Часть первая

МАМА НАТАША

Мишка настоящий, живой

    Матрос Шевченко очень любил мою маму-Наташу и упросил её папу-капитана разрешить для забавы де­вочки привезти в дом настоящего живого медвежонка. Где он его взял? Оказывается, во время отпуска он охотился в лесу и там подобрал сиротку-мишку (его мать-медведицу убили).

    Всё я это услышал на кухне, когда няня с Наташей (я у неё неотступно на руках) пришла за молоком. «Сам-то (это капитан), — сказала кухарка, —  любит животных, а уж дочку ещё больше. Ну как не побаловать девочку! Разрешил держать медвежонка в комнате Шевченко. Но строго-настрого запретил выводить медвежонка из каморки,когда его самого нет. Только при капитане и на поводке». 

    Как Наташа была рада увидеть настоящего мишку, такого смешного Шалуна! Он ей и нам очень понра­вился и казался совсем не страшным, а забавным.

    Но вот однажды пришли мы с прогулки: няня, На­таша со мной и Мякой в коляске. Няня с Наташей раз­ делись и пошли мыть руки, а нас в коляске оставили в прихожей.Слышу, кто-то позвал Шевченко, а дверь в его комнатку выходит в переднюю. Он быстро вышел и не закрыл плотно за собой дверь. 

    Вдруг эта дверь распахнулась, и из каморки выско­чил медвежонок. Теперь без поводка, он мне показался страшным. Шалун-мишка увидел пёстро одетого Мяку и хвать его лапой —поиграть с ним, видно, захотел. А вы знаете, дети, какие у него когтищи?! Вмиг Мяка очу­тился в его страшных лапах. «Ай-яй-яй! Спасите!» — закричала я. Но ведь люди не слышат, не понимают. Мишка поволок Мяку столовую,что рядом.

    А там как раз был накрыт стол — ждали гостей. Я не видела, что там происходит,но услышала страшный крик прислуги и затем звон разбитой посуды. Няня потом рассказывала, что медвежонок вцепился когтя­ми в скатерть, хотел что-то стащить со стола и через минуту уже барахтался под скатертью и всем, что на нём: тарелки с едой, рюмки, бутылки с вином — всё, всё разбилось и пролилось.

   В переднюю, где я оставалась в коляске, вбежал взлохмаченный и сердитый Шевченко (первый раз его таким вижу), таща за собой на полотенце испуганного мишку. Мне их обоих было жалко — воображаю, как им им обоим попадёт! Но Мяка, Мяка! «Что с ним?!» — подумала я.

    А с ним произошла беда: «Мишка разорвал Мяке ногу, — сказала вечером няня. — А уж посуды пере­бил — не счесть!» Наташа заплакала — всех жалко: и Мяку, и Шевченко, и мишку. Мы все притихли — что-то будет?! 

    Как попало Шевченко, не знаю, а медвежонок исчез из дома. «И правильно, — заявила няня. — Нечего зве­рей в квартирах разводить. Ещё не то могло бы случиться. Боже упаси!» И ещё долго про себя ворчала на «барина». Это значит на капитана... и на Шевченко. Но негромко. 

    А Мяки тоже три дня не было. Я думала, что мишка его съел. Но на четвёртый день появился, немного гру­стный. И я увидела, что одна нога у него короче и не­много тоньше, видно, пришлось, зашивая, ему ногу подрезать немного. 

    Но Мяка у нас — настоящий мужчина. Когда Тама­ра не очень деликатно ему заявила: «Ой, у тебя одна нога короче», — он ответил шуткой: «Ничего, зато дру­гая длиннее». Шутка хорошая,но мне почему-то не хотелось смеяться. А Наташа Мяку ещё чаще стала брать с собой гулять. И ещё попросила тётю сшить ему новый костюм. 

    Однако выдумщиком он остался по-прежнему. И стал как-то больше фантазировать. Вот пример. Тама­ра все приставала к нему с вопросами: «Тебе было очень страшно, когда тебя схватил медвежонок?» — «Да нет, не очень. Я и не в таких когтях побывал», — сказал он небрежно. «Ой, расскажи!» — в один голос попросили мы все. «Ну, не сегодня, я спать хочу!» — и замолчал. Тут уж проси-не проси, — слова не добьешь­ся. Но на следующий день...

продолжение следует