Дневничьк.
Зимы давно ждала природа - снег выпал только 11-го января. И, что характерно, продолжает выпадать.
Двор сверху прямоугольный, белый и слишком ровный, даже удивительно. Как лист бумаги для принтера. По непомятому листу бумаги для принтера - дефисы Нафанаиловых следов. Он больше не выписывает. Поступь его твёрда, а взгляд суров. "Я вот тут принёс", - на подоконнике веранды лежит целлофановый пакет. Отгибаю край. В пакете три мёртвые крысы.
- Спасибо, - говорю.
- С двух ночи до трёх утра ловил.
Молчу.
- Одну пока гонял, вторая на меня нападала. Хочешь, шрамы покажу? - берётся за подол свитера с намерением заголиться.
- Не надо, - говорю, - и так верю.
- Они, наверное, друзья были. Или родня. Скорей всего, родня. Я так думаю.
Молчу.
- Братья и сестры.
"Во Христе", - молчу я.
- Или, может, все три - братья.
"Младший вовсе был дурак", - молчу я.
- Нет. Слишком мелкие. Сёстры это.
"Сейчас скажет", - я почти втягиваю башку в плечи.
- Да, - говорит Нафаня, - три сестры.
"В Москву, - виктимно молчу я, - в Москву..."
Мне страшно предстоящего самолёта. Но, может, ещё и не сложится ничего.
- Иди, - говорю, - отдай одну Луню. Пакет с остальными там оставь.
- Ага, - кивает Нафаня, - ладно. Соды я возьму? Изжога у меня, такая изжога.
Тарарабумбия. Сижу на тумбе я.
- Скорей бы лето, - говорит Нафаня, - летом тепло. А зимой холодно.
Лошади любят кушать овёс и сено.
Лошадь - это конь с пиздой.
- У меня позавчера вода в умывальнике замерзла, - говорит Нафаня, - это значит, в доме было минус два.