Гибкий подросток, девушка лет 14, еще нескладная, немного несуразная, танцевала. Танцевала с какой-то непонятной недоступной простым людям грацией. Взлетали вверх узорные ленты, красиво изгибаясь след за движениями ее тела. Она то кружилась, то высокого подпрыгивала, то наоборот резко падала вниз, продолжая свой танец, сидя или лежа. Этот танец не был однообразным, все чувства калейдоскопом смешивались в нем, переливаясь различными гранями своей многозначности. А, сопровождая завораживающие движения девушки, плакала и смеялась, кричала и шептала, невыразимо прекрасная музыка. Струны музыки и струны души звенели в унисон.
В бесконечном танце проносилось время…
Как-то неожиданно в руках у девушки появилась роза, принесенная сюда неведомым ветром. Ее ярко-красный свет, расцвечивал кожу танцующей своими узорами, делая ее какой-то непонятной, почти неземной. Уже не ленты взлетали вверх, а маленькие воздушные шары, прикрепленные к длинным нитям, заплетенным в завитые косы, летали по просторной зале. Движения девушки менялись, становясь все более зрелыми, все более завораживающими и манящими. Музыка, достигая своего пика, разлеталась тысячами переливов на самой высокой ноте, и опускалась вниз, чтобы превратиться в тягучие волны басовых нот, а потом взлететь обратно. Обстановка вокруг тоже менялась, как бы влекомая тем же ветром перемен. Что-то уходило, слетая ненужной шелухой осенних листьев, что-то еще оставалось лишь, теряя привычные очертания, и только одно было вечным - девушка и ее легкий, стремительный танец. Движения сменяли движения, новые па следовали за ушедшими, ни разу не повторяясь.
И в этом ярком танце умирало время…
В зале резко похолодало, ураган ворвался в открытые окна, неся сонмы снежинок, кружившихся в своем дьявольском хороводе. Они как стеной окружили девушку. Ветер безжалостно трепал ее волосы, так и норовя запутать, сбить безупречные движения танца, Снежные звездочки больно жалили своим холодом, прикасаясь к нежной коже танцовщицы. Музыка жалобно и резко завывала, минутами замирая почти неслышным шепотом. Легкая фигурка слабела на глазах, ее воздушные движения становились какими-то вялыми и рваными, и скоро она едва держалась на ногах, но, даже упав, она продолжила плести свои па, даже не вставая с колен.
В ледяном танце замерло время,..
С каждым разом ее движения стали приобретать все большую опасность. Обманчиво мягко взлетали руки вверх, в быстрых, скользящих, колющих движениях. Она изгибалась, будто лишенная костей, в своих диких па. Она изменялась. В ее глазах разгоралась пламя. Оно пожирало ее зрачки изнутри, посылая нервные импульсы по всему телу. Как марионетка, ведомая неизвестным кукловодом, она резко вскочила на ноги, окруженная кольцом огня, жидкостью струившимся по изгибам ее тела. Зло загомонили снежинки. Бессильно забилась вьюга, неспешно, но все же покидая комнату, разгоняемая исходившим от девушки жаром. В такт ей, пронзительно тонко, как раненая чайка свистела музыка, но вскоре тоже умолкла. Изменивши свою тональность под жаром этого жестокого пламени, она стала иной, в ней смешались рычание льва и хохот гиены, стремительный бег горной реки и треск горящих поленьев, и лишь только где-то в глубине все так же плакала умирающая птица. Тем временем танец набирал обороты. Всполохи огня резко взлетали вверх, и опускались обратно на ладони девушки, вертевшейся в быстрых и точных как уколы движениях. Та то приседала, то уклонялась, то бежала, как будто спасаясь от невидимого противника, то тут же поворачивалась, как бы глядя ему в лицо и опаляя жарким пламенем превращающих в пепел глаз. Все стремительнее и стремительнее разгонялся танец, несясь по одному ему известной траектории.
И время сгорало в этом диком танце…
Шли минуты, отсчитываемые неумолимыми, невидимыми часами. Затихала музыка в пустой зале, уходил в небытие огонь, окружавший прежде танцовщицу. Ее движения приобретали какую-то острую, змеиную грацию. Танец гипнотизировал, мешая оторвать от него взгляд. Туман незаметно окутывал комнату, делая силуэт танцующей расплывчатым и от того еще более загадочным. Уже не ленты и не огонь держали легкие руки девушки. Тонкие, ядовитые кинжалы мелькали меж изящных пальцев, в своем опасном, но таком прекрасном танце. Она двигалась по зале, обозревая все своими серыми пустыми глазами в клубах этого странного, туманного дыма, пропитанного пряным запахом неведомых благовоний. Музыка превратилась в тихий шепот, словно боясь своим присутствием ненароком выдать намерения танцующей, но, если же прислушаться по внимательнее, то многое можно было расслышать в этом едва уловимом музыкальном шуме. Там веял холод, и блистала сталь, там осторожные пауки плели свою смертельную паутину, а гладкие тела змей оплетали души неосторожных прохожих в таинственной тьме ночи, там светились огни ночных ветров, пропитанных ужасом, там зловеще смеялись черные тени, и лишь где-то глубоко - глубоко можно было услышать тихое, печальное мурлыкание всеми забытого, одинокого котенка, молившего о спасении. Девушка плыла, перетекая по залу в своих немыслимых позах, настолько быстрая, что иногда казалось, что она там уже не одна. Ее тело с истинным профессионализмом повторяло накрепко заученные движения, привнося каждый раз что-то свое, но почему-то не оживлявшее их. А за всем этим пристально следили ее глаза цвета осеннего неба. Фантастичность и закрученность движений поражала, так же как сбивала на повал такая чуждая механичность танца. Па тянулись и тянулись.
В опасном танце угасало время…
Но вот среди этого странного бредового танца, подхватывая девушку в свои невесомые руки, появился слабенький росток свежего ветерка. Он был едва ощутим и хрупок, но девушка почему-то не сопротивлялась его легким, ласковым прикосновениям. Что-то неуловимо новое появилось в, казалось, и так отточенных до вершин мастерства движениях. Что-то, что вновь смог разбудить залетный ветер. Глаза девушки, подернутые поволокой, прояснялись под его порывами. Уходил туман. Когда же все рассеялось, движения той, приобретшие некую цельность, пронизала какая-то прозрачная обреченность. Музыка билась давно забытыми высокими нотами, опять крутясь ураганами чувств. Она пела разноцветными лампами горьких снов, пугающих своей нереальностью. Девушка танцевала, воздушно кружась, так и не выпустив из рук такие знакомые кинжалы. Туман окончательно развеялся, и залу осветили первые лучи яркого солнца. Музыка застонала пронзительно тонкими аккордами, такими же тонкими как легкая фигура танцующей девушки. Та рванула ритм танца, взвив его на недостигаемую быстроту. Он был красив. Он был прекрасен. Прекрасен с большой буквы. Он был совершенен, накаливая обстановку до неимоверных высот, под такую же стремительную, плавную, но звучащую рваными нотами музыку. В нем смешалось несочетаемое. Приблизившись к своей развязки, музыка замерла, будто не решаясь двинуться дальше. Танцующая подкинула вверх кинжалы в последнем движении, и упала вниз, распластавшись на светлом полу в пустынном зале, насквозь пронзенная ими.
А в вышине, где-то далеко, в танце усмехалось время…

Интересно, а как Вы поняли этот рассказ? Наверное, вопрос останется без ответа...