П Р О Д О Л Ж Е Н И Е.

Из сборника "МОЗАИКА ПРОШЛОГО".


Начался третий этап эпопеи.
В кубрик Николай доплелся, еле передвигая ноги. Приняли его хмуро. Только улыбка Жака подбодрила чужака. «Вот твоя койка, Бодлер», - с ехидством подчеркнул боцман его фальшивое имя. Николай тяжело рухнул на койку с еле слышным «мерси»,теряя реальность ...
Только утром он вспомнил о своих вещах. Мешок лежал в углу, перерытый, не хватало нескольких плиток шоколада и ... карманных часов. «Жаль, подарок деда. Наверно, упали, когда волокли за борт», - старался он не подозревать людей, как воспитывали с детства. Вынул оставшиеся плитки шоколада и отправился служить. «Простите, проспал. Вот нельзя ли из этого сделать напиток? Вкусный будет, правда?» - протянул он коку неопределенной формы пакет. Тот одобрил, говоря, что в кают-компании будут рады редкому напитку. «Нет, для нашего брата, в камбуз», - ответил Николай, что было воспринято с удивлением и приязнью.
В кубрике вечером напиток распили с удовольствием. Только одно слово, сказанное пожилым матросом на ухо соседу, но услышанное, резануло ухо: «Подлизывается». Николай изменился в лице, но парировал: «А я в трюме к свиньям тоже подлизывался - их тоже шоколадом угощал ... Ничего, ели ... и хрюкали доброжелательно», - подчеркнул он последнее слово. Многие рассмеялись, а Жак обидчику резко: «Что? Съел? Хуже свиньи ты!» Больше никто словом не обмолвился. А у Николая неприятным холодком заныла мысль: «Какая глупость, неужели меня действительно принимают за шпиона? Ну, хорошо, здесь все из простого народа, неграмотные. Но неужели и капитан подозревает? Допрос его был пристрастным, а я отвечал в полуобморочном состоянии. Надо припомнить, что говорил ... »

В кубрике царило молчание. Одни подремывали, другие курили. Кто - то в углу лениво и неумело бренчал на инструменте, похожем на мандолину. Стало тоскливо. Николай лег, надо думать ...
«Нет, чушь какая-то, чушь! Не ездят же шпионы без билета! Ерунда!» Решительно вскочил, подошел к перебиравшему струны: «Дай-ка мне попробовать, может сумею?» Начал потихоньку нащупывать, напевая мычанием песенку. Пошло, стал играть и подпевать громче «Каде Руссель», почти забытую. Мало помнил французских, перешел на русские песенки. И вот уже зазвучали полным голосом и с переводом «Шумит ночной Марсель» и «Из Нью-Йорка в Лиссабон». На душе стало спокойнее.

Услышав его пение, доносившееся из кубрика, капитан думал: «Все же основная его черта - легкомыслие», но вспомнив некоторые его глубокие высказывания, решил иначе: «Нет, не легкомыслие, а легкость, удивительная легкость ... А легкомысленный, должно быть, я сам, что так быстро принял его за невинного чудака. Ведь кто его знает, зачем он терпит все эти невзгоды?» Он решил поговорить со своим помощником - умным человеком, с другими офицерами и вызвать русского в кают-компанию. Но под каким предлогом? Случай подыграл.

Один из офицеров попросил его перевести на английский письмо для передачи в Нью-Йорке. Капитан, покривив душой, сказал, что ему трудно: «Обратитесь к русскому, он, кажется, хорошо знает язык, да, кстати присмотритесь к нему».
Боцман вызвал Николая: «Приведи себя в порядок, вечером пойдешь в кают-компанию. Штурман вызывает». Вымылся наш герой, побрился, надел чистую рубашку под костюм, словом, заметно преобразился, вызвав одобрение боцмана: «Ишь какой франт!»
Поднимаясь в кают-компанию, Николай усмехался над собой: «Я заметно прогрессирую: из компании свиней - в компанию низшего состава (не без свинства), отсюда - в компанию высшего состава, глядишь, и до капитанской рубки дойду. А так хочется дохнуть океана на верхней палубе!»
В кают-компании собрался весь цвет общества парохода «Марсель», чтоб познакомиться с русским, как его называли на корабле - кроме кубрика, где эта кличка еще не полностью вытеснила презрительное «шпион».
Русский аристократ, как отметил острый глаз капитана, произвел приятное впечатление своим «не притязанием на успех» и элегантностью, даже в своем не глаженом костюме. Его пригласили к столу. Капитан прервал неловкое молчание: «У Нас к вам небольшое дело: среди нас нет хорошо знающих английский язык. Не могли бы вы перевести два письма? Сейчас их принесут, а пока разделите с нами ужин». «Спасибо, не откажусь в уютной компании», - ответил Николай.
К ужину принесли овощи, аппетитно поданные под соусом. Увидев их, Николай, чтоб начать разговор, обратился к соседу, молодому офицеру: «Вот, кстати, попробуйте мое изготовление. Я теперь переключился на соусы. Это, знаете, что-то творческое, к тому же соус - важная вещь, можно иневкусное подсунуть ... под соусом-то». За столом засмеялись. Принялись за еду с заметным удовольствием. «Очень вкусно, - заметил доктор, - к тому же и питательно». - «Спасибо. Ваш отзыв особенно ценен. А, кстати, как поживают мои друзья и спутники - свинки? Простите, может это неуместно за столом, но они - славный народ. Я с ними подружился», ¬продолжал балагурить Николай. «Мне кажется, судя по веселым песням, доносящимся из кубрика, что вы и там нашли друзей?» - включился в разговор другой офицер. «Да, но вы знаете, люди значительно сложнее, хотя бы потому, что им в большей степени, чем животным, свойственно недоверие. Во мне, например, некоторым в кубрике померещился ШПИОН», взял он сразу «быка за рога», пристально посмотрев на капитана. Неожиданно брошенная фраза вызвала на лице капитана некоторое смущение, однако быстро преодоленное: «Не придавайте этому значения. Мои кочегары - народ темный, а молодежи свойственно неразумное поведение, особенно в оторванности от привычной домашней обстановки. Океан со своими штормами вносит сумбур не только в водной стихии, но и в головы людей». «К тому же, молодой человек, - солидно зазвучал голос сидевшего рядом с капитаном его помощника,- согласитесь, что плавание по водным пространствам разных государств тем способам, который вы по своей прихоти избрали, вызывает негодование не только у простых людей. Существуют законы обязательные для всех граждан, населяющих земной шар».

Звучало это убедительно и осуждающе. Николай принял укор, ему стало стыдно за свое здесь присутствие, за свою «прихоть». Разумные слова внесли серьезность в собрание и были, казалось, неожиданны для всех присутствующих. «Шпион - не шпион» стало вдруг второе второстепенным, выявлена была суть проступка. Это поставило капитана в положение человека, обязанного действовать сообразно долгу.
Николай побледнел и весь напрягся: сказанное призывало его к ответу.
Он встал и дрогнувшим голосом начал: «Я приношу капитану и всему собранию извинение ... Я нарушил правила поведения, нарушил порядок на корабле, внес ненужную суету и даже разлад в среду матросов, по-разному истолковавших мою персону. Ваши слова справедливы. Я сознаю свою вину и готов нести наказание ... Разрешите мне идти, господин капитан ... Я принимаю любую кару и не прошу снисхождения, которому нет основания. Еще раз простите, господа!» И, обращаясь к капитану: «Разрешите мне взять письма, я завтра выполню поручение». Его не задерживали. Почти бегом спустился он в кубрик.
«Уж больно вы строги, полковник, - сказал доктор, вставая. За столом воцарилось молчание.

Необычайный шум в кубрике заставил Николая остановиться у двери. Возбужденные голоса переходили в грубые окрики, брань: «А ты чего язык распускаешь? Молокосос! Жюль дело говорит: хитрый этот русский, врет все». Другой голос поддакивал: «Шпионы - они все хитрят, ихнее дело такое». Николай узнал голос старика-уборщика. «Заладил свое!», - кричал Жак.
Николай был потрясен: «Раздор из-за меня. Вот подтверждение моих слов». Он распахнул дверь: «Друзья! Прошу вас, не ссорьтесь, не горячитесь ... я не шпион. Шпионы не путешествуют "зайцем", их нанимает тайная полиция и обеспечивает всем. И в первую очередь билетами, да еще в лучшем пассажирском пароходе». Он все больше успокаивался и говорил медленно, понятно для всех: «Но дело не в этом. Плохо то, что этот раздор внес между вами я. Я виноват, что по своей прихоти (его поразило это слово) нарушил вашу дружбу. Простите меня и не ссорьтесь! За свой незаконный поступок я понесу наказание в американской полиции. Не сердитесь на меня. Уж очень мне захотелось побывать в Америке, да и нужно мне. Денег на билет не хватило, вот я и пустился со свиньями». Кубрик успокаивался:
«Да ладно, чего уж там виниться» - Николай почувствовал, как многие
смирились с его словами. А он и не ждал общей симпатии, да и не важно это было ему теперь.

Его стали занимать другое: «Осталось два дня, каков будет финиш нелепого путешествия?» - думал он с тревогой и любопытством. «А я, кажется, - авантюрист», - ухмыльнулся, уже засыпая. И вдруг встрепенулся: «А письма-то! Взялся перевести!» Присел под ночничок. Оказалось, работы - на полчаса, пустяки. Но его скрюченная над письмом фигура вызвала чье-то подозрение: «Пишет что-то, смотри ... » - услышал он в полной тишине. «До чего же простой народ недоверчив», - подумал он с грустью.
На следующее утро, поработав в камбузе, Николай отпросился наверх, отдать письма. Костюма не стал одевать, да и не пойдет он в кают-компанию, а подкараулит штурмана в коридоре.
Он скромно стоял, пропуская всех идущих к завтраку. Многие с ним здоровались, а врач даже за руку и осведомился о здоровье. «Здравствуйте, - вдруг с другой стороны голос капитана, - вам уже удалось сделать перевод?» - «Да, конечно, господин капитан, все же хорошо, что взял с собой, проверил транскрипцию некоторых слов в карманном словаре. Он - со мной, ведь в Америку собрался», - улыбнулся Николай. «Отойдемте в сторону. Я должен вас предупредить, - начал капитан, подыскивая слова, ¬что вам не избежать американской полиции. Я обязан вас ей передать ... » Видя его затруднение, Николай ;закивал головой: «Да, да, конечно, я заслужил ... » - Капитан продолжал: «Случай, как вы понимаете, беспрецедентный, не знаю, что вам грозит». - «Ты этого хотел, Жорж Данден, как сказала бы моя мама. Я готов, хотя надеюсь на положительную развязку. Благодарю вас за предупреждение». Он хотел идти, но капитан заметив, что их слушают, добавил громко: «Да, между прочим, вы завтра можете побывать на верхней палубе. За вас просил доктор». - «Какое счастье!» - с сияющими глазами воскликнул Николай.
Весело вбежал он в камбуз и сходу: «Меня передадут американским властям, зато завтра мне разрешено быть на верхней палубе! Вот надышусь океаном!» Кок выпучил глаза: «Да что же ты радуешься? В полиции может всякое, американцы строгие, продержат, да неизвестно, какие неприятности учинят тебе в России». - «Ничего, я ж заслужил: заяц есть заяц», - сбавил тон Николай. И чтобы сменить тему: «Соус-то делать?» Молча принялись за работу.
Утром боцман сообщил составу в кубрике, что Николаю разрешено последний день быть на верхней палубе. «Оденься теплей, Бодлер, ведь отвык от ветра, сегодня поддувает». Николай был тронут: «Мерси, надену пиджак на свитер. Не боюсь холода» ..
Он чувствовал волнение перед встречей с океаном. Нарочно шел медленно, чтобы прочувствовать долгожданную. Однако, когда дохнул морской влаги, голова закружилась ...
На палубе боцман смотрел в бинокль и сказал, волнуясь: «Земля по всему горизонту, глядите!» Передал тяжелый бинокль Николаю. Тот неловко взял и, присмотревшись, увидал тонкую ленточку и удивился ее незначительности. Наивно заметил: «Еще далеко», а хотелось сказать:
«Остановись, мгновенье». Эта минута поглотила его всего. Грандиозность водного пространства, ритмично бегущие навстречу волны с завихрениями и брызгами производила впечатление сильней, чем он ожидал. Он смотрел и смотрел и дышал всей грудью и глазами ловил чаек, встречающих, казалось, с радостью их судно. «Нет, - думал он, - не зря я все вытерпел, и даже еще раз готов ... » Он медленно прохаживался по палубе, ловя ртом брызги ...
Вечерело, когда он почувствовал холод до дрожи. На горизонте стал _вырисовываться силуэт города ... Он неохотно спустился в кубрик.
В порт вошли ночью. Суета в кубрике разбудила рано. Все возбужденно говорили о воле, ожидавшей их на берегу. «А меня что ждет?» - подумал он без особой тревоги. Верил в звезду? Да! А она? Вот увидим ...

* * *