Если для нас важейшим из искусств является кино, важнейшим из напитков - вино, а важнейшим из развлечений - домино, то с нами, как говорится, всё ясно. Но тем не менее, я решил именно так озагалавить свой пост, поскольку и у меня есть в дневнике записи, которые для меня лично обладают, что называется "наивысшим приоритетом". И соответственно, есть переживания (которые и порождают эти записи), к которым я очень трепетно отношусь.

Вот я и решил поднять эту запись потому, что среди всех прочих глупостей, которые я пишу у себя, она как-то потерялась и прошла незамеченной. Но именно она для меня очень и очень важна. Так что, товарищи, давайте сделаем над собой усилие, прочтём мой великий труд (текста немало, согласен), и выскажем своё мнение.

Бесконечная ночь в октябре. Запоздалый трип-репорт
Я всё-таки написал отчёт о том, что случилось со мной, когда мы провожали Серёгу в армию. Пару слов об этом я писал в дневнике непосредственно после этого: http://www.liveinternet.ru/showjournal.php?journalid=2047857&keywordid=1003330
Уже полгода прошло с тех пор, но на самом деле все свои приключения я начал описывать ещё под свежим впечатлением от тех событий. Как обычно не закончил и это описание долго валялось у меня на винчестере. И только недавно я восстановил в памяти то, что не было дописано и наконец завершил этот "эпохальный труд". Так что я был бы рад, если бы вы это прочли. Как минимум, это, я думаю, любопытно. Правда на этот раз я превзошёл самого себя. Текста получилось очень много. Потому если вас утомляет мой дизайн - скопируйте это куда-нибудь.

Причина и повод
Ну вот, кажется, я снова дозрел до описания своих приключений.
И как обычно я сталкиваюсь с одной трудностью. Поскольку приключения связаны с разными состояниями сознания, описывать одно состояние, находясь в другом, крайне сложно. Это в чём-то похоже на попытку принести вещь из сна, или запомнить события сна, не нарушая их внутренней логики. Потому что иной раз состояние сознание таково, и мысль работает так, что точно понимаешь – вернувшись в обычное состояние – не вспомнишь ничего, настолько несопоставимы оказываются переживания и ощущения. И, тем не менее, из опыта я знаю другое: воспоминания остаются, за исключением каких-то абсолютных провалов, как правило, довольно неплохо помнишь цепь фактов: куда ходил, что говорил, что делал. Вот эти факты, как правило, и связывают два состояния. И, вспоминая самые простые факты, держась за них, как за нить, можно попробовать вернуться в памяти к пережитому состоянию, проникнуться и вспомнить свои мысли и чувства.
Простые правила против паники
И ещё, говоря о различных состояниях, надо понимать, что, употребляя то или иное вещество, ты никогда не знаешь, где ты окажешься и кем будешь. Будет ли вообще этот кто-то и это где-то. Как же не загнаться, зная об этом? Этот вопрос для кого-то может показаться бессмысленным, но для меня он самый насущный. Почему-то я устроен так, что любые непривычные состояния по началу приводят меня в полное офигение и в панику. Загнаться, пережить жесточайшую «измену», это самое обычное дело для меня. И после того, как я стал употреблять разные вещества, моя чувствительность к изменениям собственного состояния очень сильно возросла. Даже состояние самого тривиального опьянения я уже ощущаю, как крайне неадекватное. И я, смеясь над собой, говорю, что я такой уникальный субъект, который способен загнаться даже под алкоголем.

Естественно, именно поэтому, мне и приходится изобретать всякие «простые правила против загона», вроде тех, что я описывал, рассказывая о своих приключениях в Москве.

Очень мудрый человек был тот, кто назвал всё это дело трипом. Путешествие… Так оно и есть. Ну и что же можно взять с собой в подобное путешествие, если ты не знаешь, кем будешь и где окажешься? Самое лучшее – путешествовать налегке. Но для такого субъекта, как я необходимы эти самые «простые правила против загона», чтобы путешествие самого начала не превратилось в бэд-трип. Сейчас я насчитал у себя их где-то три. Первое позаимствовано из опыта моего друга Сириуса – это настрой. Понятно, что соответствующий настрой важен даже для пьянки, что уж говорить о веществах… Второе – это «Правило количества», то есть нужно точно знать – сколько ты употребляешь, к каким приблизительно изменениям это приведёт и сколько продлится по времени. Очень полезно знать, что каким бы не было состояние, оно вызвано действием вещества и прекратится через определённый промежуток времени. Я назвал его «Правилом количества», потому что после своего весьма мрачного опыта, который я описывал прошлой осенью, для меня важно знать, что я употребляю весьма малое количество вещества, от которого супер ужасных эффектов просто не будет. Ну и, наконец, третье – это изобретённое и уже описанное мной правило «Инвентаризации функций».

Подводная лодка
Это были рассуждения. Теперь факты. Как-то Сириус рассказал мне про такую вещь, как «Подводная лодка» - это когда несколько человек, располагая массой свободного времени, затариваются как следует едой и выпивкой, закрываются в квартире, закрывают окна, чтобы в них не проникал дневной свет, выключают часы и пьянствуют. Мероприятие длится несколько суток, и в конечном итоге, у участвующих вырабатывается свой ритм сна и бодрствования, никак не связанный со сменой дня и ночи. Идея меня крайне поразила. Я сейчас вспомнил о ней, потому что для меня проводы нашего друга С. Бурзума и стали каким-то аналогом «подводной лодки», хотя и совершенно не продолжительным по времени, но в чём-то похожим по абсурдности. Мы собрались на съёмной квартире у нашего друга И. Причём наша компания разделилась три к трём – три человека пьянствовали и расслаблялись, три – употребляли вещество. Не лучший расклад, я вам скажу, ведь самое оптимальное для трипов – это когда все находятся приблизительно в одинаковом состоянии. Ну да ладно – каждый выбрал сам, что он хотел. Итак, кто же отправился в это путешествие – виновник события С.Бурзум (ну кто бы сомневался), Сириус и я.

Как День и Ночь
Не зря, думаю, противопоставляют два эти времени суток. Кроме романтического налёта и простых различий в освещённости, температуре воздуха и т.п., здесь есть и ещё кое-что. Наверняка не только я замечал такую вещь, что эффект от одних и тех же веществ, употребляемых днём и ночью, существенно различается. И если днём, в зависимости от вещества, конечно, можно испытать различные приятные ощущения – от просто приподнятого настроения до чувства единства с миром, величия природы и т.п, то ночью на первый план выходит и обостряется восприятие того, что можно назвать демоническим, всё представляется абсурдным, вещи и люди словно раскрывают наблюдателю свои самые тёмные и мрачные стороны. Иными словами, днём эффект веществ близок к психоделическому, ночью – к диссоциативному. И про это никогда не стоит забывать. Иначе можно повторить мою ошибку. Ведь я, держа в руке стакан со своей очень малой порцией вещества, подумал, что на всё воля Божья, я опять употребляю очень мало, и потому, как и в мае, могу рассчитывать на то же самое глубочайшее переживание простоты и единства всего, обострённое восприятие прекрасного, чувство полной ясности. И я совсем не подумал, что то, что я переживал, происходило днём, тогда как в этот раз мы собрались вечером.

Гордость, гротеск, абсурд
Следом я совершил и ещё одну ошибку, типичную для человека неопытного. Я выпил вещество и практически сразу почувствовал первый эффект, который и принял за всё, чего и стоит ожидать. Сначала было приятное ощущение избавления от лишнего, ненужного, наносного в своей личности, чувство объединения с собой настоящим, большей утверждённости, цельности. Порадовало и успокоение мыслей. Конечно, совсем они не исчезли, но хотя бы всякий мыслительный мусор перестал мне досаждать. И вот я говорю С.: «Меня уже прёт», а он мне и отвечает: «Нет, тебя ещё совсем не прёт, а попрёт только через час». Я естественно, довольно сильно этому удивился.
Прошло некоторое время. Бурзум и Сириус удалились на кухню. Я вскоре последовал за ними, но увидев, что там они в молчании сидят в полной темноте, ушёл обратно. Мне такое времяпровождение казалось довольно скучным, и в этом я увидел признак того, что меня действительно ещё не накрыло как следует. Я уселся в кресло в самой расслабленной позе и стал наблюдать за приятелями, которые в это время попивали вино. Кажется, я даже участвовал в беседе вместе с ними, но я как-то не слишком хорошо это помню. Зато мне отлично запомнилось другое – я практически перестал двигаться, и, как это бывает, мне стали куда более заметны все их неосознанные, лишние, механические движения. Это было похоже на то, что когда замолчишь и не производишь не звука сам, становятся намного слышнее все звуки вокруг. Тогда же я чётко, прямо глазами увидел, что приятели все находятся как бы «на одной волне». Они настроены друг на друга и намертво включены во взаимодействие, в котором я в этот момент не участвовал. Точнее, сказать будет даже не так – они находились каждый на своей волне, в своём мире, но при этом не могли отключиться от взаимодействия. И, кроме того, я был уверен, что они все считали себя свободными, но на самом деле были как нельзя более обусловлены, вовлечены и погружены. Мне даже пришла в голову, в который уже раз ассоциация из «Матрицы», что они «загружены в систему». И, к моему теперешнему стыду, в тот момент, у меня на почве того, что я это увидел, разыгралась небывалая гордость, едва ли не мания величия. Ведь я думал, что раз я видел погружённость людей, значит я в этот момент не погружён сам и нахожусь в другом, лучшем, более духовном состоянии. (да, но если это было так, откуда же тогда взялась гордыня?) К счастью, я не стал ни о чём подобном говорить. По предыдущим своим опытам я знал, что в таком состоянии все люди «не под» могут восприниматься гротескно, какие-нибудь не особо приятные черты их внешности и характера внезапно преувеличиваются до карикатурности, тогда как привлекательность совсем исчезает, в очень тяжёлых случаях, люди превращаются в гоблинов. Так что я просто списал все эти ощущения на своё изменившееся состояние и не стал никак на это реагировать. Меня заботило другое – времени прошло довольно много, но я отчётливо видел, что меня и действительно не прёт, как должно было уже переть. И я понял, что находясь в компании друзей, чьё состояние противоположно моему, я всё же невольно настраиваюсь на них и ещё больше попускаюсь. Не тут мне следовало быть, чтобы прочувствовать весь эффект.

Затонувший город
Я снова отправился на кухню и застал своих друзей в тот момент, когда они решили пойти на свежий воздух, что для такого состояния вполне типично. Я видел, что приятелей убивает намного сильнее (и впрочем, это было не удивительно, ведь я в этот раз предусмотрительно употреблял меньше всех). У меня в этот раз не было никаких негативных физических эффектов, если не считать лёгкой, совсем слабой тошноты. Сердобольные товарищи, которые пили вино, от всей души предлагали поделиться закуской. И вид еды даже вызвал у меня небольшой аппетит. Я очень рад, что сдержался и всё же ничего не съел. К счастью, вместе с появлением аппетита, у меня возникло также и ощущение что есть мне сейчас совершенно ничего не следует, а этот аппетит возникает не от реальной потребности в пище, а скорее, по привычке. Так что вместо этого мы втроём отправились на улицу.
И как бывает при резкой смене обстановки, эффекты вещества сразу почувствовались более явно. Свет в подъезде показался слишком ярким, цвет стен – весьма ядовитым. Всё это вместе выглядело почему-то небезопасным и угрожающим, хотя при этом каким-то ненастоящим.
Мы вышли на улицу. Дом друга И. находится на краю небольшой посадки. Перейдя двор, мы прошли туда и оказались в темноте под большими деревьями. На самом деле, вокруг было не так уж и темно: посадка была не густа, потому с одной стороны в неё вливался свет лампочек над подъездами дома, из которого мы пришли, а с другой, проникал свет стоящих вдоль дороги фонарей, и слабое, рассеянное свечение, исходящее от освещённых окон соседних домов.
Признаться, этого момента я ждал. Когда я находился в квартире, то несколько досадовал на то, что ко мне не приходит то острое переживание красоты и божественности мира, его предельной простоты и величия, скрытого в этой простоте, которое было у меня в мае. Тогда я употреблял то же вещество в приблизительно таком же количестве. Потом мне пришло в голову, что в этой однокомнатной квартире, где при этом ещё и пьянствовали и слушали музыку наши товарищи, в квартире, наполненной техногенными предметами, в которых не было гармонии и красоты, такому переживанию взяться было просто неоткуда. И все мои попытки увидеть прекрасное натыкались на уродство, искажение Божественного порядка вещей и абсурд. Все вещи в квартире, начиная от стульев и посуды, и заканчивая компьютером, казались просто костылями для немощного человека, погрязшего в грехах и заблуждениях и отделившего себя от всякой красоты.
И вот выйдя на улицу, очутившись в посадке, я стал осматриваться по сторонам и прислушиваться к своим ощущениям.
И что же я обнаружил… Этот мир, в котором я оказался, был мрачным, непостижимым, застывшим, чуждым всему человеческому. Колоннообразные деревья, казалось, растворяющиеся где-то в высоте, отбрасывали на холодную, синеватую, землю длинные волнистые тени. Ритм этих теней был мрачен и исключал всякую возможность понимания. С этим миром никак нельзя было взаимодействовать, его можно было только созерцать, как декорации к пьесе, написанной инопланетянином, которая никогда не будет сыграна, потому что время остановилось и всякое движение стало невозможным.
Мы немного побродили по посадке, впрочем, не забираясь глубоко. У меня появилось ощущение, что с телом всё же что-то не так, и ноги не слишком охотно соглашаются его держать. Потом мы уселись за столиком на лавочках вблизи двора и на самом краю посадки (типичное «место для пьянства»).
«Это место, куда попадают после смерти», - сказал Бурзум, имея в виду конечно не столик и лавочки, а весь этот холодный безжизненный мир. Я сидел лицом ко двору, но в отсутствии людей этот двор вечером выглядел так, словно и дома, и машины, и детские площадки вдруг во время какого-то катаклизма ушли под воду. Город-призрак на дне океана, только лишённый при этом всякой романтики, – вот на что это было похоже.

Я согласился. Я уже писал - у меня так бывает, что Сириус пересказывает мне какой-то свой опыт, а я в соответствующем состоянии потом тоже переживаю его. Наверное, это вообще характерное явление. Так вот теперь, сидя на лавочке, я вспомнил переживание Сириуса, что такова должно быть жизнь после смерти – отрешённая душа, не имеющая ни желаний, ни связи с миром и людьми, ни возможности действия, скитается, пока не сотрутся, не побледнеют все её воспоминания о жизни в человеческом теле. И больше нет ничего. Только душа и её сожаления о днях тепла и света. Даже когда я представлял это в уме, мне делалось как-то не по себе от такой перспективы. Тогда же я в полной мере проникся этим ощущением. Тогда я чувствовал, что совершенно нет никакой разницы – жив я или умер. Казалось, живые ощущения, взаимодействие с людьми и миром, эмоциональность, теплота – всё это несказанно далеко от меня. Кроме того, остановилось время, и я теперь всю вечность обречён пребывать в этом состоянии. Но почему-то той своей «живой» жизни было очень жаль. Хотя я понимал, что вернуться к ней невозможно. Ведь если время стоит, как можно вообще куда-то «вернуться» или куда-то «попасть». И мои друзья, присутствовавшие рядом, никак не влияли на это переживание «посмертного» одиночества. Они воспринимались как такие же «призраки во плоти», каким был я сам. Причём над этим всем витало ощущение полного взаимопонимания: я чувствовал, что их переживания похожи на мои, и каждый из нас ещё больше проникался этим чувством.
Но так как воспоминания меня не оставили, то в то же время я отдавал себе отчёт в том, что если прямо сейчас встать на ноги и пойти, то можно в конце-концов дойти до подъезда, за которым, в свою очередь, будет и квартира, а в квартире, скорее всего, будет и другое состояние. Возможно, там даже снова будет жизнь. Мысль эта воспринималась, как абсурдная, но я не стал её отбрасывать. Тем более, что вскоре мы действительно встали из-за столика и пошли обратно.

Зомби против гоблинов
В квартире жизнь действительно была. Во всяком случае, так мне показалось. С возвращением в квартиру изменилось и моё состояние. Оно отличалось от того, что было на улице, но не было и похоже на то, в каком я эту квартиру покидал.
Теперь я в полной мере ощутил, как меня накрыло. Тело стало не то, чтобы даже лёгким, а скорее, каким-то резиновым и не слишком хорошо подчинялось. Хотя катастрофической ситуация явно не была. Зрение тоже претерпело определённые изменения – свет стал казаться более резким, иногда возникало ощущение, что предметы вибрируют, а не стоят неподвижно. Время от времени то, что я видел, воспринималось не как непрерывный поток, а словно оно состояло из отдельных кадров, каждый из которых ненадолго застывает перед глазами. Эффект даже показался мне слишком сильным для того количества вещества, которое я употребил. И что меня по-настоящему поразило – это то, что я явно почувствовал, что он продолжает нарастать.
Очень обострилось восприятие запахов, вид еды и спиртного, стоящего на столе вызывал отвращение и глубочайший ужас при мысли о том, что это можно употреблять. Я вспоминал, как недавно, ещё перед походом на улицу, хотел что-нибудь съесть, и от этого меня бросало в дрожь. Кроме того, я ощутил, что лучше было бы мне и вовсе в этот день ничего не есть, и что пища, которую я съел днём, до сих пор ещё не переварилась и теперь отягощает организм, как какая-то гнусная отрава. От этого возникло острое желание немедленно пойти проблеваться, но я взял себя в руки и направил все свои силы, чтобы отвлечься от подобных мыслей, понимая, что этим уже никак делу не помочь. Благо я как следует проникся мыслью, насколько в таком состоянии важен сознательный контроль за своими мыслями, действиями и ощущениями.
По совести сказать, он важен всегда. И в нашем обычном состоянии тоже, важен как нельзя более. Но именно в том состоянии напрямую заметна связь между отсутствием контроля, какими-нибудь плохими мыслями, загонами, которые ты допускаешь и ужасным физическим состоянием и откровенно жуткими переживаниями, которые тут же, сию минуту появляются, стоит только загнаться.

Оставшиеся в квартире друзья тем временем продолжали свои дела, за которыми мы их оставили: пьянствовать и слушать музыку. Хотя здесь надо уточнить, что, говоря о пьянстве, я к ним несправедлив, у них-то и было всего, что пару бутылок домашнего вина и неплохая к нему закуска, так что всё это напоминало скорее вполне культурные дружеские посиделки. И будь я в любом другом состоянии, я бы воспринял это более благодушно, даже и присоединился бы. Но когда я вернулся с улицы, меня такое времяпровождение и вовсе повергло в шок. «Как, - думал я, - как же можно добровольно ввергать себя в состояние ещё большей неосознанности. Превращаться в какого-то биологического робота, управляемого только сменой страстей и эмоций самого низкого уровня! Отвергать даже те ничтожные возможности работы над собой, которые есть у нас, пока мы трезвые!»

Может показаться удивительным, что подобные мысли возникали у меня по поводу моих друзей, а не наоборот. Хотя, думаю, моё состояние тоже представлялось им весьма неадекватным. Бледный, с широко раскрытыми, нездорово блестящими глазами, с неестественным выражением лица и нарушенной походкой, в их глазах я являлся тем, что мы называем «зомби» (вспомните хотя бы «эфирных зомби» из фильма «Страх и ненависть в Лас-Вегасе», к счастью, нам до них было далеко, но ощущение в целом похожее). Я написал в заголовке «Зомби против гоблинов», но это «против» означает противопоставление, а не противостояние. Никакого противостояния между нами не было. Ведь в квартире собрались хорошие друзья, которые отлично понимали друг друга. Если бы в тот момент я оказался в компании любых других слегка не трезвых людей, да ещё и настроенных недружелюбно, я бы просто с ума сошёл! А так, они беззлобно посмеивались над нашей неадекватностью. У меня же… Возникало нестерпимое желание им помочь, заставить их пересмотреть свои взгляды. Рассказать, насколько ужасно то, что они делают. К счастью, я удержался от этого. Ведь я понял, что, решись я на это, моя речь в точности повторяла бы речи нашего друга Бурзума, которые он произносит в подобных ситуациях. Но так как во время этих речей я обычно находился, что называется «по другую сторону баррикад», я отлично понимал, что всё равно ожидаемого действия они не окажут. И вслед за этим в моей голове с быстротой молнии пронеслась другая мысль, и как молния меня поразила. Я проникся ощущением, насколько ужасно то, что мы всё время пьянствуем, когда С. …, когда он… находится в таком же состоянии, в котором в тот вечер находился я. От этого мне сделалось откровенно жутко.

И чтобы отвлечься на минуту от этого ужаса, вот одна мысль, на прямую не относящаяся к событиям того вечера, но в какой-то степени, вытекающая из них. Я думаю, с этим же восприятием пьяных, ну и ещё с одним моим недавним опытом связано ещё одно ощущение, одно открытие, повторяющее общеизвестные банальности, но вместе с тем, «сложившее два и два» в моей голове и объяснившее до того непонятные мне вещи. Я всё думал, отчего же пьянство на корпоративах, встречах выпускников и в тому подобных компаниях, состоящих из случайных и не всегда приятных людей, приводит меня в такое удручающее состояние? Дело в том, что самый распространённый для меня финал корпоратива заключается в том, что я блюю, чувствую себя пьяным как скотина, валяюсь дома, вижу «космос» и едва не помираю. Хотя алкоголь, в таких же количествах употребляемый в компании друзей никогда на меня такого ужасного действия не оказывал. Так вот, не будет никакой новости, если я повторю передовую мысль из НЛП, социальной психологии, популярной эзотерики (я встречал эту идею в самых неожиданных местах), что все люди постоянно друг друга гипнотизируют, кодируют, программируют своим поведением, от перемены мест сказуемых суть не меняется. Однако в трезвом состоянии все эти воздействия ограничиваются тем, что люди хотя бы время от времени себя осознают, и естественно, в эти моменты поддаются скептицизму. А скептицизм, как известно, лучший убийца мистики. Но когда они пьяны, и когда ты пьян, ничего уже не мешает вам настроиться на одну волну, провалиться в коллективное безумие и без всяких проблем включиться во взаимный гипноз. Стоит ли ждать от этого, чего-нибудь хорошего? Не уверен. И опыт это подтверждает.

Между Сциллой и Харибдой
Теперь вернёмся снова к моему изменённому состоянию. Что же происходило дальше? Я чувствовал, что эффекты продолжают нарастать, и от этого у меня появился определённый страх. Ситуация, как мне показалось, начала выходить из-под контроля. Ведь я употреблял столько же, сколько и в мае, а эффекты уже были намного сильнее. А ведь тогда я подумал, что этого количества мне выше крыши достаточно, и я не хочу, чтобы меня пёрло сильнее. К тому же все мои переживания в этот раз были довольно мрачны. Я ощущал себя так будто внезапно, в одну минуту осознал весь ужас своего положения в этом мире. Что я безволен, связан по рукам и ногам собственными слабостями, грехами, если угодно, отрезан от любой возможности дальнейшего развития. Что я просто ничтожество. Причём это воспринималось не со стороны самооценки, со стороны своего какого-то идеального образа, – их тогда просто не существовало. Это вызывало ужас само по себе, как факт. Я видел, насколько наша жизнь, жизнь людей, искажена, извращена по сравнению с… даже не знаю, как и сказать, ну по сравнению с неким Высшим Порядком что ли…
И я понял, что у моего пребывания в таком состоянии есть определённая цель. И она в том, чтобы я ясно увидел весь ужас своего положения, чтобы в полной мере проникся им, понял – что я делаю не так. Понял, что неправильного в жизни людей, понял и рассказал им об этом. Так что это был своего рода «религиозный приход». Хотя я не скажу, что мог бы считать себя таким уж религиозным человеком, скорее даже наоборот. Но так как у меня ещё сохранялись остатки какого-то здравомыслия, или это было просто интуитивным ощущением, я не стал «проповедовать» перед друзьями, которые употребляли алкоголь. Я решил обратиться со своими откровениями к Бурзуму, который как раз таки был способен меня понять. Кстати, наша компания снова разделилась, когда мы вернулись с улицы, поэтому мне пришлось пойти к Бурзуму на кухню.
Ситуация, которую я там застал, была весьма мрачна. Свет снова был выключен (хотя моё зрение уже окончательно перестроилось, и я хорошо видел даже на кухне – довольно много света проникало с улицы через окно), мои друзья сидели в оцепенении. Я решил для начала поговорить с Сириусом. Он сидел за кухонным столом сгорбившись и уронив голову на руки. Я заговорил с ним, но по его ответам, которые показались мне бессвязными и очень странными, а больше даже, по паузам в его речи, во время которых он явно куда-то проваливался, понял, что эта беседа утешения мне не принесёт. Признаться, я даже подзапарился, что могу таким состоянием проникнуться, слишком нечеловеческим и жутким оно мне показалось.
Тогда я обратился к Бурзуму. Благо, тот заметно оживился при моём появлении на кухне. Мы немного поговорили о проработке, ещё о разных вещах, которых я теперь не помню. Его сознание тоже явно работало в каком-то совершенно ненормальном режиме – это чувствовалось по речи, да и внешний вид у него был совершенно безумный. Я много раз видел его в таком состоянии, но это всегда воспринималось словно, сквозь пелену и не так ужасало. Всё дело было в том, что тогда я был «не под». Теперь же, находясь в похожем состоянии, я увидел его без всякого «смягчения».
Я вновь постарался отвлечься и не загоняться. Мы вдвоём немного попели «Ом», но это не произвело на меня успокоительного эффекта. Напротив, я ощутил, как вибрация в теле нарастает, пропадает чувствительность в руках и ногах, и накатывает что-то ужасное. На кухне я проникался состоянием друзей и явно погружался глубже, чем бы мне хотелось. Естественно, я поспешил оттуда уйти. Тем более, что на моём присутствии явно никто не настаивал.

Соответственно, я вернулся в комнату. Попробовал включиться в общение. Однако восприятие моих друзей, которые находились там, оставалось таким же, как и было. Разве что всякая гордость собой своим состоянием и восприятием, пропали будто их никогда и не было. Я смотрел на людей, в компании которых провёл до этого так много времени, и видел их совершенно другими. Ну про погружённость и дисгармоничность я уже говорил. Теперь проявилась ещё одна черта – их ирония, даже циничность по отношению к миру. Мне казалось, они смотрят на всё и усмехаются. И наблюдение за этим тоже меня ужасало. Почему? Да вот, тогда у меня было такое ощущение, что человек всю свою жизнь пребывает в неведении, относительно окружающего мира и природы вещей. А что означает ирония такого человека – то, что он всем своим видом показывает, будто бы на самом деле отлично осведомлён об устройстве мира, и более того, находит это устройство неудовлетворительным. И это страшно не только само по себе, а ещё и потому, что поступая так, он сам, по своей же воле, лишает себя любого шанса хотя бы немного приблизиться к истине.
Почему-то тогда у меня вместе с появлением всех этих идей, очень сильно обострилась и реакция на любые проявления дисгармонии, заблуждения и тому подобного. Я переживал их как личную трагедию, и кроме того, при любых их проявлениях мне делалось физически плохо. И самым скверным в этом была тошнота. Ещё перед употреблением вещества, твёрдо настроившись не блевать, я изо всех сил теперь концентрировался на этом намерении, старался дышать глубже и отвлекаться от раздражающих факторов. Но когда разговоры и музыка начинали совсем вымораживать меня, мне ничего другого не оставалось, как удалиться на кухню…

Заголовок этой части сразу становится понятным, если представить себе, как я весь пик своей прухи метался между кухней и комнатой, меняя одни условия на другие, как только меня что-то начинало убийственно напрягать. Других вариантов тогда у меня не было, поскольку мысль о том, чтобы остаться в одиночестве в таком состоянии тоже не казалась мне привлекательной. Более того, я был почти уверен, что если сам пойду на улицу, то рискую попасть неизвестно куда и вообще оттуда не вернуться. (Кто-нибудь смотрел фильм «Битл Джус»? Помните момент, как герои этого фильма, призраки молодожёнов, выходя из дома, всё время попадали в какие-то ужасные миры с чудовищами. Вот то же самое могло произойти и со мной, если бы я тогда решился выйти один из квартиры.)

В своём состоянии я как-то нигде был не в тему, поскольку оно было слишком человеческим, чтобы находиться на кухне, и в то же время, уже совершенно не подходило, чтобы болтать и слушать музыку.

Правила против паники… и исключения из них
Тут, видя в каком я оказался положении, уместно будет спросить, где же мои правила против паники, и почему я ими не воспользовался, ведь время, кажется уже настало? Вот и отчёт об их использовании. Правило настройки всё же очень мне помогло, как помогло и состоявшееся до этого знакомство с подобным состоянием. Если бы я не настроился как следует воспринять абсолютно всё, что принесёт с собой этот опыт, я давно бы уже офигел и загнался куда больше.
А вот правило количества явно подкачало. В ходе этого трипа я явно почувствовал, что состояние зависит, конечно, от количества употреблённого вещества, но совсем не в такой степени, как я надеялся. Да и больше того, очень хочется сказать, что по-настоящему человек решает только одно – употреблять вообще вещество или нет. А дальше, после этого… от человека уже на самом деле мало что зависит. В тот вечер я ощутил, что не смотря на такое мизерное количество вещества, на меня без всяких проблем накатывают самые разнообразные эффекты из пережитого мною прошлой осенью бэд-трипа. Они были, конечно же, не столь чудовищно сильны, но при всём при этом, достаточно пугающи. К тому же никаких приятных переживаний в этот вечер не было принципиально.
Что же касается времени. Когда совсем накатило, я попытался (как много раз думал в обычном своём состоянии) посмотреть на часы и представить, что это закончится довольно скоро, меня отпустит, и я снова вернусь к своему обычному сознанию, с его не проходящей, утешительной иллюзией комфорта и безопасности. Но к своему ужасу, посмотрев на часы, я обнаружил, что за всё это бесконечное и наполненное самыми разнообразными событиями, время, я и забыл ВО СКОЛЬКО я выпил вещество. Абсолютно забыл! Кроме того и сам вид часов как-то ни о чём мне не говорил. Словно все ассоциации, связанные с ними, развалились в моей голове, и я утратил всякое понятие о том, как определить по ним время. Ну и каким образом, спрашивается, тогда часы должны были помочь мне успокоиться? На некоторое время я нашёл, чем мне заняться: я напряг все свои силы, чтобы сосредоточиться и вспомнить, как всё же мне добиться толку от часов. Я очень пристально их созерцал, и наконец, потерянное знание ко мне вернулось. Но… облегчения это совершенно не принесло. Ведь пока я погружался в глубины ужаса и страдал, отчаянно боролся, чтобы всплыть на поверхность, казалось, целую вечность проникался этими мрачными переживаниями, а потом хотя бы ненадолго выбирался из них, на часах проходила всего одна минута. А иногда даже и не успевала пройти. Насколько же тогда я был бесконечно далёк от возвращения в нормальное состояние, если это должно было произойти не раньше, чем через несколько часов?
И тут, естественно, мы видим, что ситуация уже настолько плоха, что самое время сосредоточиться на простом и обратиться к правилу «инвентаризации функций», которое я приберегал на крайний случай. Я попробовал и что же. Как я много раз представлял «не под веществом», я взглянул на себя и убедился, что руки и ноги у меня, в принципе, действуют, что моё тело в основном, функционирует как надо, а значит, опасаться мне особенно нечего. Но дело всё в том, что я ощутил, что хотя руки и ноги у меня работают, и ни на какие функции организма мне особенно жаловаться не приходится, но всё это в целом как-то отдаляется от меня. И не смотря на моё не самое плохое физическое состояние, я нахожусь просто, что называется, в ауте. Нельзя также было сказать, что я сходил с ума, эта проблема ни находилась, ни в уме, ни в теле, ни в психике, я нигде не мог её локализовать, потому что она затрагивала все стороны моего существа сразу, даже те стороны, о которых я и вообще не подозревал до того вечера. Больше всего это было похоже… ну не знаю, на ужас, охвативший всё моё существо без остатка. В каком состоянии при этом находилось тело… это уже явно не было первостепенной проблемой. К тому же просто сидеть и ждать, пока меня отпустит, стараясь не перенапрягаться и не безумствовать, как я запланировал, на самый плохой случай, я просто не мог. Надо было как-то избавиться от этого ужаса, но в том-то и дело, что я явственно ощущал, что не было такого кого-то, кто мог бы что-то делать, не было никакого места, никакого где-то, где можно было это сделать, не было даже и этого самого чего-то, что можно было сделать для этого избавления. И угнетаемый этим ощущением, я и метался из комнаты в комнату.

Друг мой Сириус, между тем, пребывал в состоянии, которое он сам назвал «полнейшим распадом» и о котором, сейчас, естественно, ничего не может рассказать.
Бурзум же погрузил меня в ещё более глубокий ужас (если это вообще было возможно). Когда я в очередной раз появился на кухне и вызвал Сириуса на очередной бессвязный разговор, он тоже вступил в беседу, сказав: «Вот, сейчас начинается психоз. Психоз – это то, что я больше всего люблю!» Надо было видеть его лицо при этом. Ну и представлять, что в моём состоянии, мне, пожалуй, не хватало только этой реплики, чтобы совсем офигеть. И естественно, я совсем офигел.

Ответ на вопрос, который не был задан
Вот тут-то и начинается самое интересное, начинается то, что и заставляет меня считать этот опыт не ужасным бэд-трипом, о котором лучше поскорее забыть, а великим событием в моей жизни. Но как рассказать об этом? Ведь чаще всего переживания, которые больше всего нас поражают, являются глубоко личными и не очень ценны для кого-то ещё.

Почему я так назвал этот отрывок? Нам кажется, что у нас есть какие-то неразрешимые вопросы, на которые мы пытаемся найти ответ. Что они не дают нам покоя и отравляют нашу жизнь. Но на деле всё чаще всего обстоит не так: как правило, у нас есть ощущение и мы ведём себя так, как будто уже знаем ответы на все вопросы в мире. Самые важные вопросы мы никогда не задаём, потому что считаем, что всё уже ясно и так. Именно это произошло со мной и моими «правилами против паники». Я был уверен, что знаю, как вести себя «во внештатной ситуации», и естественно, ситуация не могла меня ничему научить… пока моя уверенность не прошла. К сожалению, я не помню когда, и как именно, но в ходе этого трипа ко мне пришла мысль о том, что один из моих самых главных грехов, ни или, если хотите, недостатков – это непринятие мира.

Попробую объяснить: мне всегда казалось, что мир просто ужасен (до недавних пор я даже интенсивно мечтал покончить с собой). Но тогда я понял, что подобное представление о мире – следствие моего незнания, фантазий, упрямого нежелания увидеть жизнь такой, какая она есть, безграмотности и скудного понимания природы вещей. Я понял, что для того, чтобы хотя бы попытаться увидеть мир таким, какой он на самом деле, мне надо принять его. Принять всё, что есть в мире, не разделяя на плохое и хорошее. Только тогда, отказавшись от иллюзий, я получу шанс хоть что-нибудь понять.

И если кто-то бывал в изменённом состоянии сознания, то он наверняка может согласиться, что в этом состоянии некоторые идеи, касающиеся мировоззрения и восприятия действительности, могут казаться намного более важными, чем события, происходящие в материальном мире. Это, конечно, очень сильно зависит от вещества, но во всяком случае, у меня такое бывало. Естественно, что когда мне стало очень скверно, я подумал о своих идеях, и подумал о том, что для меня всё начинается с принятия мира, а точнее с принятия абслолютно ВСЕГО, что может произойти.
И тут я подумал, что мне нужно с благодарностью принять даже то, что я сейчас, сию минуту могу скончаться. Вот я сейчас помираю и оказываюсь в этом мрачном посмертном существовании, которое я недавно пережил. Я должен решиться принять даже это, как великое благо для себя. Как ни странно, когда я проникся этой мыслью, мне стало намного легче. Я действительно почувствовал, что в мире нет ничего лишнего и ненужного, что какие бы ужасы не случились со мной ещё – это то, что для меня необходимо. И по сути дела, моя роль заключается не в том, чтобы их оценивать, а в том, чтобы просто их пережить. Эта точка зрения может показаться, мягко говоря, спорной. Но именно она и дала мне ключ, чтобы выбраться из ужасного состояния, в котором я очутился и дождаться-таки, пока действие вещества пройдёт свою пиковую фазу.


Непоследовательность и её последствия
Я посидел, поболтал ещё с друзьями, и с их слов понял, что времени прошло уже довольно много и скоро придёт время, когда меня совсем уже начнёт отпускать. Собственно я решил, что меня уже отпускает, если не отпустило совсем. И тут произошло событие, которое заставляет меня поверить, что в подобных состояниях важно не количество вещества или время, которое оно должно действовать, важен твой собственный внутренний настрой, те мысли и переживания, которые ты допускаешь. Это куда больше влияет на то, как будет проходить трип.

А дело было вот в чём: друг И., который до этого попивал вино, посетовал на то, что как-то наш трип проходит «не весело и не прикольно» (Вот оно, индивидуальное восприятие веществ! Я понятия не имею, какое вообще возможно веселье в подобной ситуации, тогда как для него употребление этого вещества – это именно повод повеселиться.) И вот, чтобы всё стало повеселее, И. решил отправться на кухню и поснимать на камеру безумства, которые совершают Бурзум с Сириусом (он не сомневался, что они должны быть в неадеквате). Почему-то мне эта идея показалась просто чудовищной. Она возмутила меня до такой степени (теперь и не объяснить, почему), что я позабыл о своём новоприобретённом «принятии мира». Негативные последствия наступили тут же.

Не успел я даже встать с кресла или произнести какие-нибудь возражения против этого, как мне ужасно поплохело. Проявилось это не только в непереносимой тошноте и ощущении, что обед был самым плохим моим поступком в жизни, после которого мне явно не выжить. У меня вдруг возникли и во много раз усилились эффекты, которые до этого почти прошли: вибрация в теле и вибрация предметов перед глазами, напряжение мышц и одновременно чувство, что способность управлять телом совершенно меня покинула. Внезапно, в одну минуту моё состояние стало почти таким же, как и прошлой осенью. Я явно ощутил, что сейчас мне как и тогда предстоит попрощаться с реальным миром, я опять провалюсь в мир кромешного ужаса и снова буду бредить или пророчествовать о будущем, что нет никакого возврата из этого состояния и только лишь его призрак померещился мне недавно. А на самом деле вернуться никак нельзя.

В комнате в этот момент оставался только наш приятель А. Я хотел как-то предупредить его о том, что случилось со мной, или, точнее, должно было вот-вот случиться. В прошлый раз ему довелось меня пронаблюдать в том состоянии. Со мной тогда и в самом деле было много возни, и я подумал, что должен хотя бы его предупредить. Но когда я собрался говорить, я понял, что мышцы лица практически не подчиняются мне. Вроде бы мне даже удалось произнести несколько каких-то коротких, отрывистых и бессвязных слов. Но я тут же понял, что на приятеля они никакого впечатления не производят, и он совершенно уверен, что ничего подобного со мной просто не может случиться.
К тому времени мне стало совсем хреново и я устремился в туалет, то ли собираясь блевать (хотя никакого практического смысла в этом не было. Даже выпитое вещество уже давным-давно усвоилось, что уж говорить о еде, съеденной много часов назад), то ли и вовсе намереваясь там скончаться, вдали от посторонних глаз.

Когда я закрывал за собой дверь, сказать по правде, у меня было скверное ощущение, что я уже никогда не выйду обратно. Но, как ни странно, когда я оказался там, меня начало понемногу отпускать. Туалет в квартире И. совмещён с ванной. Это светлая, довольно просторная, комната с новым ремонтом. Я посидел там какое-то время и у меня прошло даже желание блевать. Своим обострённым обонянием я ощущал приятные, свежие запахи мыла и шампуня, влажный запах горячей воды, как будто кто-то недавно принимал душ. Удивительно, что я ощутил эти запахи сейчас, ведь когда я заходил сюда, как только пришёл к И., я не обратил на них совершенно никакого внимания, словно их и не было. В прочем, так оно и было в каком-то смысле – для моего обоняния тогда они были слишком слабы, почувствовать их я не мог. Тогда я подумал, что обострённо чувствовать запахи не так уж и плохо. В туалет не проникал сигаретный дым, не доходили скверные запахи еды и вина, которые так досаждали мне в комнате, там не были слышны разговоры и музыка. Впервые за вечер я был рад остаться в одиночестве, вдыхал эти запахи и чувствовал, как они очищают и возвращают меня к жизни.
Наконец, меня настолько отпустило, что я решился выбраться из своего убежища. Ко мне снова вернулось ощущение, что я должен всё принять, не противиться ничему в мире. Даже если это будет моё безумие или моё уничтожение. С этой утешительной мыслью я отправился на кухню.

Спасшиеся после кораблекрушения
Когда я оказался там, я увидел, что дела не так уж плохи, как мне представилось. Никто никого не снимал на камеру. И, кроме того, атмосфера, которую я там застал, была конечно не атмосферой полнейшего взаимопонимания (когда люди в таких разных состояниях, это невозможно), но она была весьма неплоха. Кроме того, Сириус наконец-то вернулся из состояния «распада» и осознал себя как человека, который может ходить, разговаривать, и понимает, что находится под действием вещества. В этом было несколько положительных моментов: во-первых, я нашёл человека, с которым могу поговорить и поделиться своими переживаниями, а во-вторых, раз и он уже начинал приходить в себя, то я уж тем более, должен был почувствовать, что действие вещества слабеет.

Мы все собрались в комнате. Что делал друг С., я не помню, остальные сгруппировались у компьютера. Мы же вдвоём с Сириусом уселись на пол в другом конце комнаты. Наш друг И. занимается видеосъёмкой и монтажом, поэтому в одном углу его комнаты стены и пол обиты зелёной тканью. Мы сели в этом углу. У нас у обоих было ощущение, что нас отпускает, но не постепенно, а скорее, волнообразно. Сначала возникало чувство, что уже совсем отпустило, а потом все эффекты накатывали снова, как волна, потом они ослабевали и пропадали на некоторое время, потом появлялись опять. Сидя в этом зелёном углу, мы чувствовали себя так, словно спаслись на плоту после кораблекрушения. Огромные чёрные волны накатывают на наш плот, грозя потопить его, корабль наш разбился о скалы и затонул, но всё же мы живы и самая ужасная буря уже миновала.

Когда накатывало, нам обоим было очень скверно, музыка казалась дисгармоничной и истязала нервы, мир выглядел абсурдно, разговоры вымораживали, поведение людей в комнате казалось безумным и кощунственным (не знаю, правда, по отношению к чему), когда отпускало, мы делились своими впечатлениями и переживаниями.
Наконец, мы до того пришли в себя, что включились во взаимодействие с остальными и даже смотрели отснятое в этот день фото или видео (или это было на следующий день, теперь я точно не помню). Затем все решили отправиться по домам, когда это решение созрело, было уже глубоко за полночь.

Домой мы добрались часа в два или, скорее даже, в три ночи. И не смотря на эффекты, которые немного ещё оставались, я упал на кровать и сразу же отрубился.

Утро нового дня
Я спал беспокойно, часто просыпался и к семи утра понял, что хватит с меня такого времяпровождения. Я потихоньку, чтобы не разбудить Сириуса, который в отличие от меня, не жалуется на сон, выбрался из комнаты.

У меня постепенно появлялось волшебное ощущение утра. Что это такое? Попробую описать. Дело в том, что в каком бы состоянии я ни засыпал вечером, утром всё возвращается на свои места. Я с удивлением ощущаю, что стал тем же человеком, каким был «до того». Это выглядит, словно вы стоите внутри своей психики, осматриваетесь по сторонам, и обнаруживаете, что всё у вас снова разложено так же, по тем же полочкам, как до принятия вещества и существуют те же внутренние связи. Тут психику можно сравнить с квартирой: например, если к вам ворвались вандалы и произвели ужасный разгром, или же наоборот – пришла щепетильная домработница, всё разложила в строгом симметричном порядке, или же зашёл к вам аскет, любитель минимализма и выкинул весь, по его мнению, «ненужный хлам», квартира приобретает непривычный вид. Но вот вы встали утром, и квартира снова ваша, она выглядит в точности такой, какой вы привыкли её видеть.
Потом вы осматриваетесь по сторонам в окружающем мире, и понимаете, что там, как и внутри вас, тоже снова всё обрело свой привычный облик. Вот то, что я называю волшебным ощущением утра. На моей памяти только один раз этого не произошло. Встав в семь утра на работу, я выглянул в окно и вместо привычного серого утреннего вида, узрел там совершенно фиолетовое небо и ядовито-зелёную траву и листву. Но это уже совсем другая история.

Сейчас же с ощущением утра было всё в порядке. Правда, тело казалось непривычно лёгким и прозрачным, но мне показалось, что это нормальное ощущение человека, который спал всего четыре часа. У меня возникло желание пойти в душ и отмыться как следует, и хотя я не люблю каждый день заморачиваться с мытьём своих длинных волос, я без колебаний сунул голову под кран. Волосы были чистыми, но ужасно воняли сигаретами, я понял, что не смогу ждать, пока запах выветрится сам.

Единственным скверным ощущением, которое перешло в новый день из предыдущего, было ощущение в желудке. Я понял, что какой бы ужасной не казалась эта мысль, мне необходимо что-нибудь съесть, чтобы вернуть пищеварение в норму. Я сделал себе чай, уселся перед окном. Единственным продуктом, который с утра не показался мне омерзительным, был кусок чёрствого хлеба. Я медленно жевал его и записал горячим чаем. У меня возникло странное, ни на что не похожее ощущение. Я понял вдруг, как это выглядит со стороны энергетики. Я чётко ощутил, что неизвестно зачем кладу себе в рот кусок грубой материи, глотаю его и сам превращаюсь в такое же материальное тело, хотя изначально состояние моё было другим. Более того, у меня возникло ощущение, что все продукты, вся материя это ни что иное, как земля, просто в разных химических видах. И получается в буквальном смысле, что мы едим землю и превращаемся в землю. Поглощаем прах и возвращаемся во прах.

Ощущение в ослабленном виде держалось у меня довольно долго. Почти всю последующую неделю я ощущал, что вкусовые ощущения от еды – это обман, который существует в нашем сознании для того, чтобы заставить нас поглощать материю. Даже сладости, которые я очень люблю, пирожные, печенье, казались не более, чем хлебом, то есть, в конечном итоге, землёй. От этого было даже как-то грустно. Я очень привязан к еде и вкусовым ощущениям, а тут я ясно увидел, что как любая привязанность – это не более, чем эфемерный обман, который держится только на твоей же собственной вере в него. Сейчас это чувство ушло. Оно было не слишком приятным, но лучше, конечно, было бы для меня, чтобы оно осталось. Однако я отлично понимаю, что, как и любой эффект, полученный от вещества, оно не могло быть постоянным.

Как и бывает, несколько дней после опыта я чувствовал себя не совсем обычно. Некоторые эффекты и ощущения в последствии ушли, некоторые остались со мной и по сей день. Можно даже сказать, что они потянули за собой многие из изменений, произошедших со мной в Москве. Во всяком случае одно я могу сказать точно – я по другому взглянул на мир.