Тебе было совершенно наплевать, что творилось с миром, пока тебя не было. Так почему тебя так волнует, что будет с ним, когда ты умрешь? Какая, к черту, разница? Ты не видел Жанну Д’Арк, и не видел падения Римской Империи. Ты не прятался от бомбежек во время Второй Мировой, и уж точно не видел, как распяли Христа. Тебя не было в это время. То есть не совсем не было. Ты был раскидан по всему свету на миллионы частичек. Абсолютно ничем не связанных. Потом, в конце долгого пути, эти частички каким-то чудесным образом стали сперматозоидом твоего отца и яйцеклеткой твоей матери. Но это тоже еще не ты. Это две частички тебя. Из миллиона их стало всего две. Прошла куча времени, случилось куча событий, которые могли и не случиться, и твои отец и мать встретили друг друга, полюбили, и родили тебя.
Ты помнишь начало своей жизни? Вот точно также ты не запомнишь и ее конец…
Я закрываю глаза…

Сидя за столом, глядя в мерцающий экран своего монитора, я не могу выдавить из себя ни строчки. А если что-нибудь и получается, то это больше похоже на украденное у кого-то, подсохшее дерьмо, но не на то, о чем я сейчас думаю. Совсем не похоже. Одну песню, всего одну. Но я не могу. Хочу, но не могу. Что-то тревожит меня, но эта тревога не та, о которой стоит писать в песне. Эта тревога не та, о которой кому-то захочется слушать. Не та тревога, которую кому-то захочется разделить. Я сижу у себя дома, а взгляд мой уже в который раз рассматривает пейзажи за окном. Пытается поймать что-то, за что нужно зацепиться. За что можно зацепиться. Но кроме убогих многоэтажек, кроме залитого солнцем двора, кроме бабушек на скамейке ничего там больше нет. Ничего нет, кроме трамваев, бегущих в никуда, набитых людьми, живущими в нигде. Я вижу их в первый и последний раз, и моя память стирает их лица с тех частей мозга, где они успели отложиться. На улице ничего нет, кроме ребенка, одиноко играющего в песочнице. Кроме влюбленной парочки, идущей за ручку. Кроме пьяного механика, пытающегося отрегулировать зажигание в своей старенькой машине. Ничего нет, кроме чистого неба. Кроме лета. Кроме тепла и слегка сладковатого воздуха. Кроме всего этого, на улице ничего нет. Разве только мать, катящая коляску с младенцем. Дедушка с палочкой, выгуливающий свою старую собачку. Я смотрю на него, и тревога в сердце сменяется грустью. Вот так и заканчивается жизнь. Ты остаешься один. В ожидании конца. В ожидании начала чего-то нового. Чего-то более светлого. Хотя ты прекрасно знаешь, что ничего этого не будет. Даже если ангел сядет тебе на краешек окна…
Я беру ручку, и начинаю писать на бумаге строчки. Одну за другой. Какие-то зачеркиваю, какие-то меняю местами. Теперь это уже не важно. Как и многое другое…
Я закрываю глаза.

Когда несколько дней подряд не приходишь домой, то появляется та тоска, то чувство чего-то родного, до чего хочется добраться, где хочется укрыться, побыть одному, то чувство, которое никогда не появится, если ты никуда не уходил. Если ты боишься уйти, тогда тебе и не придется возвращаться. Если ты боишься возвращаться, то ты можешь просто никуда не ходить. Если ты не боишься ни того, ни другого – то можешь идти своей дорогой. А дом навсегда останется для тебя тем местом, куда можно вернуться, даже склонив голову, сломав меч, разбив щит. Всегда можно вернуться, и никто не посмотрит на тебя осуждающе. И никто не выставит тебя за дверь. И никто не отнимет одеяло, которым ты укроешься от холода забытья. Никто не скажет тебе плохих слов, возможно, не скажет и хороших. Но ты будешь дома, и это будет остановка, а не перерыв. Это как центр. Куда бы ты не уходил, ты уходишь к дому. Куда бы ты не смотрел, ты смотришь в сторону дома. Просто, будучи самым умным, ты, как всегда, решил «срезать» путь. Ты же меня понимаешь? Ты тоже, хотя бы иногда, очень редко, чувствуешь то же самое? А скажи мне… только не ври. Если не знаешь, то скажи сразу, что не знаешь. Ответь… КУДА СМОТРЕТЬ, ЕСЛИ У ТЕБЯ НЕТ ДОМА???
Я закрываю глаза…

Я почти закончил, и теперь с некоторым сомнением разглядываю свой текст. Кому он нужен? Это же мое, личное. Кому это теперь интересно?
С другой стороны, какого черта меня волнуют все эти вопросы? Я стал музыкантом. Стал им потому, что до меня были музыканты. Я ничего не придумал нового в этом плане. Вот первый музыкант – это другое дело. Он открыл людям тот мир, который так часто захватывает их с головой. Мир, настолько же необъятный и прекрасный, как наш собственный. Только сотворенный нашими же руками. И как только человек, такое подлое и грязное существо, порой создает такие изумительные вещи, как музыка? Ты слушаешь, как струна играет высокие ноты, и чувствуешь, как капли росы спадают с листьев. Скрипка вытягивает звук, и ты уже плачешь. Барабанный марш – и ты уже идешь, держа в руках оружие. По утренней росе. И плачешь.
Я смотрю на только что написанный текст, рву его на части, и выкидываю в помойку. Надо написать еще и музыку…
Я закрываю глаза…

Как странно постоянно думать об одном и том же. Мне кажется, что я кого-то пытаюсь обмануть. И, совершенно очевидно, что этот кто-то – я сам. Вереница событий, происходящих в моей «жизни», вся эта система ценностей, выстроенная за время моего существования, все то, что я так или иначе чувствую, совершая те или иные поступки – все это не имеет никакого значения. А то, что я пытаюсь об этом кому-то рассказать – это вообще полный бред. Но это не самое плохое. Хуже всего то, что порой я пытаюсь рассказать даже то, чего не чувствую, чего не знаю, чего не могу знать. Но хотел бы. Имею ли я право выдавать своё воображение за чистую монету? Даже если и да, то что с того? Кому это нужно? Кому вообще нужен я со своим воображением? Воображение ли это? Если я думаю о чем-то… значит, есть повод. Не обязательно быть одному, чтобы чувствовать одиночество. Не обязательно смеяться, если чувствуешь радость. И совсем не обязательно плакать, если чувствуешь грусть. Не обязательно болеть, чтобы рассказать об этом. Достаточно понять, что ты болен. Достаточно просто почувствовать болезнь. Возможно, именно в этот момент ты и заболеешь. Не обязательно понимать самого себя. Возможно, именно тогда у тебя и откроются глаза. Не обязательно говорить правду, если на самом деле ты веришь в ложь, и не обязательно врать, если это похоже на правду. Противоречия – вот в чем дело. Я такой, какой я есть. Абсолютно такой, каким ты хочешь меня видеть. Идентичен тому, который нужен всем вам. Абсолютно не тот, каким хотел бы быть на самом деле.
Я закрываю глаза…

Комната забросана обрывками исписанной бумаги. Один лист лежит на столе. Весь исписанный и перечеркнутый. На нем написан конечный вариант текста. В конце концов, на большее я пока не способен. Это тот максимум меня, который остался после всего того, что я уже сыграл и спел. И если этого вам не достаточно, то простите, я умолкаю. Конечно, будут еще песни, но на сегодняшний день я пуст.
Беру листок. Читаю. Мне нравится. Читаю еще раз. Мне даже становится как-то не по себе. Стук в дверь.
- Войдите.
Шаги в коридоре. Это Илья. Он всегда вот так вот приходит. И мне это нравится. Без приглашения. Знает, что я дома. Я только не понимаю, откуда. Но это не важно. Он живет недалеко. Возможно, видит свет в моем окне.
- Привет.
- Здорово.
- Как дела?
- Да, так. Нормально…
Я закрываю глаза…

Зачем кому-то врать, если никто не слушает? Зачем говорить правду, если на тебя смотрят миллионы глаз? Скажи мне, во что теперь верить?
Небо все такое же голубое, как и раньше, да только почему это меня не так волнует? Я задаю вопросы, сам не знаю, кому. Я раздаю ответы непонятно зачем, и я совсем не представляю, кто в них сможет поверить. Иногда мне настолько нечего сказать, что приходится говорить без остановки, лишь бы никто не слушал. Скажи, хоть кто-нибудь мне верит?
Мне грустно и уныло, поэтому я такой веселый и общительный. Поэтому ты постоянно слышишь от меня шутки, и фразу «Все НОРМАЛЬНО!»
«Как дела?» «Как поживаешь?» «Как там твоё ничего?» «Как ты?» «Все нормально?»
«ВСЕ НОРМАЛЬНО!»
Поэтому я иду по одиноким улицам вечернего города одиноко иду по забитым улицам будничного города плыву в темноте ночного города лечу в дымке утреннего города, и думаю о вас, а не о себе. У меня-то, как всегда, все нормально…
Время уходит. Убегает, как трусливый зверь… Время уходит, но ничего не меняется. Вы все такие же, как раньше. Я такой же, как всегда. И все нормально…
Вчера упал и ушиб колено…
Все нормально…
Пьяные солдаты сломали ребра…
Все нормально…
Кто-то звонит, и бросает трубку…
Все нормально…
Нос не дышит третьи сутки…
Все нормально…
Я совру, а кто-то поверит…
Все нормально…
Я поверю, а кто-то соврет…
Все нормально…
Я смотрю на синее небо, и не вижу ничего…
Да, все отлично, все нормально.
Так же, как и у всех. Терпеть, и никому не признаваться. Терпеть, и никому ни слова. Тайны, покрытые мраком. Обыденные мелочи, на которые грех жаловаться. Вы смотрите на меня своими удивленными глазами, а я лишь отвечу, что у меня сегодня все хорошо, все как обычно… все нормально.
И вам сразу станет легче. И мне станет легче. Вы не спрашиваете – я рад. Я не отвечаю – я рад.
Только сидя здесь, и глядя на это безумно синее небо, я не знаю, что дальше делать. «Все нормально» - и этого достаточно. Тогда зачем пытаться сказать что-то большее? Вам ведь хватает своих проблем. У вас ведь тоже все нормально, правда же? Я же вижу по вашим глазам…
Зачем врать, если никто не слушает? Зачем говорит правду, если на тебя смотрят миллионы?
У меня все хорошо. Все нормально…
Я закрываю глаза…

- Точно?
- Да, все хорошо. Ну, почти все.
- Почти?
- Почти…
Он не продолжает. Не хочет, или не может. Молчит, и смотрит в окно. Молчит, но очень хочет что-то сказать. Что-то важное. Возможно. Возможно, какую-то глупость. Но не пустые слова. Я чувствую. Он пришел сюда потому, что ему просто некуда было идти. За это он меня любит. А я люблю его за то, что он приходит, даже если это совсем не нужно. Мы друзья. Пожалуй, самые лучшие.
Илья отводит взгляд от окна и смотрит на меня:
- Скажи, так все и закончится?
- Как?
- Ну вот так вот… Ты живешь, ищешь что-то, к чему-то стремишься, но это все остается где-то впереди. И ты к этому идешь, идешь… день за днем. День за днем, за днем, за днем. Да только фактически ничего не меняется. Неужели так все и закончится? Просто и без всякого волшебства?
- Я думаю, да. Знаешь, я бы мог посоветовать тебе меньше об этом думать, но не могу. Сам не знаю. Сам думаю. Возможно, все так и кончится. Скорее всего. Как будто бы знаешь – выключили свет. И тебя не стало. И тогда то, к чему ты стремился всю жизнь… его тоже не стало. Оно потеряло смысл, понимаешь. Я так думаю. А это значит, что ты пришел.
- Ты думаешь?
- Да… По-крайней мере, мне так кажется. Ты же знаешь, я всегда отвечаю честно на твои вопросы… но сейчас не жди от меня ответа. Ты должен найти его сам, потому что, знаешь, никто все-таки не знает, что будет потом. Да и так ли это важно?
- Важно. Я понимаю, это глупо. Но я боюсь.
- Я тоже.
- Ведь меня просто не станет, правда?
- Наверное. Понимаешь, с медицинской точки зрения, ты перестанешь существовать как форма жизни. Твой мозг умрет, сердце остановится, и кровь перестанет течь по венам. Ты не сможешь мыслить, дышать. И никакие сны тебе сниться не будут. Понимаешь?
- Да.
- Но с другой стороны, если есть такая штука, как душа, и если она может существовать отдельно от тела, то почему бы ей не отправиться в рай?
- Не смеши меня. Какой, к черту, рай? Я не заслужил…
- Все так говорят. Но ты не сделал и ничего плохого, правда?
- Ну, если учесть, что я не хожу в церковь, не соблюдаю пост, вру периодически, завидую. Единственное, чего я не делаю, так это не убиваю и не ворую.
- Думаю, это пойдет тебе в зачет, когда тебе будут выдавать флаер на вход, или вписывать в списки. Кстати, будет возможность, впиши и меня. Можно просто «Илья +1».
Илья улыбается.
- Да уж. В принципе, если дать там кому надо на лапу, то и на другие грешки могут глаза закрыть.
- Точно!
И мы уже начинаем смеяться.
- В конце концов, можно пойти перед смертью, и исповедаться. Пять минут позора, и ты в раю.
- Да! Так и поступим! А сейчас можно выпить. Так сказать, в долг!
И плохое настроение уходит. Мне легко. Смешно. Илье тоже. Мы сидим, отпускаем дурацкие шутки, смеемся. Пьем пиво из больших бокалов, которые остались еще от родителей. Позже, уже изрядно пьяные, но веселые и довольные, мы выходим из дома, чтобы сходить в магазин. Взять еще пива. И чего-нибудь поесть. Вечер укутывает нас в свои теплые простыни. Мы идем бодрой, но слегка неровной походкой, и громко поем песни. Опять смеемся. Возможно, мы кого-то разбудили. Что ж, простите. Мы ведь не со зла. Еще пива, еще сигарет. Поесть. Что-нибудь. Сыр. Может, чипсы. Думаю, чипсы. Но и сыра тоже можно. Возвращаемся домой. Снова садимся на кухне. Остаток ночи проводим, вспоминая старые истории. Тех времен, когда мы были еще моложе. Еще проще. Еще беззаботнее. Тех времен, в которые мы уже никогда не вернемся. Тех времен, когда мы были действительно счастливы. Вот только не понимали этого. Счастье нельзя поймать за руку, когда оно рядом с тобой. В этом и есть вся его недосягаемость. О счастье можно только вспомнить. Вспомнить, что оно было. Вспомнить, что ты был счастлив.
Уже совсем пьяные, расходимся на отдых. Остановившись на пороге своей комнаты, привалившись пьяным телом к дверному косяку, уперев одну руку в противоположный косяк, Илья смотрит на меня затуманенным взглядом.
- Спасибо…
- За что?
- За то, что помог мне. Я счастлив, что зашел к тебе. Я рад, что ты есть.
- Да не за что. Иди спать.
- Спасибо…
Я возвращаюсь на кухню и ложусь на диван.
Я закрываю глаза…

Не вижу совсем ничего. Ничегошеньки. Пустота, которую я даже не могу запомнить. Запомнить…
Я закрываю глаза…

(продолжение в четверг)