Не знаю, хорошо это или нет, что прочитал её сегодня. А не пару недель назад)

Ричард Бах. "единственная" 

глава 16.

 Снова  - в  воздухе  и опять -  поиск  возможного ключа  в
структуре узора,  хоть  какого-нибудь  знака, указывающего путь
домой.  И,  конечно,  -  пути,  протянувшиеся   сразу  во  всех
направлениях.

     - Интересно, - сказала Лесли, - мы  что,  так  и  проведем
остаток дней своих, вскакивая в жизни других людей и выскакивая
из них в поисках нашей собственной?

     - Нет, солнышко, она где-то здесь,  -  солгал  я. - Должна
быть!  Просто  нужно проявить терпение, пока не отыщется  ключ,
чем бы он ни был.

     Она взглянут на меня:

     - Ты чувствуешь в данный момент значительно  яснее, чем я.
Почему бы тебе не выбрать место для следующей попытки?

     - Интуиция - еще один, последний раз? Едва закрыв глаза, -
я тут же понял: это - именно то, что нужно.

     - Прямо вперед! И - на посадку!

     Он в одиночестве валялся на кровати  в гостиничном номере.
Мой двойник, мой точный двойник - опершись на  локоть, глядел в
окно. Он не был мною, но находился где-то настолько близко, что
мне стало ясно: мы не можем быть далеко от дома.

     Сквозь стеклянную  дверь  был  веден балкон, выходивший на
площадку для гольфа, за ней  -  высокие  вечнозеленые  деревья.
Низкие тучи, по крыше ровно  барабанит  дожде.  Либо  начинался
вечер,  либо  тучи  были  такими плотными и темными,  что  день
превратился в сумерки.

     Мы  с  Лесли  стояли  на   втором   таком   же  балконе  с
противоположной стороны комнаты и смотрели внутрь.

     - У меня такое чувство, что  он  ужасно  подавлен, тебе не
кажется? - шепнула она. Я кивнул

     - Непохоже на него -  лежит  и бездельничает. А где Лесли?
Она покачала головой, озабоченно разглядывая его.

     - Я чувствую  себя...  как-то  неловко  в  этой  ситуации.
Думаю, ты  должен поговорить с  ним один на один. Человек лежал
неподвижно. Но он не спал.

     - Давай, милый, - подтолкнула она  меня.  -  Думаю, ты ему
нужен.

     Я  пожал ее  руку  и сдан двинулся  в  комнату. Он  лежал,
уставившись в  полумрак,  и,  когда  я  появился, едва повернул
голову.

     Рядом  с   ним   на  покрывале  -  портативный  компьютер.
Индикатор включения светится, но на экране, как и на его лице -
ничего.

     - Привет, Ричард, - сказал я. - Не пугайся. Я...

     - Я знаю, - вздохнул  он.  - Проекция замороченного ума. И
он  снова  отвернулся  к  дождю. В моем уме  промелькнул  образ
сожженного  молнией  дерева,  поверженного   и   не  способного
пошевелиться.

     - Что случилось? - спросил я. Никакого ответа.

     - Почему ты так подавлен?

     - Что-то не  так, - произнес он наконец, -  я не знаю, что
случилось. Еще одна пауза.

     - Она ушла от меня.

     - Лесли? Ушла  от  тебя?  Силуэт  на  кровати едва заметно
кивнул:

     - Она сказала,  что если я  не уберусь из дому, уйдет она,
потому что выдерживать меня  ей  уже невмоготу. Улетел-то я, но
расторгла брак - она.

     Невозможно, -  подумал  я.  -  Что  должно было случиться,
чтобы альтернативная Лесли заявила, что  не  может  его  больше
выдерживать?  Мы  прошли сквозь такие тяжелые времена вместе  -
моя Лесли и  я - сквозь  годы борьбы после  моего  банкротства;
были моменты, когда  мы уставали настолько, что едва находили в
себе силы продолжать, иногда  давление  обстоятельств достигало
такого уровня, что мы  теряли  надежду и терпение, временами мы
ссорились.  Но  это  никогда  не  было  всерьез, мы никогда  не
расставались,  и  ни разу ни один  из  нас не сказал: "Если  не
уйдешь ты, уйду я". Что могло случиться с ними, худшее  чем то,
что было с нами?

     - Она не желает со мной говорить, - его голос был таким же
апатичным, как  его тело, -  едва только я об этом заговариваю,
она вешает трубку.

     - А что ты  сделал?  - спросил  я.  - Запил, к  наркотикам
пристрастился? Ты...

     - Не будь  идиотом! - раздраженно сказал он, -  Я - это я.
Он закрыл глаза.

     - Иди отсюда! Оставь меня в покое!

     - Прости, -  сказал я. - Конечно,  это глупо. Просто  я не
могу  себе  представить,  что  нужно,  чтобы  вас  окончательно
перессорить. Это должно быть что-то монументальное!

     -Нет! - сказал он, - мелочи, одни мелочи!  Эта гора работы
-  налоги  и  счета,  и  фильмы,  и  книги,   тысячи  просьб  и
предложений -  со всего мира. Она  считает, что все  это должно
быть сделано, и сделано  правильно,  и потому бросается на все,
как ненормальная,  она  никогда  не  останавливается. Много лет
назад она  пообещала мне, что моя  жизнь больше не  будет такой
безумной кутерьмой, как до нашей встречи.  И  она  отвечала  за
свои слова.

     Он  сбивчиво заговорил,  радуясь  возможности  пообщаться,
пусть даже с проекцией своего собственного ума.

     - Мне ведь дела нет до текучки. И никогда не было. Вот она
и взяла все это на себя,  жонглируя  тремя  компьютерами  одной
рукой  и  тысячью форм,  запросов  и  долговых  обязательств  -
другой. Она не нарушит своего обещания, даже если это ее убьет,
понимаешь?

     Последнее предложение он  сказал  так, что в нем явственно
прозвучало  -  если  это  убьет  меня.  Он  говорил  обиженно и
въедливо.

     - У нее нет времени на меня. Нет времени ни на  что, кроме
работы. А  я не  могу помочь ей, так как  она до смерти боится,
что я опять все запутаю.

     Поэтому я напоминаю ей, что этот  мир  иллюзорен,  что  не
нужно воспринимать  все  серьезно,  и  говорю,  что отправляюсь
немного полетать. Простые истины, но,  когда  я  ухожу, она так
сверкает на меня глазами, словно хочет испепелить!

     Он  улегся  на  кровать,  как  будто  это  была  кушетка в
кабинете психоаналитика.

     - Она изменилась,  напряжение  изменило  ее. Она больше не
очаровательна, не  забавна,  не  красива.  Она словно управляет
бульдозером  или  экскаватором, и так много бумаги должно  быть
перетаскано к  пятнадцатому  апреля,  или к тридцатому декабря,
или к двадцать  шестому  сентября, что она окажется погребенной
под  этим валом,  если  прекратит движение, а  я  говорю -  что
случилось с нашей жизнью? а она  вопит - ладно, если бы ты хоть
часть нагрузки взял на себя, ты, может быть, понял бы!  Если бы
я не знал, что  он  -  это  я,  я  бы  сказал, что этот человек
бредет.

     Но однажды - было такое - я чуть не встал  на  его путь, я
почт настолько  же сошел с  ума. Так легко затеряться в урагане
деталей, отбросить самое  важное в жизни, когда уверен .- ничто
не угрожает такой особенной любви, а потом однажды обнаружить -
сама по  себе жизнь вся превратилась в деталь,  и в процессе ты
стал чужим человеку, которого больше всего любил.

     - Я был там, где ты  -  сейчас, - сказал я, сложа  искажая
истину. - Ничего, если я задам тебе один вопрос?

     - Валяй, спрашивай. Меня ничто не обидит. Это - наш конец.
Это была моя вина.  Мелочи  могут стать смертельными, верно, но
ведь   это   -  мы!  Родственные  души!  Ты  представляешь?   Я
возвращаюсь к  старому,  становлюсь немного менее аккуратным на
несколько детей,  и она жалуется,  что я прибавляю ей работы, в
то время, как  она  и  так уже в ней  утонула.  Она  составляет
список мелочей, которые я должен  сделать,  я  забываю  что-то,
какую-нибудь  глупость,  например,  заменить  лампочку,  а  она
обвиняет  меня,   мол,   я   перекладываю   на   ее  плечи  всю
ответственность. Понимаешь, о чем я?

     Конечно, я должен помогать  ей  выбраться, но все время? А
если нет, разве это - достаточное  основание  для  того,  чтобы
разорвать наш брак? Но это как камешки на мосту - накапливается
одой)  на  другом,  пока  мост  не  рухнет. Я  говорю  -  нужно
отрешиться, увидеть  светлые  стороны,  но  куда  там! Наш брак
всегда был  любовью и уважением, но  теперь это -  напряжение и
бесконечный  труд.  И злость.  Она  попросту  не  видит  самого
важного! Она...

     - Послушай, парень, скажи-ка мне вот что, - произнес я.

     Он прекратил жаловаться, взглянул на меня, удавленный тем,
что я все еще тут.

     - А почему она должна думать, что ты всего этого стоишь? -
спросил я.

     Что в тебе такого выдающегося,  почему  она  должна быть в
тебя влюблена?

     Он нахмурился, открыл рот, но слов  не последовало. Словно
я был колдуном, похитившим его дар речи. Потом он - озадаченный
- опять уставился на дождь.

     - А какой был вопрос? - спросил он через некоторое время.

     - Что именно в тебе обязана любить твоя жена?

     Он опять задумался, пожал плечами и сдался:

     - Не знаю.

     - А ты относишься к ней с любовью? - спросил я.

     Он покачал головой:

     - Теперь уже нет, но это так трудно, когда...

     - А твое понимание, поддержка?

     - Честно? - он еще немного подумал, - по-настоящему - нет.

     - А  ты  открыт  и  восприимчив к ее  чувствам?  Заботлив,
сострадателен?

     - Не сказал  бы, - он  выглядел угрюмым. - Нет. Он отвечал
на  каждой  мой вопрос. Интересно, потребовалось ему для  этого
мужество, или просто  отчаяние  заставило его смотреть правде в
глаза?

     - Ты  общителен,   с  готовностью  поддерживаешь   беседу,
предлриимчив,  интересен? Несешь  свет,  проявляешь  энтузиазм,
вдохновляешь? Он в первый раз поднялся и сел  на кровати, глядя
на меня.

     - Иногда. Хотя, вряд ли. Долгая пауза.

     - Нет.

     - Ты романтичен? Склонен к  размышлениям?  Ты преподносишь
ей маленькие приятные мелочи?

     - Нет.

     - Ты хороший повар? Твои вещи в доме - в порядке?

     - Нет.

     - Ты надежен, помогаешь  в  решении проблем? Она находит в
тебе прибежище от стрессов?

     - В общем-то нет.

     - Ты - проницательный бизнесмен?

     - Нет.

     - Ты ей - друг? Над этим он задумался несколько дольше.

     - Нет, - ответил он наконец.

     - Если бы  со всеми этими  недостатками ты явился к ней на
первое  свидание,  как ты  думаешь,  захотелось  бы  ей,  чтобы
состоялось второе?

     - Нет.

     - Тогда почему она не ушла от тебя до этого, -  спросил я,
- почему оставалась? Он поднял глаза. В них застыла боль.

     - Потому что она моя жена?

     - Вероятно.

     Мы оба замолчали, думая об этом.

     - Как думаешь, ты  сможешь измениться, - задал я вопрос, -
превратить все эти "нет" в "да"?  Он смотрел на меня, не в себе
от своих ответов:

     - Конечно, это возможно. Ведь я  был  ее  лучшим другом, я
был... Он остановился, пытаясь вспомнить, кем он был.

     - А если  бы все это - все твои  качества вернулись это бы
тебя  задело?   Это   каким-то  образом...  уменьшило  бы  твое
значение?

     - Нет,

     - А что ты можешь потерять, если попытаешься?

     - Да вроде бы, ничего.

     - А приобрести ты смог бы многое, как по-твоему?

     - Очень многое! -  наконец  ответил он таким тоном, словно
эта мысль была для него совершенно новой.

     - Я даже думаю, она может снова полюбить меня.  А если это
случится, мы  оба  будем  счастливы.  Он  мысленно погрузился в
прошлое.

     - Каждое мгновение  рядом  с  ней было восхитительным. Это
было   романтично.   Мы  исследовали   идеи,   находил"   новые
озарения... это всегда будоражило. Если бы у нас было время, мы
бы снова стали такими же.

     Он помолчал,  а  затем  сформулировал  свою  самую главную
истину

     - Я действительно мог бы помогать ей  больше, че" помогаю.
Просто я  привык к  тому, что она все делает,  так было проще -
предоставить ей возможность все брать на себя. Но если бы  я ей
помогала если бы я делал  свою  часть, я думаю, мне удалось  бы
восстановить свое уважение к самому себе.

     Он встал, посмотрел  в  зеркало, тряхнул головой и заходил
взад-вперед по комнате.

     Полная трансформация.  Интересно, он действительно  именно
так все понял?

     - Как  это я  сам  не додумался? -  спросил  он. Потом  он
взглянул на меня.

     - Хотя, по сути, похоже, додумался.

     - На то, чтобы так опуститься, у тебя ушли  годы, - сказал
я тоном предостережения, - а  сколько  лет  понадобится,  чтобы
выбраться? Вопрос был для него неожиданным.

     - Ни одного, я уже изменился! Я попытаюсь немедленно!

     - Так сразу?

     - Если понял, в чем дело, времени на то, чтобы измениться,
не нужно вовсе, - сказал он, и его лицо возбужденно  засияло. -
Если  тебе  вручают  гремучую  змею,  ты  вряд  ли  задумаешься
надолго, прежде чем ее выбросить,  правда?  А  я должен держать
змею только потому, что эта змея - я сам? Нет уж, спасибо!

     - А многие держат. Он уселся на стул у окна и посмотрел на
меня.

     - Я -  не многие.  Я уже два дня лежу  здесь и размышляю о
том, что  родные души, которыми  были мы с Лесли, ускользнули в
какое-то иное счастливое  будущее вместе, а нас оставили в этом
несчастном измерении, где мы не способны даже поговорить.

     Я так был  уверен,  что во всем виновата  она,  я не видел
выхода, ведь чтобы все стало лучше, измениться должна была она.
Но  сейчас...  Это  - моя вина,  я  могу  все  изменить! Если я
изменюсь и буду оставаться в  измененном  состоянии  в  течение
месяца, но  счастье не вернется,  тогда мы поговорим о том, что
измениться следует ей!

     Вскочив, он шагал по комнате, глядя на меня  так, словно я
был блестящим психотерапевтом:

     - Ты только подумай - всего несколько вопросов! Почему мне
нужно было, чтобы ты явился оттуда, откуда ты  явился? Почему я
сам не задал себе все эти вопросы? Несколько месяцев назад!

     - Действительно, почему? - переспросил я.

     - Не знаю. Я так глубоко  зарылся  в  возмущение по поводу
нее и  всех проблем... как  будто она создавала их вместо того,
чтобы пытаться с ними справиться, а я жалел себя, думая  о том,
насколько она отличается от той женщины, которую я так любил.

     Он снова уселся  на кровать, н ненадолго склонил голову на
руки:

     - Знаешь,  о  чем  я  думал, когда ты сюда  вошел?  Каково
последнее действие отчаявшегося человека...

     Он вышел на  балкон, взглянул на пейзаж, словно бы светило
солнце, а не шел дождь.

     - Ответ  -  изменение.  Если  я  не  могу  заставить  себя
измениться в своем собственном уме, я заслуживаю того, чтобы ее
потерять! Но теперь, насколько я  понимаю,  мне  известно,  как
сделать ее счастливой. А когда она  счастлива... Он остановился
и, улыбаясь, взглянул на меня:

     - Ты даже представить себе не можешь

     - А  почему  она должна  поверить,  что  ты  изменился?  -
спросил я. -  Не каждой  же день  ты  уходишь из  дому, и  тебе
наплевать, -  а  возвращаешься переполненным любовью парнем, за
которого  она  выходила замуж.  Он  задумался  об  этом,  опять
ненадолго погрустнел.

     - Ты прав. У нее нет  причин  этому  верить. Чтобы понять,
ей, вполне вероятно,  потребуются дан, месяцы. А может, она так
никогда об  этом и не узнает.  Возможно, она никогда  больше не
захочет меня видеть. Он обернулся ко мне и еще немного подумал.

     - Истина - в том, что изменение, которое со мной произошло
- это мое дело. Замечать или не замечать, и что по этому поводу
думать - это дело ее.

     - А если она не захочет тебя слушать, - спросил я,  - .как
ты собираешься рассказать ей, что произошло?

     - Не  знаю, -  мягко  ответам он. -  Я  должен буду  найти
способ. Может, она  услышит  это в  моем  голосе. Он подошел  к
телефону и набрал номер.  Я  словно бы исчез, так целеустремлен
был он, делая этот звонок, так переполнен будущим, которое чуть
было не утратил.

     - Привет,  родная,  -  сказал  он,  -  я понимаю, если  ты
хочешь,  ты  можешь  повесить  трубку,  но  мне  кое-что  стало
известно, и ты, возможно, захочешь  это  узнать.  Он слушал. Ум
его весь превратился  в мысленный взор, устремленный на жену за
сотни миль отсюда,

     - Нет, я звоню, чтобы сказать тебе, что ты права, - сказал
он. - Проблема - во мне. Я был неправ и  вел  себя эгоистично и
несправедливо по отношению  к тебе, и мне даже трудно выразить,
насколько я  об этом сожалею! Измениться должен был  я, и я это
уже сделал! Он еще немного послушал.

     - Солнышко мое, я  люблю  тебя всем сердцем. Сейчас яснее,
чем когда-либо,  я  понимаю,  через  что  тебе пришлось пройти,
чтобы так долго  оставаться  со мной.  И  я клянусь, я  намерен
сделать так, чтобы ты была этому рада.

     Он  опять   послушал,  улыбнулся  самой  кроткой  из  всех
возможных улыбок.

     - Спасибо. В таком случае  скажи,  есть ли у тебя время...
для одного свидания  со своим мужем, прежде чем ты расстанешься
с ним навсегда?