ОН.
Он жил.Стены в книгах и картинах,ковёр,свечи.
Нередко,он подолгу застывал перед зеркалом,не любуясь – созерцая,выискивая.
Ибо самой большой загадкой дня него был он сам.Кто он?Откуда?Зачем?Какова тайна его происхождения и появления на свет?Почему он тут и теперь?
Он бродил по городу,наматывая на подошвы вервие пыльных улиц,паутину туманов,морось дождей...Каменными ущельими,во тьме неоновых реклам,вдоль букетов светофоров и соцветий фонарей,мигания витрин и пропастей высотных зданий...мимо...мимо...
Он заглядывал в глаза ночных незнакомок,с лицами зелёными и серебряными в неверном свете и читал в них пустоту,одиночество и томленье...
"Манекены,-говорил он себе,-манекены сбежали с витрин и бродят по городу.Но почему так много?"
Когда квази-жизнь уже грозила захлестнуть его нейлоновой удавкой,а пустота в нём ширилась полыньей,тогда,одним внезапным неуловимым движением он сворачивал на бульвар Непорочных Душ.
На третьем пролёте слева рос огромный вяз,необхватный,добрый.
Он притрагивался к нему рукой,вдыхал аромат плесени и,обходя его в пол-оборота,вёл пальцами по мягкому мху...
По ту сторону вяза всегда оказывался парк.И всегда – предзакатный.
В парке был пруд,на пруду – утки,на утках – закат.Утки плавали парами – уточка-селезень,уточка-селезень.Зачарованные закатом,они плыпарили по пруду,вглаживая закат в воду,меся её лапками.Настоенный на закате,пруд,и после наступления сумерек,теплился собой,ронял отсверки кармина в глубокую синь.
Отсверки запечатлевались на его сетчатке,и когда он возвращался назад темнеющими аллеями,глаза его,- обычно голубовато-серые,- всполыхивали закатными угольями,как зёрнышками граната.
Так,напоённый закатом,и приходил он домой.Дом гляделся в него очами зеркал,читал отраженья заката и уток,преисполнялся ими и обещал в ответ ужин и вечер.
***
-Что слышно? – спрашивали его знакомые.
-Смотря к чему приложишься ухом,- отшучивался он.
-И к чему же прикладываешься ты?
-К себе самому,как правило.
-И что слышишь?
-Гулкость.
Да,гулкость....
Он слушал музыку и тишину в себе самом,сопоставлял их с другими и внешними,пытаясь постичь различия и вывести закономерности.Результаты,как правило,бывали неоднозначны.
Он пробовал ощущения на вкус,цвета наощупь,предчувствия на слух.
Он созерцал пространства,изыскивая пути в нездешнее-навсегда.Всякий раз он возвращался иным.
Мир представлялся ему цветком дороги,бутоном полей и лучей.Он был простым и цельным в своих множествах,он виделся то тёмно-зелёным,то мягко-оранжевым,а иногда – сиреневым,особенно ближе к безвременью...
Ночами он вживал ночь,писал стихи и снил её.
Во снах она всегда была нужная,нежная,правильная.Молчаливая в меру его молчанья,близкая мерой его близости,ускользающая в меру его нерешительности.
Ждущая.....
И красивая настолько,насколько то позволяло его несовершенство.
Со временем совершенство росло,она становилась всё красивей и....всё неуловимей....
Иногда он подходил к ней нестерпимо близко,но не настолько,что б высновидить её в явь.
"Наверное,я не там её ищу,-думал он,- или не так.В следующий раз попробую поискать вот там,где чуть фиолетовее,где что-то пушистое веет пряным....там,быть может..."
ОНА.
Она не существовала.В несуществовании ей было хорошо,как бывает только в тревожно-радостном предчувствии.
"Кто-то меня снит,я это точно знаю", - успевала она подумать,всякий раз пробуждаясь по ту сторону зеркала.И всегда бывала она чуть другой,в зависимости от угла прикосновенья,степени проницанья,близости полноты....
Но то ли веры,то ли надежды недоставало и,трепеща на грани воплощенья,она возвращалась в не-явь.
"Он просто недостаточно меня любит,- мелькало у неё в потьмах,- он не совсем в меня верит,иначе,он снил бы меня вернее...почему он не ищет меня вот там,там,где сиревеет что-то меховое,что пышит душистым?Ну почему?!"
Он?Почему "он"?Она была в этом уверена.Что-то в ритме самих поисков,в пульсации касаний,в узоре миражей безошибочно говорило ей о том,что это "он",что он ищет её и только её,что только она ему и нужна,а она...она сможет по-настоящему быть только такой,какой высновидит её он.
* *
*
Наступала ещё одна ночь.
Там,сбоку,лиловело нечто сиренево-фиолетовое,пушисто-меховое,что пышало-веяло так пряно и душисто.
Счастье было неминуемо.
