Почти приехали, и дорога оказалась не столь долгой, сколько могло бы показаться. Тем не менее у меня сильно затекла задница, и хотелось уже поскорее выйти и походить немного.
- Почти приехали.
Что я говорил!
Машина остановилась у невысокого забора и издала протяжный жалкий звук сигнала. Тут же из калитки вывалилось чье-то тело и упало прямо на дорогу, в падении бросив веселый, беззаботный, и сильно затуманенный взгляд в нашу сторону. Потом появился Алексей. Он был хозяином. Уже изрядно пьяным.
"Как пережить эту ночь?!"
- Давайте, давайте, заходите! Вас уже все заждались. Как можно так долго ехать, а?
- Да ладно тебе, не парься. Приехали же. Пойдем лучше в дом, хватит на холоде стоять, - Дрончик был в своем репертуаре.
- Здорово, как жизнь, братишка? – обратился ко мне Алексей. На этот вопрос я сегодня буду отвечать очень часто.
- Потихоньку, нормально, в общем. Твоя как?
- Да тоже ничего. Ладно, Иди в дом, поговорим еще сегодня.
- Обязательно.
Я зашел в дом. Резкий запах курева и кошачьей мочи врезался в нос и чуть не сбил с ног. По дому ходили разные люди. В основном те, кого я знаю. Но были и те, кого я не знал. Они подходили, здоровались, представлялись, а потом шли дальше. Это было похоже на большой список имен и большой список лиц, которых мне никогда не сопоставить с именами.
- Здорова. Коля, - и толстый белобрысый парень протянул мне руку. Я представился.
- Саня, - и новая рука протянулась в моя сторону. Я снова представился.
Потом…
- Сергей…
- Володя…
- Петр…
- Леонид…
- Сергей…
- Костя…
"Как много имен!"
- Ваня…
- Илья…
- Саша…
"Так, вас я знаю… и вас тоже…"
- Антон…
- Максим…
- Привет, ребята. Вот и я.
- Привет, привет. Познакомься, это…
- Вадим…
- Станислав…
- Максим…
- Михаил…
- Дима…
- Маша…
"Так, стоп, какая еще Маша?"
Маша оказалась невысокой, скорее нормальной, худой девушкой, с крашенными черными волосами и длинными пальцами, сплошь украшенными кольцами.
- Понятно… Маша.
- А тебя как зовут?
Я снова представился.
- Понятно… Ладно, увидимся.
Я пошел дальше, в поисках своих.
В конце концов, я перезнакомился со всеми, кем только мог, тем не менее, не запомнив ни одной пары имя-лицо. А пар этих было очень много. Хотя, надо признать, знакомых было больше, и это утешало. Войдя на кухню, я устало сел на табурет, стоявший у стенки и взял со стола пиво. Как ни странно, на кухне никого не было.
Я закрываю глаза…

Замутненным сознанием и потухшими глазами я смотрю на часы. Мне нужно, чтобы прошло всего три часа. Я знаю, что если бы мне это было не нужно, то они давно бы уже прошли. Но теперь мне это нужно, и я все жду, когда же кончатся эти долбанные три часа. Я смотрю в циферблат, а он почти что смотрит в меня, смотрит в мои глаза, в мою голову и вдруг понимает, чего я хочу. Но он слишком независимый. Да что ему до меня?! И даже секундная стрелка теперь идет еле-еле. Про минуты я уже молчу. Нет спасения от времени.
Я закрываю глаза…

Лежа на диване с бутылкой пива в руке я смотрел телевизор. Надо признать, что смотрел я его не один. Со мной смотрело вместе много человек. Мы смотрели футбол. Многие тоже лежали либо сидели вместе со мной на многострадальном диване, остальные же расселись по каким-то креслам, тумбочкам, рядом с диваном, у стен. Комната была похожа на банку с огурцами. Многие курили, и дышать было довольно тяжело. Когда забивали гол, не важно, кто именно, все вскакивали и кричали. Постепенно мне даже начинало нравиться вот так вот валяться…
Когда мне уже начало глаза разъедать от дыма, я вышел на улицу подышать воздухом. Противная холодная ночь встретила меня, и даже не улыбнулась. Прошел дождь и дорога, которая была центральной в этом небольшом скоплении дачных домиков, отливала оранжевым светом раскачивающихся на проводах фонарей.
Вдруг, совершенно внезапно, появилось дикое желание уехать отсюда. Или даже просто уйти. Выйдя за калитку, я дошел пешком до моста через реку, сел на перила и уставился в огни спящего вдали города.
Я закрываю глаза…

Я стою и смотрю в свое окно, хотя уже давно стемнело. Смотрю на опустевшие улицы, на одиноких людей, тихо бредущих куда-то. Смотрю на машины, иногда проезжающие мимо моего дома. Смотрю, и порой даже начинает казаться, что никого больше нет вокруг. Что весь мир собрался в пределах моей видимости, опустел и зажегся светом. И эти одинокие формы жизни, они вроде как соединяющие механизмы между мной и тем странным чувством, приходящим ко мне, когда я смотрю ночью в окно. Я смотрю далеко-далеко, и очень хочется туда: сесть, и поехать, встать, и пойти, или побежать. "Стой, остановись. Не надо сюда. Лучше я к тебе. Ты так не понимаешь, от чего ты отказываешься. Свой дом, тепло и уют, и своя кровать, а не этот заплеванный мост, грязная река, и одиннадцать спальных мест на двадцать три человека. Нет, поверь, совсем это не вариант. Лучше останься!" И невидимой рукой машут мне из-за домов и трамвайных путей, из-за мертвого завода и подсвеченных домов, из-за волшебного сияния реклам магазинов. Из-за больших деревьев.
Я всегда любил приезжать ночью в другой город. Это как будто бы в первый раз целоваться. Так приятно, и так грустно и до боли легко. Идти по ночным улицам в поисках дешевой гостиницы, или вглядываться в проржавевшие номера домов и сверять их с номерами в своей записной: "Тётя Лена, Ростов, ул. Зорге 13, кв. 10"… Так, где-то рядом, ага… одиннадцать… тринадцать!... первый подъезд,… четвертый этаж. Здравствуйте, тёть Лен, это я! Та-ра-ра-ру-рай… да и у нас все отлично,… пока…. Да, конечно, устроит… Спокойной ночи…
Я закрываю глаза.

Утром я понял, насколько хочется домой. Насколько не надо было ехать. И даже стало как-то обидно. Обидно и печально за то, что не получил никакой радости. Обидно, что не получил никакой радости, хотя будь такое лет пять назад, запомнил бы эту ночь на всю жизнь. А теперь уже нет. Это пугает. В детстве я читал книжку про Питера Пена, и тоже думал, что никогда не повзрослею. Что может быть легче? Но прошло время, и я перестал читать сказки, я перестал играть в игрушки, перестал покупать на последние деньги конфеты и жвачки. Перестал появляться дома ночью, и все время проводил со своими друзьями, напиваясь, играя на гитарах, шатаясь ночами по улицам и крышам города. Я был так счастлив. И я думал, что так будет всегда. Что может быть проще? Мы пили за дружбу, пили за солнце, за наши любимые песни, за то, чтобы всегда быть вместе. И каждая ночь откладывалась в памяти, выстраивая нерушимую стену воспоминаний и впечатлений.
Но даже все нерушимое когда-нибудь рушится. Теперь я не чувствую никакого энтузиазма в ночных гуляниях. Просто, скорее всего, то, что входит в привычку, начинает надоедать, и постепенно начинаешь забывать естественную красоту этого. И неужели, думаю я, неужели когда-нибудь я перестану чувствовать это желание, эту ни с чем не сравнимую радость, когда я беру в руки свою гитару и выхожу на сцену. Неужели потом я начну относиться к этому просто как к работе. Так же, как к ней относятся повар, кассир или механик. И точно так же, как и все, не буду чувствовать ничего. Может быть, я тоже когда-нибудь наиграюсь. И тоже начну смотреть на мир из-под серого купола обывателя. Начну смотреть новости и ходить по воскресеньям с мужиками в гараж. А все остальные дни буду посвящать работе, содержанию семьи и так далее. А может быть совсем под старость мне также начнет нравиться копаться на грядках и опрыскивать старые яблони. Старые яблони, несущие молодые яблоки. Может быть, в старости я буду мозолить глаза внукам, и мой маразм будет им занозой в заднице, когда они будут приезжать ко мне летом погостить. А моя смерть станет для всех облегчением, и у могилы в виде банального бетонного креста, украшенного банальным овалом фотографии, раз в год престарелая жена будет подкрашивать заборчик.
Эта мысль напугала меня. Напугала своей неизбежностью. Очень сложно свернуть с такого простого и абсолютно никчемного пути, как просто существование. Я никогда не хотел просто существовать. Мне никогда не доставляли радости простые вещи, типа денег, красивых машин, больших квартир. Может быть, они возбуждали во мне любопытство, желание завладеть ими. Но вряд ли они принесли бы мне счастье. Какое счастье может принести тебе кусок железа на колесах. Это же простой фетиш. Объект желания. Но как он сделает тебя счастливым? Ты начнешь передвигаться в пространстве с немного большей скоростью, чем другие. Да, это бесспорно хорошо. Но что дальше? К тебе начнут клеиться девчонки, а знакомые парни будут открывать рты и громко сглатывать слюну. При виде твоей машины. Не ты изобрел ее. Они не восхищаются тобой. Только как владельцем, может быть. Они восхищаются формой, красотой, особенными качествами. Не твоими, а твоей машины. Сравнительно красивого соединения металла и пластика.
У тебя много денег. Ты добился их. Это, конечно, много стоит. У тебя много денег, и если ты заработал их честным путем, то их у тебя много только потому, что ты не успеваешь их тратить. Ты живешь ради денег. Твоя компания получает в год астрономическую сумму. А все, что ты можешь себе позволить, это банальный набор фетишей. Ты живешь ради денег, но скажи тебе, что деньги – цель твоей жизни, ты будешь спорить до болей в голове. Слишком мелочно это для тебя. Ты большой человек, который спит по пять часов в день, который видится с семьей один раз в неделю и одну неделю из года проводит в отпуске на экзотических островах. Все остальное время ты работаешь. И разве твоя цель в жизни, это деньги? Конечно нет! Конечно да! И может быть, когда-нибудь ты увидишь в газете свою фотографию с подписью «Самый богатый человек мира». Радуйся, ты достиг своего. У тебя столько денег, что следующие несколько твоих поколений семьи могут вообще не работать. Радуйся! Почему ты не радуешься? Разучился? Как это так? Почему ты не радуешься?! Ведь ты король мира! Но здоровье уже не то, и друзей ты всех уже забыл, остались только деловые партнеры. Радуйся! Но все то богатство, что окружает тебя теперь, отобрало у тебя всю радость. Радуйся! Но ты не можешь. Ты не чувствуешь радости. Ради этого ты жил. Вот твоя цель.
Я закрываю глаза…

(продолжение во вторник)