Эпитафия дневнику: Так трудно вести дневник: по трупам своих надежд, по обрывкам души проведи-ка ты из-под век взглядом, и там, где особенно прозвенит, простучит, проболит, возьми нож и режь, а пером - пиши, человек, потому что надо. Ведь взялся-ручался: "будет!", будет что есть - перед всеми, обнаженного сердца дробя стук на строки... Да что об этом? Говорят: "попиши, может, нужно людям..." Но разве ж могу всё время? И вдруг подписываются на тебя, на слёз потоки, как на газету. И ты чувствуешь: тираж нужен, те, кому, уж идут на счет, да с души ведь бумага - живая - не еловая и не рисовая, и когда грустно тебе, когда всё хуже и хуже, и ты не можешь "ещё и ещё", с остервененьем в печать сдавая, от тебя берут - и отписываются...

Я первый в ряду палачей, Второй из присяжных и судей. Я плачу над грудью дырявой твоей, И слезы омоют копну златых кудрей. Мой выстрел был первый. Надеюсь, Недолго страдала. Но гром дальше грянул, И пуль целый веер, И кровь как из сито потоком хлестала. Но выбора нету. Мне жаль. Я рыдаю. Я клясться, согласен и мраку и свету. Лишь крик твой не слышать: «Страдаю! Страдаю!» Стою над могилой разрытой И ставлю надгробье стальное. Но вновь отголоски той казни забытой Сердце мое разрывают больное. Ведь в этот день, В тот черный час, Навеки свобода покинула нас.

Памяти Мстибога Кто запредельного взалкал - ответить нам уже не в силах. Закончен чуждый ритуал, бесстрастны знаки на могилах. Ты пал, не обнажив меча. Мы это изменить не вправе. Дрожит в безветрии свеча, соприкоснувшись с миром нави.

Прости меня, мой лучший друг! Погибну может от разлуки... Твои ныне холодны руки, И больше нет битвы и мук...

Гром ударит, Разрушит стену, Кровь хлестает, Порезаны вены, Все что было Осталось в прошлом, Жизнь застыла, Не будет больше, Кровь смешается с теплой водою, Больше не буду Самой собою, Жизнь не вспомню, Она пережита, Я очень скоро буду всеми забыта, Шум воды- головная боль, Я одна, нет я с собой. Гром уже разрушил стену, Кровь от ныне не даруют вены.....

Эпитафия бабочке Детский восторг отрывания крыльев Бабочки скользкой в горячих ладонях. По ветру крылья летят без усилий, Мертвый комок их уже не догонит. Бабочка-жертва и бабочка-птица В миг после смерти абсурдно прекрасна. Кто ты, посмевший крылатым родиться? Вот, посмотри, как летать здесь опасно! Детский восторг постижения тайны, Крылья летящие в утреннем небе... Скользкий червяк, уцелевший случайно, Вверх был подброшен, но бабочкой не был...

Вложила душу. Сердце. Мысли. Радость. Все силы отдала ради тебя И что теперь мне от тебя осталось Горшок пустой и мокрая земля Ночами не спала носила воду Я не жалела даже рук своих! Я землю рыла отсидев всю ногу Ради оранжевых цветов твоих Ты для меня надеждой был бессмертной Но видимо на то жестокий рок Я уезжала за землей целебной А ты засох любимый мой ЦВЕТОК!

Кобыла старая намедни околела, Бесславно прожила свои года... Ее костлявое измученное тело - Весь результат ударного труда Наталья Яченко/ Pony-Pastila

О нем прочтя, пусть стар и млад Рыдают ныне И знают: он не виноват В своей кончине. Он рос прекрасен и умен, Судил о многом, И стал причиной распри он Природы с богом. Всего тринадцать лет он жил - Судьба жестока, Из них в театре он служил Три полных срока. Все старцы, сыгранные им, Так были ярки, Как будто духом молодым Владели парки, И тут судьба, что им сродни, Его убила. Тогда раскаялись они, Да поздно было. В живой воде им искупать Хотелось тело, Но небо душу уступать Не захотело. Перевод В. В. Лунина

И пустота холодных стен, И едкий дым от сигарет... Пожар угас. Погасло всё. И слёзы капают из глаз, Но всё напрасно. И тишина звенит вокруг, И пустота холодных рук, Глаза закрыты. Всё прошло. И время катиться вперёд, Холодной нитью дошивая шов На сердце красном.

Умер суслик под сосною, Умер ослик рядом с ним - Он копытом: "Мы с тобою," Он в слезах: "С тобой одним," Рисовал немые буквы, Так рыдал, что трясся лес, А затем - объелся брюквы, Тихо умер и исчез.

Вы простите меня родные, Что я выбрала смерть такову Не могла я выбрать иную, Ведь его я очень люблю! Не вините его в моей смерти, Я решила тогда все сама, И иначе не могло быть, поверьте, Ведь судьба у меня такова. И, пожалуйста, вы не горюйте, Прошу вас об этом пока я жива Умираю,… прощайте… Не забудьте передать ему эти слова : ……я тебя люблю!!!

Осень,…парк,…темно и пусто, Нету рядом никого, Хотя это им и нужно, Чтоб убить сейчас ее. В парк зашла одна девчонка, Со слезами на глазах Разлюбил ее парнишка, Для девчонки это крах. Не заметила девчонка. Пару пьяниц в темноте. И сидит теперь Аленка, Тихо плачет на скамье. Ну а пьяницы решили, Порезвиться вместе с ней, Надругались и убили, И оставили лежать среди аллей. Утром все узнал парнишка, Кроме боли, ничего Ведь виновен в ее смерти Гришка, Прыгнул он за ней в окно!

С тобою мы были По крови близки, А я разрывала Твое сердце в куски. Зачем я кричала? Зачем я ругала? В ответ на любовь Я тебя предавала. Меня ты любила Больше жизни своей, А я говорила: "Умри поскорей!" И вот умерла ты... Я всех больше рыдаю... Я вернулась в себя Слишком поздно, я знаю... Те последние дни Провела я в слезах, Замечая лишь страх В твоих темных глазах... "Не проснулась в больнице"- Тихо мама сказала. И теперь знаю я: Для себя потеряла То единственно близкое В мире созданье... Что уже не вернется. Мир праху, родная!

Эпитафия на могиле погибшей любви Ты все на свете поглощала, И всего мира было мало, Чтобы наполнить ты сумела Его лишь тем, к кому летела, Стремилась, мчалась… Опоздала… Ему другая милой стала… А ты, как свечка, догорела, Ведь без него жить не умела…

На смерть моего друга... Закатный луч проник в окно темницы. Увидишь ли его когда-нибудь? Лишь вздрагивают изредка ресницы, Вздымается растерзанная грудь. Вот-вот твоё дыхание затихнет, Глаз не откроешь больше никогда. Лишь зарево заката ярко вспыхнет И унесёт тебя уж навсегда. Пусть жизнь и смерть, как стороны монеты, Не разлучимы в этом мире, но Не буду я тебе давать советы – Их ты не слушал и забыл давно. Так доиграй последний свой спектакль, Пусть занавес бессильно упадёт, И гром аплодисментов, как пентаколь, Закроет крышку гроба и уйдёт.

Точка. Точка падения. Пунктир. На губах таит жизнь, как сладкий зефир. На ладонях капли полусладкой крови, словно вино… Я кого-то убила – кого? Всё равно. Я пресыщена миром. Жизнь – разбитый сосуд. Скоро ангелы в небе устроят над моей жизнью суд. Но пока я топчу асфальт, букашек, траву И мечтаю наконец-то не спать наяву. Место. Непременно прийти в назначенный час. Туда, где никто никогда не видел нас. Тороплюсь, почему-то беру с собой нож, Я кого-то убью. Кого-то… Ну, что ж. И снова во мне просыпается злобный, жестокий джин И ломает, и рушит чужую жизнь, как кувшин. Но зачем? Почему? Чей услышу ответ? Тишина. Все слова бессмысленны, как лихорадочный бред. Я бегу, огибая углы и грязные улочки, Давлю крысам хвосты, бежавшим из кухни булочной. Я опаздываю уже на пятнадцать минут, Приходится стягивать нервы в прочнее жгут. Выскочив из тёмного кафе, Он нежно схватил мою руку, Его сразу узнала по бешеному сердечному стуку. Поцеловал, обнял, нащупал нож, не понял, не испугался. Посмотрел мне в лицо, подумал, что обознался. Не помню, не знаю, что было потом и, когда Проснулась, очнулась, задался вопрос, ответила: «Да». Я дома. На руках, на полу, на диване, котором сижу, - кровь. Я кого-то убила, кого-то, опять, вновь. Точка. Точка падения. Пунктир. На губах таит жизнь сладкая, как зефир. Я лечу в бездну, но не как «Алиса в стране чудес», Я кого-то убила, во мне, мой собственный бес.

Эпитафия женской гордости слезами в тень с тоской? сама хотела - забыть быть девушкой, уметь быть "телом". в начале - бережно, а после - в зубы, ведь ты не первая, с кем был он грубым. ты не желанная, ты - грязь дорожная. что в жизни важное тебе возможное, когда ты тряпкою под ноги стелешься? тебя все лапают - куда ж ты денешься, ведь "тело" просится - по собутыльникам... что, хочешь сброситься? от смерти пыльно там себяубийц. болит? шмат тела - раковый? Ах, где твой прежний вид, цветочек маковый?

...Вязнут цвета в этом сером рассвете – Да, они есть, но их сложно заметить: Вот, например, Одинокий Цветок – Ветра порыв оборвал его срок, В грязь отшвырнул, чьи зыбучи объятья… Так умирать… О, какое проклятье, Верно, ты в жизни своей получил!... …Бедный Цветок, как же мало ты жил… Солнце… Представьте его удивленье: Выйдя из тени – всего на мгновенье, - Видеть пустым верх того стебелька, Что украшала корона Цветка. Скрылось оно, опечалено тоже: Больше не выйдет сегодня, быть может; Серые тучи сомкнули свой строй… Поднят внезапно ты чьей-то рукой. Вот он – тот цвет, что увидеть непросто: Прежде – лиловый, теперь – в серых блёстках Пыли и грязи поверх лепестка… Только не скрыть красоту им Цветка. Мёртвый почти, чудом лишь сохранил он Отблеск её в этом мире унылом, Сером и… мёртвом? Пока ещё нет: Он не один – Он, что дарит свой цвет. Их – мириады… но видит не каждый; Нужно лишь верить: наступит однажды День, что с собой Пробужденье несёт – Красками мир этот серый зальёт… …Только сокрыт он дождя пеленою: Умер Цветок. Небеса надо мною - Серый на сером, - заплакали вновь… Капля – слеза ли?... Прозрачная кровь?.. Если и так, то бесцветной вселенной, Давно бытием своим обремененной, Всё-таки ведома жалость потерь… Но для Цветка не захлопнулась дверь: Пусть в этом мире, недвижно застывшем, Станет Цветок воплощением бывшим – Образ его пусть, что тоже живёт, В строчках моих снова жизнь обретёт. [699x516]

Его душа стремилась к океану, Он по дороге звездной шел, Он истину искал на дне стакана, И в смерти лишь покой обрел…

* * * Друзья, не рыдайте, не плачьте, а смейтесь, когда моя лодка, закончит свой путь, стекло Вы бокалов, на тыщу осколков, разбейте, а мне на могилке, оставьте, грамм двести хлебнуть!

Прядут слепые мойры нить судеб, На мир, взирая одним глазом, Сегодня, ты еще вкушал вино и хлеб, А завтра, это все исчезнет разом. И Клото потеряет вдруг клубок, Лахесис кинет молча кости, Для Антропос наступит срок, И пригласит Харон нас в гости…

Не сотвори себе кумира... Ужель ты этого не знал? Но всё же строил пъедестал В руинах внутреннего мира. Ты плавил кирпичи из строк, Залил в фундамент боль и нежность, До донца выгреб безмятежность, Душой отложенную впрок. Твои нескромные мечты Увили странными цветами Тоску, копимую годами У монумента красоты. Себя ты выел без остатка, И камень твой покой хранит, И пусть таинственный гранит Тебе даст сон. Так спи же сладко...

О чем мечтать, когда мечты разбиты? Чего хотеть, если желаний нет? Чего боятся, если смерть уже настала? Зачем же жить, ведь смысла -нет?! Зачем рыдать, если слезами не поможешь? За чем страдать, если в душе нет ничего? Кого любить, если разбито сердце? Кого убить, чтоб всё прошло? На что согласны, ради счастья? И что взамен готовы вы отдать? Кого попросите остаться? Кому вы скажите «Прощай»? Насколько вы готовы к жизни? И чем удержите её? И как найдете вы ей смысл? Как оправдаете её? О чем мечтать, когда мечты разбиты? Чего хотеть, если желаний нет? Чего боятся, если смерть уже настала? Зачем же жить, ведь смысла больше нет?!

В твой голос невозможно не влюбиться, Но ты была лишь в небо влюблена. Твое сердечко больше не стучится, Твои глаза застлала пелена. Ты песни пела нам в саду на ветке, А здесь нахохлившись сидела в тишине. И запертая в золоченной клетке Мечтала о небесной вышине. Прожить в неволе ты могла бы годы, Но жизнь твоя быстрее протекла. Ты слишком сильно жаждала свободы И просто не заметила стекла

День спустя. Взгляд туда,в никуда.И судьба может плесть Все свои роковые жилы. Зачем,ты скажи,для чего оно есть Это страшное слово: "было"? Не поймёт,не захочет,не верит.Слова Это камни,пустые,беззначные. У окна пролетала голубкой весна, Пела песни святые,прозрачные. Кому-то не нужно,кому-то легко... Она же,сухими глазами Смотрела в ничто сквозь слепое окно. Играл ветерок волосами... А ночью кричала,и тихо шептала, И слёзы катились во сне. За руку держала любимая мама, До Утра,до солнца в окне. Там,далеко,будет ласково цвесть Сирень над печальной могилой. Зачем,ты скажи,для чего оно есть Это страшное слово: "было"?..

плита венчает душный мрак могилы, не поддаваясь тени дня. прекрасны у реки-судьбы изгибы - в могиле нет меня.

	Девушке В спелом яблоке червоточина - Аппетитное и отвратное - Ты, красавица, ты, порочная, Сочная и неприятная. Взгляд потупленый заготовленный Над губою злою прикусанной... Ты исходишь-истомишь соками, Губишь то, что могло быть чувствами. Красотой своею задела ты Что-то живое... думал: На! Бери! Предлагаешь ты тело спелое Да сгнило оно изнутри! Крокодилыч, 5 ноября 1998 г.