Александр Левин




ГОЛЫЙ ПОПОЯС

Голый попояс в перьях и дырьях
скачет по полю с вилкой в руке.
Хочет втыкнуть он этую вилку
в толстого сладкого зверя кусь-кусь.

Толстый и сладкий, сидя на ветке,
в листья зарылся и ни гугу.
Рядом зарыты толстые детки,
тощая тёща и репка-жена.

Голый попояс рыщет по лесу,
ищет по нюху, ловит на слух.
Сладкие тихо сидят и не пахнут,
лапами пахли и нюхли прикрыв.

Голый попояс скачет кустами,
перья и дырья жаром горят.
Оную вилку в каждую норку,
в каждую ямку ткнуть норовит.

Сладкий и толстый сделался плоский,
стал развеваться и шелестеть
вроде как листик , только с ушами,
лапами, тёщей и репкой-женой.

Голый попояс видит улитку,
валит на кочку, вилкой разит,
жрёт, упиваясь кровью горячей,
и засыпает. И так каждый раз!

Много попоясов ловят кусь-куся
в поле, в кустах, на сосне, под сосной,
но никогда ни один из кусь-кусей
не был попоясом пойман и съет.
Этот улитку, тот простоквашу –
схватит, сожрёт и охоте конец.
Этот уснёт, тот на пень взгромоздится,
станет хвастливые песни орать.

А ведь кусь-кусь – он ведь даже не сладкий!
Кисленький даже, с пряной сольцой –
лучшая закусь-кусь к тёмному пиву,
если в сосисках его повалять.






Гундосая песня

- Алё, это баня?

- Нет, это Болодя.

Закинув голову назад,
дудак на дудочке своей
игдает падтию любви.
Она как дудочка кдичит
и бьётся у него в дуках.
И вечный кайф!

Но медно тикают часы
и дедко-дедко гдом гдохочет…
Дудак понять того не хочет.
И тщетной муддостью тдяся,
поёт на дудочке и пляшет
и, как ощипанный удод,
дуками машет.

Но гдозовеющее небо
лупцуют синие задницы,
гдохочет: «Будя! Педестань!
Довольно музыки незделой!
Не любостдаствуй! До свиданья!»
И в стдахе задыдал дудак.
Сгустился м-м-мдак.

Во мдаке гавкают собаки.
Дыдают бедные дудаки,
доняя слёзы на постель.
А мы – небесная метель!
Не судьи мы, а пдокудоды!
А вы, модальные удоды,
тедзая плоть свох поддуг,
не тдоньте музыку дуками,
чтоб вам не отодвали вддуг!



http://www.vavilon.ru/texts/levin1-2.html

Муж лежал на солнцепеке,
кушал жареные штуки,
испеченные женой
в позапрошлый выходной.
Штуки синие дымились,
пахли запахом, бурчали
и приятно щекотали
мужу у него внутри.

А жена его в кастрюле
мужу делала пикули,
ненадолго вылезая
полимонить-посолить.
Эта добрая жена,
как родная старшина,
мужу штуков и люляков
испекала до хрена.

Муж лежал на солнцепеке
весь бесчувственный, жестокий,
не поглаживал жены
ниже чувственной спины.
То ли просто измывался,
то ли спал на солнцепеке,
отгоняя толстых мухов
вялой спящею рукой.

А жена ему в кастрюле!
А жена ему люляки!
Вот они какие гады
все на свете мужики!

ЖАРКИЙ МАЙ

В зеленом небе желтые созвездья
косматых колоссальных одуванов.
Теперь-то ясно, что это за сила

так манит из прохладного подъезда,
и жаркий мир качает неустанно,
и перистые желтые светила

так яростно вращает перед нами,
и тянет к травянистым небесам...
Пусти меня! Пусти меня! Я сам!

Ах, только бы лететь не вверх ногами...