-- Как тебе объяснить... Когда я очень люблю кого-нибудь , я никогда
никому не называю его имени. Это все равно что отдать другим какую-то
частицу дорогого тебе человека. И знаешь -- я стал скрытен, мне нравится
иметь от людей тайны. Это, пожалуй, единственное, что может сделать для нас
современную жизнь увлекательной и загадочной. Самая обыкновенная безделица
приобретает удивительный интерес, как только начинаешь скрывать ее от людей.
Уезжая из Лондона, я теперь никогда не говорю своим родственникам, куда еду.
Скажи я им -- и все удовольствие пропадет. Это смешная прихоть, согласен, но
она каким-то образом вносит в мою жизнь изрядную долю романтики. Ты,
конечно, скажешь, что это ужасно глупо?
-- Нисколько, -- возразил лорд Генри, -- Нисколько, дорогой Бэзил! Ты
забываешь, что я человек женатый, а в том и состоит единственная прелесть
брака, что обеим сторонам неизбежно приходится изощряться во лжи. Я никогда
не знаю, где моя жена, и моя жена не знает, чем занят я. При встречах, -- а
мы с ней иногда встречаемся, когда вместе обедаем в гостях или бываем с
визитом у герцога, -- мы с самым серьезным видом рассказываем друг другу
всякие небылицы. Жена делает это гораздо лучше, чем я. Она никогда не
запутается, а со мной это бывает постоянно. Впрочем, если ей случается меня
уличить, она не сердится и не устраивает сцен. Иной раз мне это даже
досадно. Но она только подшучивает надо мной.
-- Терпеть не могу, когда ты в таком тоне говоришь о своей семейной
жизни, Гарри, -- сказал Бэзил Холлуорд, подходя к двери в сад.-- Я уверен,
что на самом деле ты прекрасный муж, но стыдишься своей добродетели.
Удивительный ты человек! Никогда не говоришь ничего нравственного -- и
никогда не делаешь ничего безнравственного. Твой цинизм -- только поза.
-- Знаю, что быть естественным -- это поза, и самая ненавистная людям
поза! -- воскликнул лорд Генри со смехом.
Молодые люди вышли в сад и уселись на бамбуковой скамье в тени высокого
лаврового куста. Солнечные зайчики скользили по его блестящим, словно
лакированным листьям. В траве тихонько покачивались белые маргаритки.