Очнувшись, Лихой некоторое время лежал неподвижно, не открывая глаз, и пытаясь осмыслить, что же произошло.

Вокруг царила тишина, не нарушаемая ни шумом ветра, ни скрипом деревьев, ни завываниями далёких мутантов.

Выходит он в помещении, но почему тогда не слышно стона половиц, или других звуков, присущих старым постройкам? Может, его бросили в подземелье?

Спустя пару минут сталкер сумел все же расслышать стук собственного сердца, сопровождаемый гулом пульсирующей крови. Больше ничего разобрать не удавалось, но даже не это затишье казалось самым подозрительным. Главное - Лихой покоился на мягком матрасе, вероятно покрытом простынёй. Если учесть, что даже за периметром Михаил предпочитал ночевать на жесткой походной койке (из-за больного позвоночника), то его местоположение нельзя было не признать чрезвычайно странным.

Дальше жмуриться не имело смысла. Лихой открыл глаза, и уставился на забранную в решетку красную лампочку, притулившуюся под обитым замызганной тканью потолком.

Это уже кое-что объясняло.

Он уже бывал в подобных местах. Не долго. Приходил, сбрасывал с плеча добычу, и сразу уходил. Никогда не задерживался дольше, чем требовалось на то, чтобы получить расчет, за доставленного мутанта.

Вот именно, мутанта!

Значит, теперь он сам стал узником научной лаборатории?

Михаил вскочил, и не обращая внимания на резкую боль в пояснице, ринулся к обтянутой мягкой тканью двери.

Он забарабанил в нее кулаками, но обивка поглотила все звуки.

- Эй! – закричал Лихой.

Его голос затерялся среди мягких стен.

Устав метаться по камере, Лихой растянулся на земляном полу и впился ногтями в утрамбованный грунт.