Компьютерная диаграмма голоса заменит мне тебя навсегда. Я сижу и смотрю на нее, и не хочу больше смотреть, и не хочу больше слушать, но смотрю и слушаю. Я хотел бы плакать, но не хочу. Я хотел бы смеяться, но не могу. Ты прости меня.
Кладбище. Свежая могила. Плита и надгробие. И свечи. Много свечей. Посмотри, как много пришло людей к тебе. Считай свечи. Они не просто так. Я ненавижу и люблю тебя за эту красоту. Я думаю о тебе каждый день. Я с каждым днем понимаю, что больше не увижу тебя. С каждым днем понимаю это все сильнее. Я люблю тебя и ненавижу за эту красоту. И символический дождь, после того, как все поставили свои свечи в твою землю, не потушил их, и деревья закрыли тебя от птичьего дерьма. И земля приняла цветы, и не задушила их, а оставила жить. Вечные цветы. Стальные цветы моей памяти. Нашей памяти. Вечные цветы твоего нового дома. Я люблю его.
И все стоят и смотрят на тебя с пустыми лицами. Не бездушными, а наполненными внутренней пустотой. Посмотри, сколько нас. Твое одиночество закончилось.
А потом все отходят и начинают потихоньку улыбаться. Стесняясь улыбок, отворачиваются. А потом начинают смеяться. Потому, что так легче. Так проще не думать. И вряд ли ты был бы рад видеть нас со столь грустными лицами. И мы смеемся для тебя. Будь спокоен за нас. Вечная тебе память.
Я закрываю глаза и вижу небо…

Странно это. Стоит привести в коллектив женщину, как сразу все меняется. Репетиция была просто шикарной. Почти как концерт. Четкой, как часы, слаженной и красивой. Веселой и живой. И каждый хотел показать, что он не пальцем делан. Да только время не стоит на месте, и снова пора сворачиваться.
Я иду вдоль грязной и мокрой дороги, и иногда мимо даже проезжают автомобили. Маша идет рядом и курит.
- Скажи, а почему вы репетируете ночью?
- Просто так повелось. В этом нет никакого тайного смысла, ей богу. Просто это лучшая точка в городе, и места на ней давно уже все забиты. В дневное время. А по ночам свободнее. Ну, вот мы и решили, почему бы не попробовать.
- И как часто у вас концерты?
- Пару раз месяц мы выступаем по разным клубам. В основном на разогреве у других групп.
- А сколько вам лет?
- Ну, вот этому составу нет еще и года. А так я лично играю в разных группах уже лет пять. Но только сейчас это все уже вышло на более серьезный уровень. Сначала я с нашим нынешним басистом и еще двумя другими ребятами играл в школьной группе. Мы в основном перепевали чужие песни и своих было всего штуки три. Мы играли на совковых инструментах. Да и играли мы очень хреново. Но это было просто замечательно. Свой единственный концерт мы подготовили за два месяца, при том, что репетиции у нас были раз в неделю. А потом у нас вместе ничего не получилось. Какое-то время вообще никто ничего не делал, потом каждый пытался найти себя поодиночке. В итоге это все привело к тому, что я написал кучу текста, но мне было нечего с ним делать. Тогда я и пришел к нашему басисту и сказал, мол, так и так, давай что-нибудь решать. Он взял мои тексты и стал писать к ним музыку. Потом мы нашли еще людей и стали играть вместе. Вот и все. Периодически некоторые довольно модные среди клубной молодежи группы приглашают нас поиграть вместе. Но за это спасибо нашему барабанщику, у которого язык подвешен, будь здоров как.
- А чем вы зарабатываете на жизнь?
- Если это можно назвать жизнью. Концертами. Подрабатываем еще. Не все, конечно.
- А ты где работаешь?
- Нигде. Послушай, ты решила устроить мне допрос?
- Нет, мне просто интересно.
- Я нигде не работаю. Я студент.
- О. Понятно. И сколько тебе лет?
- Двадцать один.
- Ты младше меня?
- А тебе сколько?
- Двадцать два.
- Значит младше.
- Скажи, а вы так и собираетесь всю жизнь играть по клубам вместе с какими-то малоизвестными группами?
- Знаешь, если я скажу, что мы стремимся стать самой популярной группой, то это будет глупо, потому как к этому стремятся все, и нет смысла это объяснять. Если я скажу, что мы не ищем популярности, то я просто совру. Поэтому я лучше промолчу. Лучше я скажу тебе, что летом, где-то ближе к июлю в городе пройдет большой рок-фестиваль, и нас пригласили играть на нем. В частности, сейчас мы отрабатываем песни исключительно для него.
- Классно.
- Да.
Я не хочу больше отвечать на вопросы. Я закрываю глаза…

Порой просто хочется увидеть что-то ослепительно белое. Чистое. Приятное. И смотреть на это ВЕЧНО!
Я закрываю глаза…

Все опять встало на свои места, как будто ничего и не происходило. Что-то забывается, а с остальным так или иначе приходится мириться. И постепенно приходила мысль о том, что вроде бы все хорошо, и не о чем волноваться. Только дождь рвал эту радость от хорошего на мелкие части.
Все шло своим чередом. За осенью пришла зима, как и водится на этом свете. Да только грустно жить, когда светлеет в 12, а темнеет в 16.
После учебы и репетиций сил хватало только чтобы упасть на кровать. И теперь постоянно ощущалась усталость, хотя было чувство, что это все обманно и не правда. Холодильник был пуст. Таким его можно увидеть в магазине. Концерты в клубах спасали от голода, но денег все равно не хватало. Иногда приходила сестра и готовила еду. Но я не люблю заботу, хотя и нуждаюсь в ней.
Ночь грязным смогом врывалась в форточку, а я лежал на кровати, закинув голову к потолку, и глупо смотрел на фотографии моих друзей. Чувство бесконечной жалости к себе самому, к своей жизни, завладевало мною все больше, и уже через несколько минут я был самым несчастным на свете. Никто не звонил сегодня – репетиции не было. А больше никто и не мог позвонить, потому, что больше никого не было. Единство дружбы разбивается о холодную необходимость обыденных забот за вечной партой и теплую кровать. И нельзя не жалеть себя, когда остаешься один, и уверен в том, что все вокруг спят. Спят, и видят сны о своих проблемах, делах, серых буднях. О своих мечтах…
Я закрываю глаза…

Ты едешь на тракторе по моей поляне вечных цветов, и я не могу остановить его. И цветы, такие сильные, такие любимые, ложатся под грубой резиной больших шин. Я смотрю на тебя, и прошу свернуть. Езжай в свой лес. Не трогай меня. Я так устал заново сажать цветы. Но ты едешь, и музыка в твоем плеере мешает мне кричать. Лепестки закрывают мои глаза, и тебе уже не увидеть мой взгляд и мои слезы. Ты едешь по моей поляне туда, а потом поворачиваешь, и едешь обратно. Так не бывает! Ты делаешь это нарочно. Что ж, продолжай. Я не уйду. Я буду ждать, пока тебе не надоест, и буду кричать, в надежде докричаться. Стой! И ты останавливаешься, и мое сердце замирает. И ты встаешь на трактор и начинаешь ссать с него на обломки моих цветов. И мое сердце умирает. Умерли и цветы.
Я закрываю глаза…

Встреча с друзьями не принесла ожидаемого облегчения. Наоборот, стало как-то грустно. Я знаю, это все из-за зимы. Было холодно, и ничего не могло согреть. И я помню, как еще несколько лет назад мы ходили по улицам в минус двадцать, замерзшие, но радостные. И куда все это делось? Теперь зима – просто холодное белое время года, когда еще больше не хочется никуда идти. И эта пассивность, от которой никак нельзя избавиться, эта аморфность, которая пожирала тебя целиком. И ночи потеряли свою исключительность, потому, что все время была ночь. А день был больше похож на плевок в душу. Свинцовое небо и слякоть от машин. А вечером забитый трамвай с подвыпившими рабочими, у которых на бородах и усах застыли сосульки, а пар изо рта замерзал на окнах, превращая их в противно-красивый узор. И замерзшие красные лица на остановках.
Куда делся детский уют дома? Когда было так хорошо сидеть у окна. Когда был счастлив теплу своей квартиры.
Теперь нет никакого желания идти домой, потому, что он кажется слишком простым для тебя.
Я сидел на обледенелой скамейке и смотрел в окна своего дома. В нем было более ста квартир. И было так печально понимать, что нет в этом радости. Ты приходишь домой, к своей жене, к своим детям, ко всему, чему ты так стремился. Включаешь передачу с «юмором», берешь газету, ешь обед, укладываешь детей. И меня тошнит от этого, также как тебя тошнит от моей пустой квартиры. Меня тошнит от твоих машин и транспорта так же, как тебя тошнит от хождения пешком. Меня тошнит от твоей попсы и смешных передач так же, как тебя тошнит от моей музыки. Меня тошнит от тебя так же, как тебя тошнит от меня. Меня тошнит от твоего неверия в жизнь, в счастье безо лжи и слюней, в веру без предательства, в силу без унижения, в любовь без гнили, в музыку без фальши и в стихи без грязи так же, как тебя тошнит и блюет от моей наивности. Я ненавижу тебя, и говорю тебе об этом, а ты ненавидишь меня, и гадко молчишь. Меня тошнит на стекла твоих квартир, на твои уши и глаза, на твою одежду и на твой ковер в гостиной, а ты злишься и рвешь меня на части, но ты не в силах тошниться на меня. Ты слаб, а я буду делать то, что я хочу, хотя сам намного слабее, задавленный сотней миллионов таких, как ты. Я ненавижу тебя, ОБЫВАТЕЛЬ!!!
Я иду опять, по залитым оранжевым светом ночных фонарей улицам, к дому. Не к своему. В моем доме нечего делать. Я иду к своему другу. Успев на последнюю электричку, я вышел из метро, и опоздал на последний автобус. И так хочется поскорее дойти, чтобы, наконец, сесть спокойно и отдохнуть. Звоню в дверь. Здравствуй, давно не виделись, как ты? Мы сидим на кухне, в углу мира, и разговариваем на никого не волнующие темы. И не надо никем притворяться и сдерживать себя. Он простит все мои изъяны, а я его. И эта кухонная идиллия с заставленным пивом столом, очистками вяленой рыбы, сухариками и сигаретным дымом, эта маленькая комната спокойствия внутри квартиры бездушия, это помогает поверить, что можно еще быть радостным чему-либо.
Порой мне начинает казаться, что я хренов жалобщик, который ничего не может добиться в жизни, пессимист и неудачник. И почему все остальные живут себе хорошо, ни о чем не думая, счастливы и радостны, а мне все неймется. Я пробовал жить как все. Нет, я не пессимист и не смотрю на мир траурными глазами. Я просто не могу жить среди тех, кто меня окружает. И эта невозможность, невозможность никуда от них деться, обязательность смотреть сутра в эти живущие по графику лица, все это наполняет меня простой тоской. Я не жалуюсь, а просто анализирую себя. Мне грустно потому, что я ждал немного большего. Я никогда не думал, что становиться взрослым так тяжело, что это так скучно и неправдиво. Я никогда не хотел забыть радости возвращения домой, радости встреч с друзьями и радости каждому дню и ночи. И всегда не любил спать, так как всегда так много хотелось увидеть. А теперь я с трудом добираюсь до кровати и не хочу никого видеть. Я не хочу так. Мне не нужно прожить эту жизнь «как у всех». Я это уже видел. Я вижу это каждый день в сотнях пар глаз, глядящих на меня из-под своих кепок-шляпок. Это не тоска в их глазах. Это страх ошибиться, не успеть, проспать. Это желание поддерживать существование. Баланс живой материи в мире. Это не тоска. Это – уверенность в завтрашнем дне. Это – расписание жизни. Только я его порвал. И моя тоска о том, что другие не могут так. А может это и к лучшему. Но все то, что я хотел сделать своей радостью, они смешали с дерьмом и разбросали по сточным ямам. Чтобы поддерживать жизнь нужен бензин и электричество. Но в них нет радости. А про леса и цветы вы забыли, сделав их источниками ресурсов, забыли про реки, превратив их в электростанции, забыли про горы, превратив их в месторождения. Забыли про неожиданность дождя, объявляя его в сводках погоды. Забыли про солнце, превратив его в зарядное устройство. И нет в этом никакой радости. И в ваших безделушках нет никакой радости, когда всем плевать друг на друга. Все просто поддерживают жизнь. А я не хочу ее поддерживать, а хочу жить. Кто тебе мешает? Никто. Мне никто не мешает. Мне просто жалко вас, потому, что мы с вами все же люди этой Земли.
Мягкий диван, пепельница и стол. Все, что нужно мне теперь. Я устал от сегодняшнего дня. Лучше забыть его, как и все предыдущие.
Я закрываю глаза.

Ты посылаешь меня ко всем чертям, а меня это абсолютно не трогает. Мне все равно до твоих эмоциональных всплесков, потому, что я тебя не знаю. Ты – человек в его обобщенном понятии. Тот, кто наступает мне на ноги в метро и не извиняется. Который вжимает меня в стекло, чтобы пробраться на свободное место. Ты злишься, что я есть здесь, а мне плевать на это. Ты злишься, что я мешаю тебе жить. А мне все равно. Я не знаю тебя. И твою жизнь я вряд ли когда-нибудь назову словом, отличным от «никчемная». Я не мешаю тебе жить. Я помогаю тебе чувствовать свою состоятельность. Ты можешь послать меня куда угодно. Я все равно туда не пойду. Но пусть ты будешь думать, что ты лучше, если это что-нибудь изменит. Я готов слушать все, что угодно ради того, чтобы ты хоть на минуту почувствовал себя хорошо. Ведь тебе так тяжело на этом свете. Ты же… не видишь неба.
Я закрываю глаза…

(продолжение в среду)