...лежать в лазарете, и вам разносят обед. Не обычное жидкое пойло, а настоящий, наваристый, жирный суп, в котором даже плавают ошметки курицы.

На соседней с тобой койке лежит какой-нибудь Яков, у него разворочен снарядом живот, и ты краем глаза видишь его внутренности. Он кричит, он стонет, зовет сестру, просит пить, отталкивает стакан с водой и никого не узнает вокруг себя. У него уже началась агония.

Ты жрешь суп, обжигая себе горло, давясь кусками курицы, с подбородка у тебя свисает капустная прядка, ты вытираешь жирные пальцы о покрывало, заляпанное уже ТВОИМИ ошметками, ТВОИМ гноем - здесь слишком много раненых, мы не можем менять бинты так часто! Ты заглатываешь последние капли супа со дна тарелки и видишь еще одну тарелку. Она еще принадлежит Якову, но ему ведь уже все равно, так ведь? Ты ползешь на своих обрубках к его супу, как полз когда-то через минное поле назад, к своим. Ты берешь суп и жрешь, жрешь суп своего товарища, который умирает в муках и крике рядом с тобой, и все равно тебе кажется, что никогда ты не ел ничего вкуснее этого супа.

И тебе плевать, что и твои дни сочтены тоже.