Правда о невинно убиенных

Мальчик карабкался вверх по зеленому склону, наплевав на расцарапанные коленки. Мальчик был в белой футболке, грязных шортах и без страха носил братовы сандалии на босых пятках. Где-то здесь, как ему рассказывали, жил старик-лесник, потрепанный и уставший, щетинисто-бородатый, но много знавший, в том числе и правду о невинно убиенных. Мальчик лез к
нему, уже с детства зная в себе любовь к крутой и бесповоротной правде, равнодушный к расцарапанной коже и прочим последствиям. Он улыбался - неужели ему так весело узнавать новое?

Солнце прицельно било в макушку. Как жарко, подумал он, и хочется пить. Но у лесника, кроме горькой тепловатой водки, должна быть вода. Пенсионер ушел в лесники, выбрав себе место подальше от шума. Теперь он жил среди зеленого цвета, тишины и невнятных слухов, самым знаменитым из них слыло предание о невинно убиенных. В двух шагах поднимались вверх склоны гор. Он не обращал внимания: жил как жил, охотился на лесных зверей и раз в месяц выезжал в город за газетой, патронами и ящиком водки. Старик был худой и высокий, с мерзким голосом и добрыми полуслепыми глазами. Дети его боялись, а собаки уважали, приветствуя подергиванием хвоста-бублика и заливистым лаем. Окрестные старухи в платочках считали его видным мужчином, но сходились в мнении, что он психически нездоров.
Старик сидел у костра, напряженно обнюхивая ближийший воздух. Тушка поджаривалась. В одной руке лесник держал нож, а другой поглаживал книгу, нерусскую и неновую, с зелеными пятнами на обложке и готически непонятными буквами: Friedrich Nietzsche: Also sprach Zarathustra.
Мальчик подошел со спины.
- А книжка с картинками? - спросил он, замирая от своей наглости.
- Да мне по хрену, - честно ответил тот. - Я все равно читать не умею. А книжку немец забыл. Сам подох как миленький, а книжка осталась. Но у меня быстро в дело пойдет: кончатся дровишки, займемся чтением.
Старик захихикал.
- Скажите пожалуйста, - обратился он, - а правда, что здесь убивали людей?
- Чистая правда, - с удовольствием ответил дед.
- А как их убивали?
Шумно вдыхая воздух, старик объяснил:
- Сначала их лупили по башке и они теряли сознание. Но это только сначала, а дальше шла такая забава, что тебя сейчас вырвет. Бедолаг связывали и раздевали. Одежку, сам понимаешь, зашвыривали в огонь: как никак, улика, да и положено. На алтаре им сперва вырезали знак Стервы, ее еще называли лунной богиней - как положено, его резали на груди. Затем по очереди отрубали все пальцы: мизинец, безымянный и что там дальше. После того как все двадцать пальцев были оттяпаны, их кастрировали и
раздирали ноздри. Вот такие дела, брат, все по правилам. Не бай бог чего перепутать. Тем же ножом отсекали уши. Как водится, вырезали глаза. Тебе нравится мой рассказ?
- Да, - восхищенно ответил мальчик. - То, что надо.
- Слушай дальше, сынок, - предложил лесник. - Все отрезанное сжигалось в особом огне. Затем, вволю помолившись, разрезали живот. Так, дескать, просила лунная богиня. Те, кому надо, вынимали кишки. Ну там рассекали грудь, сердце доставали и так далее. Тоже все сжигали, разумеется. Обычно бедолаги по ходу дела околевали от боли.
- А как к этому относились местные жители?
- Хрен их знает, местных никто не трогал.
- А кого трогали? - спросил мальчик.
- Обычно они сами приходили. Приходили и начинали расспрашивать о невинно убиенных. Кого, мол, здесь убивали, да почему... Обычно им сначала объясняли, а потом самих. Слушай, я могу тебе показать ту пещеру. Хочешь?
- Конечно! - воскликнул обрадованный парнишка.
Они пришли минут через пять. Вход был завлекательно широк, а дальше был надо было спуститься вниз и свернуть налево.
- Пошли, пошли, - старик подтолкнул гостя к пещере.
В окрестной траве лесник нашарил факел. Достал из кармана штанов зажигалку, чиркнул.
Через пятьдесят шагов они стояли напротив ниши. Старик обошел вокруг мальчика, заливая светом пещерную тишину, - теперь тот падал из пяти точек, где вздрагивал зажженый огонь.
- Вот алтарь, вот богиня, - показал он.
Алтарь был вырублен из массивного камня, а изображение богини, ловко исполненное на деревянном щите, висело чуть слева.
- Она красивая, - сказал мальчик.
- Стерва всегда была того... сексуальной, - засмеялся дед. - К тому же она богиня, а не хухры-мухры. Чего гляделками лупаешь? Не смотри на нее слишком долго. Не зли луну. Один балбес, помнится, так засмотрелся, что захотел переспать со Стервой. И что ты думаешь? В лунную ночь свернул себе шею. На нее не положено так любоваться, это не девка тебе. Здесь поклоняться надо.
- А зачем?
Старик снова захихикал.
- Не задавай смешные вопросы, - попросил он.
Мальчик молчал и пристально смотрел на алтарь.
- Вот в эту ямку стекала кровь, - пенсионер оказался толковым экскурсоводом. - А в углу обычно горел особый огонь. Можно даже его зажечь, чтоб ты лучше себе представил.В самодельной печурке весело заплясало пламя, питаясь припасенными ветками.
- А чем он особый?
- Да не знаю, чем, - вздохнул дед. - Просто его так принято называть.
Веками так говорили, а почему - хрен поймешь. Может быть, он волшебный.
- Ну понятно, - сказал мальчик.
- А делалось все вот этим ножом, - старик выставил перед ним лезвие, с которым сидел над тушкою зайца. - Это старый нож, но с последнего раза хорошо сохранился.
После короткого молчания мальчик спросил:
- А когда был последний раз?
- Я точно не помню, - ответил лесник. - Но года два-то уже прошло.
- А зачем их все-таки убивали?
- Видишь ли, это продлевает жизнь. Ну чего лыбишься? Я и сам сначала не верил, а потом оказалось: вот те на, действительно продлевает.
- И сколько ж вам лет?
- Да восемьсот стукнуло при Андропове, - рассмеялся он. - А дальше сбился.
- Тогда все понятно, - сказал мальчик.
Старик улыбался, в смущении поглаживая седую клочковатые волосы.
- В ритуале есть какой-то порядок?
- Ясно дело, сынок. Во-первых, дождаться ночи и делать все перед Стервой. Отрезать строго по порядку и не дурить. А вон видишь веревки у стены? Не сгнили. Раньше делать умели, не то что сейчас, сейчас-то бардак один...
- Это хорошо, - сказал мальчик, - что не сгнили.
- Тебе-то какая разница? - удивился старик. ...Он пришел в себя, чувствуя острую боль в затылке. Связанные ноги не могли подняться, а связханные руки не могли им помочь.
- До ночи еще далеко, - сказал мальчик, играя со старым ножом. - Но мы подождем...