Я никогда не прощу ему этот будильник. А в остальном я ему даже благодарна.

Кажется, я меняюсь. Кажется, что-то внутри меня безвозвратно умерло. Мне немного грустно, но, все же, я рада - это "что-то" заслуживало смерти. Мучительного и кровавого ухода в черную бездну. Я смотрю в свои глаза и вижу в них последнее "прощай" от одной из самых отвратительных моих привычек.
Я и мое подсознание, наконец-то, достигли хотя-бы какого-то взаимопонимания. Все, что для этого было нужно - сказать себе правильные слова. Высказать то, что неясными шорохами засело внутри и мучило меня все это время.
Рецепт моего успокоительного оказался удивительно прост. Достаточно взять двух бывших любовников, чьи чувства к друг другу так и не остыли, поместить их в одну квартиру, залить виски и кипятить до готовности. Паша - мое персональное кривое зеркало, мое изображение, покореженное годами - вот кто в очередной раз спасает меня от безумия. Его инструменты и техника достойны электрического стула, но все это реально работает.
Я не злюсь на него за сигаретные окурки на моей коже - маленькие шрамы на руке служат мне напоминанием. Памятью о том, что нужные слова были произнесены. А еще - я плакала. Первый раз за полгода я искренне, от всей души, рыдала. Слезы скатывались по моим щекам и капали на засыпанные пеплом руки. Уже очень давно мне не было так легко дышать. Я благодарна ему за те слова, что были сказаны в сантиметрах от моих губ. Я благодарна ему даже за это слишком серьезное, слишком болезненное "никогда".
Этого не будет больше никогда. Его руки, его запах, грубая щетина по утрам, сладко царапающая спину - все ушло туда, в черную бездну, и никогда больше не вернется. В моих мыслях это звучало иначе, не было таким категоричным. "Никогда", сказанное вслух не оставляет надежд, не оставляет в голове место для всяких "вдруг" и "если". Это больно, но помогает принять себе такой, какой я являюсь, а не какой вижу себя сама. Это помогает смириться. Это помогает сказать те самые, нужные, слова.
Пусть хотя бы один из нас будет счастлив. Я произношу это, глотая слезы, чувствуя, как Машины руки успокаивающе гладят по плечу. Я поняла что-то важное, что-то, что поможет мне жить дальше. Станет моей мантрой. Пусть он будет счастлив.
Кажется, я меняюсь. Во всяком случае, как иначе можно объяснить мой слишком уж правильный, не характерный для меня поступок? Мне предложили шанс еще раз дотронутся, еще раз увидеть, а я отказалась от него, как нерадивая мамаша от ребенка-дауна. Я променяла свои мечты на его спокойствие.
Я не хочу больше появляться в его жизни. Не хочу мелькать там, где все правильно, где все удивительно просто. Там, где он счастлив, потому что любит. Потому что та, которую он любит, слишком уж похожа на его принцессу.
Я никогда не соответствовала его понятиям об идеальной девушке. А вот он был моим принцем. Теперь я знаю, как примириться с этим фактом.
Паша ножом вскрывает дозатор на бутылке бакарди и продолжает вбивать раскаленные гвозди в мою голову. Уже через несколько минут он и сам будет рыдать, сползая по стене на холодный пол, хлестая из горла черный яд. Но а пока я раскачиваюсь на стуле в попытках укачать, усыпить ту боль, что терзает внутренности. Он знает, о чем говорит - моя участь постигла и его. Такие как мы, всегда кончают одинаково. Сегодня мы с ним в абсолютно равных весовых категориях - мы опять учимся жить без них.
"Забыть? А ты и не сможешь этого забыть. Ты ведь скажешь ему "да", если он позвонит. Ведь скажешь?" Паша прихлебывает из полупустой бутылки, пытаясь поймать мой взгляд. Я киваю, ища его зрачки через стекла очков.
"Когда он приползет к тебе через полтора года, ничего не изменится. Ты должна будешь посмеяться и указать ему на дверь, но вместо этого ты опять скажешь ему "да". Просто потому, что у тебе никогда больше не будет такого, как с ним."
Я чувствую, как боль заполняет меня до краев, ладони сводит противной судорогой.
"Ты всегда будешь помнить. Он всегда будет с тобой. Тебе надо учиться жить с этим."
Мне потребовалось время, чтобы осознать его слова. И оно у меня было, пока рыдал Паша, пока Маша, красная от волнения, шептала мне, как же она запуталась. Из нас троих я заплакала последней. Когда унялась буря в душе у одного, потом у другой, Паша принялся за меня. Тогда и появились эти ожоги и страшное "никогда". И меня прорвало.
"Громче" Он издевается, намеренно делает мне еще больнее. Заставляет добраться до самого глубокого дна в моем сознании.
"Я люблю его" Мой голос срывается, я почти кричу, слезы ручейком стекают по лицу. "Я люблю его. Я хочу, чтобы он был счастлив. Со мной это невозможно. Я не хочу снова появляться в его жизни. Я не хочу, не могу желать ему этого - снова увидеть меня. Я приношу только самое плохое. Не трогай его. У него любовь, у него все, наконец-то, хорошо. Я справлюсь, я научусь с этим жить. А он... Пусть он будет счастлив." Последние силы покидают меня, я тихо всхлипываю. Полностью опустошенная, свободная от внутренних паразитов, что терзали меня все это время. Я, наконец-то могу свободно дышать.
Кажется, это и называется "отпустить". Кажется, я наконец-то нашла настоящие эмоции, настоящие мысли под ворохом всего этого мусора в моей голове. Я наконец-то отпустила его. Теперь я смогу жить. Жить с воспоминаниями о нем, а не с болью и обидой.
Единственное, что я никогда не прощу Паше, так это будильник. Девять вечера. Время, когда мальчик заканчивает работу. "Позвони ему". И я впервые смогла устоять перед искушением. Но это никогда не загладит Пашиной вины за что, что теперь Женя знает у кого его друг проводит время. Один Пашин пьяный звонок, и мой призрак встал рядом с ним, и вся компания теперь знает, что я все еще существую. Удивительно, но мне, все же, хотелось остаться инкогнито для тех - из моего прошлого. А уж тем более, я не хотела, чтобы мальчик знал, что я так близко. Все это опять плохо кончится. Нельзя дважды войти в одну реку, зато по одним и тем же граблям можно ходить сколько угодно.
Единственная надежна лишь на то, что я успею измениться до того момента, когда ситуация вновь выйдет из под контроля. Измениться и, наконец-то, поступить правильно.