Сегодня во сне я видела смерть моего сына. Неправдоподобно жуткую. Его лицо разбилось, как пластик старых советских кукол. Внутри он был такой же полый, как эти уродливые пупсы. Шок был настолько велик, что я еще долго пыталась спасти его, бережно собирая осколки. Остаток сна я скиталась по какому-то странному миру, тщетно пытаясь отыскать смысл жизни. Я казалась себе такой же пустой, как голова сына. Боль была настолько сильной, что я не могла ни плакать, ни биться головой о стены. Периодически мне являлся страшный демон в обличии моего сына и доводил меня до помешательства. Я привязью ходила за мужем, без которого не обходится ни один мой сон, и пыталась осознать то, что произошло. В какой-то момент все стало казаться настолько правдоподобным, что проснувшись я заплакала. Я смотрела на мирно сопящего сына, прижимающегося в моему животу и плакала. Такого облегчения, такой радости я не испытывала с родов, а, может, и никогда. Я плакала до тех пор, пока не рассеялось чувство обреченности, пока не ушел страх, что ничего нельзя исправить.
Мое подсознание сыграло со мной злую шутку. Мое подсознание откровенно осуждает меня. Я сама себя осуждаю. За появляющиеся в моей голове мысли я ненавижу себя, как никогда.
Я устала. Я прекрасно осознанию, что именно со мной происходит. Я знаю, что не одна такая, и что это пройдет.
Всего лишь небольшая депрессия на фоне тотального единообразия. Всего лишь протест против того, что я больше не принадлежу себе. У нас сложный период, сложный возраст. Он уже знает, чего хочет, но не может объяснить, и сам добиться желаемого не в состоянии. Единственным аргументом остается плач. И этот плач сводит меня с ума.
В большинстве случаев, я ясно понимаю, чего именно он хочет, но от этого не легче. Ибо он хочет на ручки, он хочет, чтобы держали в той позе, к которой мне менее всего удобно, при этом махали пред ним игрушкой, ну, или, как минимум, показывали что-нибудь интересное. Что именно интересно моему сыну в данный момент, он также решает сам и его решения всегда разные. А еще он плачет, когда устал и хочет спать, или когда не может уснуть от перевозбуждения. Он плачет если голоден и если переел. Он плачет, когда не получается засунуть желаемое в рот, и если засунутое в рот причиняет боль. Он плачет когда его неумелые манипуляции с игрушками приводят к удару по лбу, или потере игрушки. Он плачет когда жарко, холодно или кусают комары.
Зачастую, это даже нельзя назвать плачем. Издаваемые им звуки градируются от громкого визга до монотонного расстроенного мычания. И эта какофония звуков вкупе с подкосившей меня простудой разрывает мне голову. Я уже даже не злюсь, или расстраиваюсь, я в глубокой апатии. Я могу полминуты смотреть как он плачет, прежде, чем взять его на ручки. И я ненавижу себя за это.
Но, все же, когда он улыбается, я выздоравливаю. Ненадолго, но я становлюсь собой прежней - доброй и заботливой. Вся моя жизнь в последнее время - сумасшедшие качели настроения. Я очень надеюсь на то, что все это временно.