Настроение сейчас - непонятное

Надо привыкать. Привыкать к тому, что скоро он уедет. Что скоро его не будет рядом. Что он будет в своей Тавде, а я останусь тут. Да, с ним хорошо, здорово, классно, весело - но он не мой. Не мой мужчина. Надо привыкать к мысли, что скоро его не будет рядом. Что он будет где-то далеко.

Но, блин, с каждым дежурством я все больше привязываюсь к нему! Каждый раз. Это чувство защищенности, нужности, понимания... Блин, ну почему так бывает, а? Каждый раз. Каждый раз я жду, что с ним будет весело. И с ним весело. Просто. Понятно. Здорово. С ним не надо напрягаться и строить из себя непонятно кого. Он все понимает. Потому что сам был таким же недавно. А еще потому, что он старше и немного разбирается в этой гребаной жизни.

С каким удовольствием он ест эти несчастные кедровые шишки! Это просто надо видеть. Сколько радости в глазах!

В этот раз я кормила его пловом. Когда он попробовал, то прям накинулся на него. И сказал, что я молодчина. А мне, конечно, было приятно. Разговаривали. Пили чай. Обсуждали все и всех. А потом опять работать...

День анестезиолога, е-мое. Началось с того, что в четверг я сказала нашему ординатору, что пойду на дежурство вместо него. Ну и собралась. В гинекологии медсестры с утра налили коньяку за праздник. Потом мы постояли в операционной. И потом я с превеликим удовольствием сбежала в хирургию. Женя уже был там - и ту же свалил неизвестно куда. Мы с Асей поели, попили чаю - и тут Женя явился. Я ему сказала, чтоб он без меня никуда не ходил. Он, конечно, исчез. Я нашла его в операционной.

И началось. Тромбоз бедренной артерии. Аппендицит. Грыжа. Два непрохода у Калашниковой. Холецистит - который длился три с лишним часа. Ампутация у Калашниковой. И у нас снова аппендицит. Зашли в операционную ближе к пяти часам. Вышли первый раз в полдвенадцатого. Наконец накормила Женю пловом. Попили чаю. Вернулись в операционную. К тому моменту я уже не знала, как мои ноги не отвалились. Ну вот как-то не отвалились. Снова долго стояли на аппендиците. Вывезли эту бабу в палату. Дернули ей трубу. Она не возжелала дышать. Я понеслась за Калашниковой, а Женя собрался эту бабу интубировать. Пришла Калашникова - сделал эуфиллин, прозерин и атропин. Вроде задышала. Потом дали ей подышать атровентом через небулайзер. Пошли спать наконец-то.

Через десять минут слышу - кипеш. Калашникова орет на всю реанимацию - дыши, дыши! Потом - собирай ее! Встаю, потому что думаю, что это наша баба не желает дышать. Смотрю - это другая. Калашникова пошла с ней в операционную на подозрение на внутрибрюшное кровотечение. Не подтвердилось. Мы с Женей спали. А утром выяснилось, что он без меня ходил на лапароскопию. Я была этим очень возмущена. Ну уж не позвал - что сделать. Может, пожалел, может, так не позвал.

Утром пили чай с печеньем. И потом я дала ему шишку. А радости-то сколько! Это же надо так радоваться кедровым шишкам! С выражением полного блаженства щелкать орешки, улыбаться до ушей и подмигивать. Это он умеет.

...Попрощались до вторника. Жду не дождусь.

Блин, что же делать, когда он укатит в свою Тавду, а?!

И ведь есть же такие золотые мужчины. Все понимает. Еду готовит сам. Посуду моет. С чувством юмора. Не курит. Объясняет все предельно просто и понятно.

Но есть и недостаток. Он не мой мужчина. Вот это-то и плохо.

Надо привыкать к мысли, что скоро он уедет. Потому что потом будет плохо. Очень плохо с ним расставаться. Потому что я с каждым разом все больше привязываюсь к нему. Надо срочно привыкать к мысли, что скоро он уедет. Потому что мне все равно придется привыкать без него...