где я взял его? Врать было противно и тяжело, но не мог же я взять и сказать правду? Соврал, что нашел пять рублей на улице.
Мама пришла с работы, немедленно все поняла, и я признался, сказав: - откуда я знал, чье это кольцо? Рассказал и о том, как продал его. Вариантов возвращения колечка было мало, однако я запомнил, кому продал, и предположил, что вполне возможно, покупатель на том же месте, поскольку торговал какими-то вещами.
В сопровождении милиционера и мамы я таки нашел вчерашнего покупателя, и мужик слегка помявшись, вернул колечко, сказав в оправдание, что взял его только чтоб сохранить, до возвращения владельцу, и рад это сделать, получив обратно десятку.
Колечко благополучно возвратилось домой, а что же будет со мной? Настроение было, хуже некуда. Меня до этого ни разу не били. Наказывали, поставив в угол, не отпускали бегать на улицу. Но теперь я понимал, что такого наказания будет мало. Воровство! Неужели ... Во всяком случае я почувствовал вокруг себя пустоту. Со мной никто не разговаривал, ни в чем не винил, не объяснял что воровать плохо... Видимо приговор был уже вынесен, и оставалось только привести его в исполнение. Но как это будет? А пока я забился под мамину кровать, в самый дальний угол и сердце мое подсказывало: будет нечто ужасное.
Прошло не меньше часа. Позвонили в дверь, кто-то пришел. В прихожей мама разговаривала с мужчиной. Я узнал голос дяди Абраши, нашего хорошего знакомого. Он вернулся с войны, как и дядя Сережа, без ноги. Но тот пристегивал простую деревяшку, опираясь на нее согнутой в колене ногой без отрезаной нижней части, а у дяди Абраши был настоящий протез, и ходил он едва прихрамывая, опираясь на палку. В то время он учился на юриста. На пляже в Анапе, помню как он скакал в море на одной ноге, а вторая кончалась выше того места, где должно быть колено. Он всегда относился ко мне прекрасно. Из семейных преданий помню рассказ о том, как однажды едва не выронил меня, еще запеленутого младенца, когда вез куда-то, стоя на подножке трамвая. Это еще до войны было, когда у него были обе ноги.
- Вылезай, моряк! - это он зовет меня. Я вижу его ноги перед кроватью. Мамы в комнате нет. Никого, кроме него и меня. Слышу голоса мамы и бабушки в прихожей. На душе погано, и страшно. Но я еще не знаю что будет. Вылез. Дядя Абраша не стал долго готовиться и разговоры разговаривать. Просто взял меня, как щенка, положил на кровать и отлупил черным, резиновым шлангом, сложенным вдвое. В доме не нашлось ремня! Было больно, обидно, я был абсолютно беспомощен в попытках вырваться, и получил сполна. Орал в полный голос!
Ну что говорить... Вор должен сидеть в тюрьме. Вор должен быть наказан. Я это понимал. Понимал, что вполне заслужил порку и обиду на дядю Абрашу, хоть и таил всю жизнь, но ... Кто-то должен был это сделать? Судя по всему, больше некому было доверить такое важное дело. Отца-то не было. Роль палача досталась другу семьи. Это было тем более обидно и горько, что мой позор открыт, хоть и близкому, но постороннему человеку.