( «It’s the edge of the world
And all of western civilization» )

На восточной окраине западной цивилизации, на границе вечного кочевья, утопающие в пьянящей тьме и безумной страсти двое грешников - остались одни, посреди вселенского потопа. Не чувствуя раскаяния и не рассчитывая на спасение, они слились в одно целое. Мир катится в ад, и все что осталось – это подбросить еще немного дров в мировую печь. В маленькой комнате дешевой гостиницы два великих одиночества в первый раз обрели друг друга в чувственном забвении и слиянии тел, впервые они были по-настоящему счастливы, впервые они жили. Никогда и никому она не отдавала себя на столько как ему в эту ночь. Никогда и ни одной женщине он не дарил столько любви. Это был секс, это была нежность, это была вся палитра возможных чувств и наслаждений. Это была любовь, ожившая спустя столько лет. Соитие сопровождалось поцелуями, поцелуи перерастали в миллиарды ласковых прикосновений, ласки становились оральными и снова перетекали в любовное соитие.

Они молчали, им нечего было сказать после стольких лет разлуки. Единственное, что теперь они могли – это трахаться так, будто завтра уже не наступит. И делать это несмотря на то, что за стеной в соседнем номере безымянная шлюха в передозе лежала у телевизора, по которому в новостях рассказывали о милиционере, застрелившем посетителей магазина. Несмотря на то, что за окном в переулке под проливным дождем лежал бездомный, и жить ему оставалось не больше недели. И на то, что офисные крысы (работники скрепок, принтеров и сканеров) в этот пятничный вечер, «загуляв» и свернув в переулок, по щедрости души сократили срок его жизни вдвое. И даже на то, что рано утром ей придется бежать домой, чтобы приготовить завтрак и встречать своего мужа после ночной смены; бежать в то место, где царит непонимание, бессилие и все напоминает о их не родившимся ребенке. И на то, что после этой единственной ночи своей жизни он вернется к серой, невыносимой повседневности, разбавляя ее виски, однодневными «кисками» и попытками преодолеть творческую импотенцию.

Ничего из этого не имело для них уже никакого значения. Это была их первая встреча за время равное трети их жизней, единственная ночь вместе, которая никогда больше не повторится. Они не знали будет ли расплата за этот грех, что будет дальше, и бывает ли что-то после конца света? Но одно они знали наверняка: это единственное, в чем они не ошиблись, единственное, что имело смысл в их жизни. На краю смертельно больной западной цивилизации два одиночества в грехе обрели свою жизнь.