Почти год назад я невольно стала свидетелем того, как Ира, консьержка в подъезде Алека , делала глубокий проникновенный минет. Дряблый и несколько свирепый, он уверенно сидел на водительском кресле "Rav 4". В переднем стекле было солнце - это фонарь, была улыбка с закрытыми глазами - это удовольствие, звучала музыка, кровь приливала к паху. И не было мыслей. Так здорово.

Мы с Алеком возвращались из Дома кино за полночь. Парковочных мест не было: это очередная проблема 21 века. И мы оставили машину глубоко во дворе, наутро ее обнаружат на сфальте цвета сентября, если дворник опаздает на работу, глухо и упоенно забывшись сорока градусами и пирожками с гнилой капустой. А мы твари распутные и обеспеченные, что соответсвенно.

Алек - это особь, находящаяся в моей постели вот уже второй год, и при том не единственная. Высокий, немного кучерявый, завсегдатай ночных тусовок и эротических фотосессий. Я помню то время, когда он снимал студию в НИИ на Ленинградском шоссе, и я вечерами приезжала, спускалась в занюханый подвал, здароваясь с уставшим вахтером, сворачивала налево и шла узким сыым коридором, под нервное мигание пыльных ламп. Звонила в тонкий и выпуклый звонок. Ждала минуту, две, он открывал, уставший. В каморке рядом одевалась модель. Он сворачивал фоны, убирал риквизит в огромные картонные коробки, выключал свет, снимал приборы со штативов и делал мне чай, наливая из старого кулера почти холодный кипяток. Так мы и жили в стиле ню.

Мы были первым поколением, которое не стеснялось обсуждать оргазмы с четырнадцати лет и мастурбировало, не испытывая мук совеси. Большие города - не для девственниц. Город бесконечного слияния тел, судеб, душ. Горячий, обжигающий, разбрызгивающий воду сотнями струек по рекам, кранам и стаканам. Город-сказка. Потому что полон несбыточных ожиданий.

- И как ей руль не мешает? - проворчала я, пустив слова из губ прямо в ушную раковину, дотронувшись до внешнего хряща, чтобы почувствовал, как сотрясается барабанная перепонка.

- Он кресло отодвинул, не видишь, что ли?

- В Штатах их оштрафовали бы долларов на пятьсот...

- Сделаешь мне так же?

- Я умею лучше.

- Я знаю...

Я остановилась как вкопанная и наблюдала за темпом появления макушки в поле зрения: ритмично и врожденно грциозно. Люблю наблюдать. Свидетель - тоже участник событий. Тогда я - завсегдатай городских оргий.

Когода мужчина, кряхтя так сильно, что несколько вен пропечатались на лбу и были со всей точностью видны сквозь тонированое стекло, кончил, я отвернулаь - не люблю лица мужчин во время оргазма. Это обязывает. Он протянул Ире салфетку, она, улыбнувшись, вытерла губы. Наверное, это был случайный секс. Интересно, а сколько она за это получит: пятьдесят, сто, двести долларов? И почему тогда мы, идеальные девушки, делаем это бесплатно и расплачиваемся неясностью отношений? И подразумевает ли секс отношения, а отношения - секс? Всё так странно, непонято и не понятно. Но дико завораживающе.

Недавно я попала под стрит-ток, меня спросили, что я думаю о легализации проституции. Журфак дурачится. Прошла мимо про себя подняв две руки "за". Зная, что шлюхи подвергнутся тщательной проверке на наличие венерических заболевний, мужчины будут выплёскивать лишнюю сперму в здоровое влагалище без всяких объяснений и мук совести, сидя в глубоком черном кресле, оглядывая уютный холл борделя, будут листать каталог, выбирать приглянувшуюся, оценивать, мысленно примеряь на себя в самых искушенных вариациях и возбужденными заходить в райский кабинет. Особо брезгливые, наконец пожалеют истёртые мозолистые руки и спокойно отдадуться неблагочестивому соитию. А мы будем спокойно их отпускать на эти измены, зная, что они всё равно вернутся  нам. Или к другим. Все изменяют. Это факт.

Утопические мысли смыло волной реальности: большие города - публичные, где случайный секс - обыденное постоянство вещей. Вожделение есть повсюду - в девушке, слизывающий майонез с французского хот-дога, в мужчине, который холодно и жестоко курит сигарету в спортивном кабрио, в той паре, которая, не стесняясь, просовывает руки сквозь гульфик, расположившись на одной из лавок в парке.

Все со всеми спят. По вечерам машины сумбурно паркуются на Садовом, заходят парами, похотливый швейцар открывает им дверь. Ужиная в  "Виваче", они просто хотят есть, чтобы потом убиватьтолько один голод - сексуальный. Всё остальное - формальности. Где-то между этими формальностями ходит-бродит любовь, сильная, волевая, всепоглащающая, мускулистая и очень избирательная к людям. Я с ней не знакома.

Мы слишком много говорим, обсуждаем, спорим, с тех пор, как отменили цензуру, мы толчем воду в ступе. Бесконечно, муторно, все более цинично. Из-за этого и сходят с ума. От слов и предположений. От любви? Бывает.

Алек обнял меня за шею и поцеловал в волосы, ему хотелось гулять, говорить, общаться. А мне - секса и убежать от мыслей. Упруго и нервно я взяла его за руку и потянула домой.

- Холодно. Пошли.

- У меня уже аллергия на потолки и стены. Может, я тебе лучше куртку дам?

- А я тебе завяжу глаза, и ты забудешь про стены, а ночной воздух заменит запах моего тела.

Почему? - не знаю, но он мне подчинился. Хотя я не властный человек, отнюдь нет. Просто умею сокращать физическое расстояние до близости. А в душу я не лезу, только под душ. То холодный, то горячий, но никогда в висячий.

Мы поднялись по статной и шасштабной лестнице к подъезду, ровно, синхроно. Стук каблуков перебивал по громкости его шаги, широкие, сильные, тянущие за собой. Его рука, влажная, с ярко выроженными сухожилиями, сжимала мою, с тонкими пальцами.

Уже в дверях мы встретились с Ирой.

- Как вечер? - спросил ее Алек. Потоки звуковых волн накрыли тишину.

- Неплохо, - ответил она, абсолютно не смутившись.

- Ну и чудно.

Грело три лампы из пяти, перила казались темнее, мы - смуглыми, только что приехавшими с Гоа. Оптический обман. Иногда страшно смыкать веки - вдруг, снова открыв глаза, мы отрешимся от действительного. Мир станет другим, черно-белым, например, мы просто очнемся от странной дремоты - и вот она, реальность. Произойдет стыковка. А потом глобальная несостыковка. И я сойду с ума от правды или от нежности. Но пока - от неприодолимого желания.

Мы вызвали левый лифт одним нажатием, а правый и трогать не стали - он слишком маленький, и потом, мы оба ходили налево. Удивительно, наши "правые" половинки менялись, а мы остовались константами. Они не знали, а нас все устраивало.

Когда двери начали захлопываться, я высунулась в щелку и крикнула:

- Если что, лифт сломался.

Потом сняла с себя кофту и начала завязывать ему глаза. Он прислонился к вертикальной плоскости кабинки и нажал кнопку "Стоп". Мы тонули в холодной стали прикосновений. Я ткрыла створку "Вперед", поцеловала его: в рот, нижнюю губу, подбородок, шею, все, строго по центру. Он внезапно, не снимая с глаз кофты, поднял меня на руки и прислонил к противоположной стенке так резко, сильно по-мужски. Ударившись головой, я очнулась. Мне стало лчше во сто крат.

- Так непривычно...

- Что непривычно? - спросила я, приподнимая заслон реальности, обножая просто и, к сожалению, смертный взор.

- Ты намного легче, чем Жанна.

Я взяла ладонью его подбородок и напрягла каждую связку кисти.

- Никогда не сравнивай нас!

- Я просто сказал, что ты лучше!

- Замолчи. Она тоя девушка. Она тебя ждет. Она тебя любит.

Свет в кабинке пропал - он гаснет спустя две минуты. Факт, проверенный не Занусси, а временем и мной. Я была в воздухе - прислоненная спиной к грубому железу, с поднятыми вверх руками, которые он нежелал отпускать. Сквозь темноту блестели глаза, слышалось дыхание. Кто-то курил этажом выше, и, задевая поверхностью ногтя окурок, стряхивал пепел в банку из-под "Нескафе".

Пухлые губы Алека были у меня за ухом, а несколько кудрей, идущих ото лба, щекотали скулы, пока не замерли. Он перехватил меня двумя руками и не выпускал еще несколько секунд.

- Умеешь все испортить! Я тебе комплимент сделал.

- Заткнись, пожалуйста.

Он снова сжал мои запястья над головой. Поцелвал, рукой перехватил голову под ухом - так, чтобымне не удалось увильнуть.

- У тебя Интернет работает?

- Да. А что?

- Я тогда у тебя сегодня останусь.

- Как знаешь, - я нажала кнопку "5", нащупав ее в темном лифте...

Мы лежали в ванне валетом и глупо перекидывались пеной. Я курила - он пил апельсиновый сок. Формально мы были в ссоре.

- Слушай, а сколько мы уже с тобой... - он долго подбирал слова, - ...лежим в ванне?

- Глобально или повседневно?

- Ты же меня понимаешь... - он рукой провел под коленкой.

- Года два...

- Какой кошмар. И у меня всё еще встает...

- Ублюдок.

- У тебя учился, - его последняя кудряшка погрузилась под воду.

Проблема подводного секса: чтобы он не стал последним, приходится иногда выныривать. Мы не боги, хотя зачастую мним себя ими.

- Шестьдесят девять секунд! И ты не утонул. Рекорд! - язасмеялась. Он протирал глаза, хлопая ими, как ребенок, из его ноздрей текла вода, открывая его беспомощность перед хлорированной вдой.

- Издеваешься?

- Абсолютно.

Он поднялся на ноги и перешел на мою половину ванны. Начал, кусая мои губы, перекладывать каждую из ног - с дна на свои плечи, проводя длинными пальцами от ягодиц до пяток. Моя голова соскальзывала вниз, волосы путались, мы скользили по чугунной ванне и поднимались обратно. И так двадцать семь минут.

Я забралась на кровать и легла, намочив подушку. Алек укрыл меня одеялом, бережно заправив края, - я вседа оставляю одну ногу наружу, люблю холод, и его границы с теплом. А он все время накрыват ту самую ногу. Нет у нас взаимопонимания.

- Ты спишь?

- Нет.

- Как у тебя в институте?

- Нормально - скоро надо будет делать кучу рефератов.

- Будешь собирать факты.

- Придется, не люблю информационный жанр, я больше домыслы, рассказы люблю... Когда нибудь буду кино снимать. Позже...

- А на работе как?

- Нормально. А с каких пор тебя интересует моя жизнь?

- Ты снова издеваешься. Ты не хочешь говорить о Жанне, никогда не говоришь о Кирилле. У меня складывается впечатление, что я общаюсь с мифическим персонажем.

- А тебя что-то не устраивает в этом общении? Может тебе привычных истерек не хватает? - я смотрела на его влажные и ярко выраженные губы. Нижняя была больше верхней, с припухлостью по центру, которую хотелось нежно укусить, а потом провести языком по верхней.

Алек накрыл меня с головой одеялом, обнял и добавил:

- И кто же ты такая?