Чего-то пришла в голову мысля рассказать историю своих грызунов.

Около трех лет назад я начала уговоры отца позволить приобрести мышку. Я видела иглистых мышей в зоомагазинах, и они мне дико нравились. Получив подобие согласия, я мигом взяла 1000 рублей из своей стипендии (в 10 лет мне давалось 500 рублей в неделю – круто, правда? Хотя они мне тогда, в принципе, нахрен нужны не были. Вот бы поменяться – сейчас – в неделю полтыщи, а три года назад – ничего!). Купила мышку. Назвала его (мне тогда сказали, что это он – на самом деле – она) Ежиком. Он был дикий, не шел на руки, а я писала в тетрадку планы покупок – купить тренажерный зал за четыре тысячи. Новую огромную клетку, в 8 этажей. Разные корма. Добытую из книг информацию о мышах. Какими кормами кормить. Планы приручения…
Но Ежик упорно не хотел приучаться к рукам, а отчаянно кусал все, что было в пределах его досягаемости – прутья решетки, яблоки, кожаные перчатки, Лоркин нос (это моя собака), пластиковый поддон и даже опилки в клетке.
Но я все равно его очень любила. Постоянно покупала новые игрушки, подкормки, лакомства, витаминки...
Новую клетку. Отец дал мне шесть тысяч, я поехала в зоомагаз «Бетховен» (это такой огромный магаз, в котором товаров в два раза больше и воняет в два раза сильнее) и купила лучшую клетку, лучшие игрушки, лучшие подкормки. Переселила Ежуньку в новую клетку. А потом купила еще одну мышку. Меня уверяли, что это девочка. Я ее назвала Тень. Но ей было грустно одной, и я купила вторую девчонку. Аскорбинку. Через два месяца Тень родила пару маленьких очаровательных мышат. Серика и Рыжика.
Я купила еще одну, трехэтажную клетку. Поселила туда новоиспеченное мышиной семейство. Три огромных этажа.
Параллельно дохли и покупались грызуны Насти. Потом мы пошли в зоомагазин вместе, и она не удержалась – купила Сильму. Но на Мышу наорала мать, и она попросила меня пристроить Сильмуню куда-нибудь. Я согласилась, но никуда пристроить не смогла. Просто влюбилась в эту спокойную, чуть тормознутую, но очень добрую и хорошую крысу.
Сильма была почти идеальной. Она не пищала и не использовала меня в качестве бесплатного туалета. Она не привиредничала и ела все, что дают – фрукты, овощи, витамины, минеральные подкормки. Вот только она тоже через месяц родила восьмерку крысят, но их отдали в зоомагазин.
Наступило лето. Мне хотелось в Севастополь, и я оставила грызунов на фирме у отца, в Сосновом бору (на воспоминаниях этого момента на глаза упорно лезут слезы). Кстати, именно в это лето вся моя жизнь радикально изменилась в худшую сторону.
На конец летних каникул я поехала в лагерь. Побежала к мышам. Недосчиталась одной клетки, увидела ее пустую на полу. «А где еще одна мышка?» - спросила я у горничной. «Умерла».
Умер Ежик. Но у меня остались Тень, Аскорбинка, Рыжик и Серик. Тогда я так думала.
Отец не позволил взять их домой. Поехала одна Сильма. Но я верила, верила в то, что эта перемена в отце ненадолго, что все уладится, что все изменится, что у меня будет комп, мышки и папа. Что я буду кататься по выходным на роликах с родителями.
Но отец не брал меня больше в Сосновый бор, я не знала ничего о мышах. Потом, когда вырвалась на каникулы, клеток не оказалось. Отец скрывал от меня, что их продали в покровский зоомагазин.
Я добилась кровью и потом того, что двух мышек привезут обратно. Приехали две, неузнаваемые. Непонятно, кто. С обгрызанными ушами, без хвостов, тощие, безумно испуганные.
Я не верила, что им там будет хорошо. Нашла человека, которому отдам мышей. Но отец отказался привозить их обратно, аргументируя это тем, что я, как он думает, оставлю их у себя, и утверждая, что ему можно доверять.
Я не верю, что мышам там хорошо.
А в это время Сильма заболела. Сначала у нее опухла щека. Я увидела это, когда приехала из Словакии. Мы повезли ее к ветеринару. Ей вскрыли этот абсцесс, сделали укол от аллергии. Оказалось, что она вся в паразитах. Мы вылечили и паразитов.
Около месяца мы ездили на уколы. А Сильмуня начала гнить заживо. У нее были поражены оба глаза, рот, и, наверное, мозг. Она была тощая, почти ничего не ела, со скомкавшейся шерстью, сухой, выпадающей. Но я никогда не ценила ее за внешность, я любила Сильму за доброту, за спокойствие, за ее любовь ко мне. За то, что это была МОЯ СИЛЬМУНЬКА, моя крыска. Моя.
Через неделю она начала заваливаться, медленно ходила, ослепла, еле передвигала лапками. Искала миску по полчаса. И ужасно, просто ужасно воняла. Я ложилась спать в гостиную – вся моя комната была в трупном запахе. Но даже тогда я, идиотка, верила в то, что она вылечится. Мало, но верила. Надежда умирает последней.
Первого февраля 2008 я, зайдя в свою комнату, увидела, что она больше не сворачивает хвостик, как делала это раньше. Она сидела, сжавшись и дрожа. И тогда я четко поняла – не выходили твою Сильму. Она умрет.
Я весь вечер просидела с ней. Брала ее на руки, а у нее не было сил и возможности запрыгнуть в клетку. Когда я осторожно ставила ее в клетку, она падала и еле вставала. Около десяти в поняла, что все. Я взаля ее в руки и принялась реветь рядом с ней. Потом у нее начались судороги. Я поставила ее в клетку. Она начала дергаться, изворачиваться, но даже не пискнула. Я уже не могла сдерживаться и принялась плакать. Шепнула «Сильма, Сильмочка», а она повернулась ко мне лицом мордочкой, вытянулась, вытянула лапки, ударила по земле хвостом и затихла. Но она еще дышала. Через несколько секунд движения ее живота прекратились. Мой маленький друг умер.
Еще минут пятнадцать я не могла взять ее труп и положить в полиэтиленовый пакет. Она казалась такой высокой и такой тощей в этой вытянутой позе.
Потом я положила ее в пакет и пошла закапывать. Зима, и фиг яму под снегом и льдом прокопаешь. Я нашла место над трубой, там, где земля не очень мерзлая, и принялась остервенело копать с помощью отвертки и пластиковой штучки для переворачивания блинов на сковородке. Отверткой делала землю рыхлой, а потом пластиком выгребала ее.
Взяла Сильму в руки. Даже поцеловала. Только тогда положила ее в яму. Закопала.
Почти всю ночь я думала о Сильме. И мечтала, что, когда проснусь, подумаю, что Сильма жива и здорова. Кстати, в предыдущую ночь я как все чувствовала. Даже (ха-ха) написала на бумажке «больная собака» и положила под подушку (если верить сонником, это означает «выздоровление друга». Но мне этого не приснилось. Зато две ночи назад мне снилось, как собака умирает…
Утром я подошла к клетке и увидела место, где синий пластик выглядывал из-под опилок, где Сильма дергалась в предсмертных судорогах. Еще несколько дней я не могла поменять опилки.
Когда я покупала нового крысенка, я ждала Сильму, ее характер, ее душу, ее любовь ко мне, ее преданность. Но Иля обманула все мои ожидания. Она бегала, лазила прыгала, не любила меня и использовала мое плечо и голову в качестве бесплатного туалета.
йа тупое эмо)