Жил-был некогда человек по имени Фридрих,
занимался он вещами умственного толка и обладал разного рода познаниями. Только
одно знание он не путал с другим и одну мысль с другой, а любил вполне
определенный образ мышления, другие же презирал и ненавидел. Тем, что он любил
и чтил, была логика, этот столь великолепный метод, и далее – вообще все то,
что он называл «наукой».
«Дважды два – четыре», – любил говаривать
он, – «в это я верю, и из этой истины человек должен исходить в своем мышлении».
То, что на свете существовали другие
образы мышления и познания, хотя и не было ему неизвестным, однако «наукой» это
для него не было и не стоило в его глазах и ломаного гроша. Будучи
вольнодумцем, он тем не менее не проявлял нетерпимости по отношению к религии,
опираясь в этом на общее молчаливое согласие ученых. Их наука вот уже не одно
столетие занималась почти всем тем, что только носила земля и что только было достойно
изучения, за исключением одного-единственного предмета – человеческой души.
Отдавать ее на волю религии и, если и не принимать всерьез религиозные
умозрительные рассуждения о ней, то хотя бы не препятствовать им – это со
временем сделалось, скажем так, обычаем. К религии, стало быть, относился
терпимо и Фридрих, однако глубоко ненавистным и чуждым было ему все то, что он
распознавал как суеверие. Пусть себе чужеземные, необразованные и отсталые
народы занимались подобными вещами, пусть даже в далекой древности и
существовало какое-то мистическое и магическое мышление – с тех пор как на
свете появились наука и логика, не имело больше никакого смысла пользоваться
этими устаревшими и сомнительными инструментами.



Так он говорил и так думал, и когда ему в
его окружении попадались на глаза следы суеверия, он раздражался и чувствовал
себя так, точно к нему прикоснулось нечто враждебное.