Это цитата сообщения -Kaunotar- Оригинальное сообщение

Фанфик, самонаденный, но прикольный, часть 3

[512x682]
В колонках играет - Tokio hotel - Rette Mich
Настроение сейчас - растерянное


День, второй, третий…
Его концерты, мои презентации.
Ледяное непонимание Тома и жаркие взгляды Билла.
Как обещал, он не отпускал меня. Каждый наполненный работой и переживаниями день заканчивался чашкой кофе в его руках… Сидя на диване, мы болтали обо всём на свете: о работе, о людях, о развлечениях и пицце, о школе и о студии, о прошлом, но не о будущем. Лишь один раз Билл спросил меня:
«Когда ты уезжаешь?».
«В конце месяца».
Он зажмурился и с минуту, казалось, не дышал. Глядя на его плотно прижатые к щекам длинные чёрные ресницы, на дрогнувшие губы, я почувствовала себя сволочью.
Что я могла поделать?
- Билл…
Открыв глаза, он ударил меня взглядом наотмашь. Боль, сожаление и лихорадочный блеск делали глубину его глаз просто бесконечной: карие и манящие, томные, завораживающие… Я поймала себя на мысли, что неосознанно придумываю эпитеты, способные передать цвет его глаз сквозь призму моей нежности. Лёгкая тень, мелькнувшая на его лице, нервный жест, которым он отбросил волосы со щеки… Его тонкая кисть, с унизанными кольцами изящными пальцами, лежала на спинке дивана, легонько поглаживая красную кожу.
- Ты поедешь со мной в Магдебург?
Сердце приятно ёкнуло. В Магдебург. Его город. Билл выжидающе смотрел на меня: его лицо было абсолютно непроницаемо. Он устал.
…Последние два дня они давали по два концерта. Проходя через толпу фанаток даже в сопровождении секьюрити, Билл лишился пряди волос. Когда настырная девчонка дёрнула его за молнию на куртке, он прошипел: «Убери руки, дура конченная… Как вы меня достали уже… ». Массивный телохранитель заслонил его, Том рванулся к брату, Густав как-то по-птичьи втянул голову в плечи… Наблюдать за этим из припаркованного лимузина группы было просто невыносимо…
Весь концерт я сидела в пустой огромной машине с мягкими замшевыми креслами и смотрела один-единственный клип.
Rette Mich…
Узнавая растерянность в его глазах, читая его боль, пробуя на вкус его страх…
По моим щекам текли слёзы.
«Мой мальчик… Только мой…» - трогая пальцами маленький монитор, я совершенно не задумывалась об оставляемых отпечатках. Там был Билл, который просил о помощи… Тот самый Билл, который сейчас отмахивался от поклонниц, пробираясь к машине. Том догнал его и обнял за плечи. «Спокойно, Билл… ». В коротком взгляде, которым младший брат одарил старшего, читалась благодарность. Том первым рванул дверцу лимузина, пропуская брата внутрь. Когда Билл уселся рядом, он всё ещё возмущённо отфыркивался. Я спрятала заплаканное лицо у него на груди. Его серебристо-чёрная футболка пахла потом и дымом, но я зарывалась в неё, будто пытаясь стереть свои слёзы.
«Милый… »
Билл будто сбросил концертный костюм, превратившись в уставшего молодого человека с лёгким налётом головной боли во взгляде. Его руки цепко сомкнулись на моей талии. «Милая… »
Том надвинул кепку на глаза, откидываясь на спинку кресла.
- Фффууу…. Ну и денёк. Хорошо, что тебя там не было, Анастаси… Они бы… Они бы разорвали тебя, точно. По-моему, эти девчонки совсем очумели. Причём, самые страшные оказываются самыми наглыми. Чёрт, я скоро драться с ними начну. Билл, ты как?
- Окейно…
- Спасибо, Том, - я искоса смотрела на него. Его губы тронула улыбка – впервые за всё время, прошедшее с той ночи в клубе. Сверкнув в мою сторону быстрым и острым взглядом, он пожал плечами.
- Да не за что…
Когда мы высаживались у гостиницы, толпа поклонниц уже ждала у входа. Эта разномастная каша поглотила сначала Густава и Георга, потом Билла, который не отпускал мою руку. Уже спускаясь на мостовую, полуослепнув от фотовспышек, я почувствовала на плече твёрдую ладонь Каулитца старшего.
- Сочтёмся ещё, Анастаси.
О нет.
Только не это.
Руку Том убрал сам, к моему величайшему облегчению…
… И вот теперь Магдебург. Билл по-прежнему ждал ответа. Его рука мягко скользнула на моё плечо, будто прощупывая все сто тысяч вероятностей моего ответа. Мне хотелось сказать «нет». Чтобы сразу обрубить все тончайшие живые ниточки, которые проросли в нас, которые нас связывали, которые прямо сейчас мучительно трепетали, удерживая меня от ответа. Мне хотелось сказать «да». Чтобы увидеть вспышку радости в этих тёмных глазах, чтобы почувствовать теплоту его губ на своих губах, чтобы в тысячный раз забыть обо всём в его худых сильных руках. Дома меня ждал издатель, который готов был подписать очередной контракт, куча документов без моей подписи, отлежавшаяся в сухой темноте стола рукопись… Уехав туда, я поступила бы правильно, но для этого мне пришлось бы оставить здесь, в Германии, своё дрожащее, раздираемое противоречивой и непонятной никому любовью сердце.
- Ты поедешь? – переспросил Билл, уже сомневаясь в моём ответе. Поймав губами его пальцы, я просто кивнула. Потому что сказать ему «да» или «нет» было выше моих сил. – Серьёзно? Ты не шутишь?
- А ты? – переспросила я одними губами. Он зарылся лицом в мои волосы и рассмеялся. Тихонько и счастливо. Представляю, что скажет Тимур: «Ты с ума сошла!!! Ты нужна нам в издательстве! У тебя контракт сорвётся! Я уволюсь, если ты так поступишь… » Но мне всё равно, потому что рядом счастливый смеющийся Билл. Пусть увольняется строптивец-Тимка, пусть.. Куда он денется от такого хлебного места, как моё прикладное издательское деловодство. Скорее всего, он-то и поедет всё заключать и подписывать…
- Дурочка… Конечно, я не шучу. Я очень хочу, чтобы ты поехала с нами. Со мной.
- С мамой познакомишь? – ехидно спросила я, преодолев панический страх перед возможностью наплевать на дела ради этой поездки.
- Почему нет? Да легко!
- Не надо… - испугалась его решительности. - Я же шучу…
- Жаль… Хотя она всё равно сейчас в Греции с отчимом.
Его губы коснулись чувствительного местечка у меня за ухом. Я зажмурилась, не в силах сопротивляться тёплой волне нежности…
- Значит, дома никого нет?
- Ага… Только ты, я и Том. Ну, он обычно дома не сидит. Особенно, когда мы из Гамбурга возвращаемся.
Он взял меня за подбородок и мягко повернул к себе.
Возможно, он собирался сказать что-то, но наши губы уже встретились.
Наплевав на наши мысли и другие условности.

***
В самолёте мне было не слишком хорошо. Вцепившись в Билла, я смотрела в иллюминатор.
- Ты боишься летать? – непринуждённо поинтересовался Том.
- Есть немного…
- Может, по шампанскому – и всё, как рукой снимет? Билл?
- Ну, я только за.
До конца полёта мы пили «Дом Периньон», заедая его тартинками с чёрной икрой. Том и Билл хохотали, развлекая меня изо всех сил. После второго бокала перестала смотреть в иллюминатор: я смотрела на братьев Каулитц, на их весёлые одинаково-непохожие лица. Билл уморительно хлопал длиннющими ресницами, изображая Нину Хаген, известную немецкую рок-диву. Том рассказывал очередную байку из жизни немецкого шоу-биза.
- И тут Тиль Линдерманн ей и говорит, Нина…
- Всё, Том, Билл, хватит!!! Я сейчас просто лопну от смеха…
Когда шасси самолёта коснулись трапа, самолёт, казалось, подпрыгивал от нашего дружного ржания…

Международный аэропорт Гамбург-Фульсбюттель.
Взлётно-посадочная полоса подсвеченная огнями, бегающие туда-сюда работники аэропорта в форменных куртках с продолговатыми светящимися жезлами в руках…
Мерседес, приехавший за нами, поблёскивает лакированным боком.
Парни из охраны стоят плотной группкой, переговариваясь о чём-то по-немецки.
Когда мы, наконец, выдвигаемся в сторону машины, откуда ни возьмись появляется толпа.
«Бэлла Каулитц!»,«Билл – педик», «Мерзкие твинцестеры» - яркие плакаты не оставляли сомнений в том, что навстречу нам вышли анти. Анти из родного города Токов…
Тяжёлые шаги охранников застучали по плотному асфальту. Билл обернулся, рассматривая приближающихся анти. На лице Тома заходили жёсткие желваки. Он резко выругался на немецком, сплюнув в сторону. Густав делал шаг назад, а Георг набычился.

Мышцатые мальчики и дебелые девочки.
У каждого третьего кастет, у пары самых мрачных – бейсбольные биты.
В глазах – гнев и ненависть, злость и зависть.
Пытаясь найти в этой человеческой стае хотя бы одно нормальное лицо, я увидела девушку в мягкой толстовке с лейблом «Сочи 2014». Её светлые волосы были распущены по плечам, глаза были внимательными, не злыми. Она смотрела на Тома, и лицо её выражало растерянность, смешанные чувства. Она стояла в первом ряду группы: светлая, мягкая…
Русская.
Я шагнула на встречу ей, пытаясь заговорить.
- Послушай меня, ты же из России?
Ответить она не успела.
Всё произошло очень быстро…
Билл только успел крикнуть: «НЕТ!!!»

Стая анти ринулась вперёд.
Высокий парень схватил меня за рукав и резко дёрнул на себя, говоря что-то на немецком. Русское открытое лицо мелькнуло и исчезло... У меня перед глазами мелькнул асфальт, несколько сильных и достаточно безжалостных рук дёргали меня во все стороны. Услышав треск собственной одежды, удивиться я не успела. Толкнув меня в гущу анти, долговязый немец с силой ткнул меня в спину. Я врезалась в толстую девушку с прыщавым лицом, которая, недолго думая, со все дури ударила меня ладонью по лицу.
Дури в ней было немало.
Почувствовав, как набухает пульсирующая болью губа, я снова поискала глазами русскую девочку – как лучик надежды мелькнули её светлые волосы, которые тут же заступила прыщавая анти. Я выпрямилась, сглотнув солоноватую слюну, чувствуя, как рот снова наполняется кровью.
- Ребят, зачем… - договорить мне не дали. Толстуха с кривой усмешкой коротким ударом врубилась в моё солнечное сплетение. «Сука!» - улышала я, согнувшись пополам. Она наклонилась к моему лицу, обдавая меня смрадным дыханием – «Тебе больно?».
Оплеуха.
Ещё одна…
У меня звенело в ушах, но я услышала гневный вопль Тома: «Я убью вас, мрази! Я вам за неё ноги выдерну!!!» Где-то позади завязалась драка с участием Токов. Курвшие на другом конце площадки охранники неслись во весь опор, поняв свою ошибку…
Попытавшись улыбнуться разбитыми губами, я заработала удар кастетом: попытка увернуться спасла меня от серьёзного рассечения, рука долговязого задела меня по касательной. Кровь из глубокой царапины заливала мне левый глаз. В порыве бессильной ярости, я схватила разлыбившуюся толстуху за ворот брезентовой куртки.
- Сука – это ты, шмуциге дойче швайн! – подавшись вперёд, я с силой ударила её головой. Взвыв, она осела на асфальт. Но торжество моё было недолгим: длинный пребольно схватил меня за волосы. Намотав их на кулак, он приблизил меня к своей арийской роже – мне пришлось встать на цыпочки, чтобы не лишиться скальпа.
- Какая мы смелая… - процедил он на очень нехорошем английском, сопроводив сказанное запахом пива, жаренного арахиса и прогрессирующего кариеса.
-Нет, отпусти её, не надо! Не трогай… - высокая блондинка пробилась сквозь толпу, хватая длинного за локоть. – Йорг, не надо!
- Анна, не лезь, куда не следует, - сказал Йорг и с силой швырнул меня вниз.
Инстинктивно я прикрыла лицо.
Встретившись с асфальтом, я успела почувствовать спиной сокрушительную силу его подбитого железом ботинка…
Что-то хрустнуло…
«Нет!!!» - крик Билла, вопль Тома, и судорожный вздох присевшей около меня плачущей блондинки.
Хрустнуло.. Неужели это мои рёбра?
Кажется, я рассмеялась, прежде чем сознание милосердно отключилось…

Очнулась я уже в машине, несущейся по ночному Магдебургу. Моя голова лежала на коленях у Билла, который сидел, закрыв глаза. Он был бледен, на его скуле темнела припухшая ссадина. Перед моими глазами всё плыло…
- Билл.. – тихонько позвала я, удивляясь собственному глухому голосу. Разбитые губы плохо слушались, отзываясь болью на самое маленькое движение. С переднего сиденья свесился Том, пихнув брата в плечо. Я успела заметить, что костяшки его пальцев сбиты до крови.
-Эй.. – Билл открыл глаза, непонимающе глядя на брата, - она… она очнулась. Анастаси… Ты как? Тебе очень больно? Эти суки получили своё. Если бы не парни, которые просто всех раскидали, я убил бы этого верзилу. Билл выбил ему два зуба. Густава забрали в больницу…
- Тсс-с-с-с, Том… У меня зверски болит голова, - я попыталась улыбнуться, но лицо было просто деревянным. Билл поправил мои слипшиеся от крови волосы. «Прости… » - прошептал он. Я подняла руку, погладив его по щеке. Он судорожно прижал мою ладонь к своему лицу. Потом порывисто перецеловал пальцы… Судя по тому, как они отозвались острой болью пальцы, им тоже досталось от йоргова ботинка. – Билл… О, Билл…
Впервые, с момента «тёплого приёма» я расплакалась. Мои слёзы смешивались с тушью, стекающей с ресниц, с запёкшейся кровью, стекали куда-то за шиворот…
Билл вытирал мои щёки дрожащими руками.
- Я люблю тебя, слышишь?! Твоё безрассудство.. .Твоя смелость… Я люблю тебя…
- Здорово ты эту толстую…. – вставил Том, отворачиваясь.
Каждому из нас было больно: и физически, и душевно.

Через полчаса я сидела в спальне Билла, смыв с себя страх, грязь и кровь, позволяя ему обрабатывать перекисью водорода свои многочисленные ссадины – глубокие и не очень. Между лопаток у меня разлился лиловый синяк, губы припухли, тело ныло… Боль напоминала суточного щенка, скулящего и неприкаянного. Вошёл Том.
- Анастаси… я понимаю, что это не смешно, но… ты ещё больше похожа на Анджелину с такими – то губами.
Я, шутя, запустила в Тома домашним тапком….
В дверь позвонили.
Меня буквально парализовало внезапным страхом. Прижавшись к Биллу, я дрожала всем телом. По окнам лупил дождь, а по моим щекам градом катись слёзы.
- Какого чёрта… - Том вышел.
- Милая… Всё хорошо. – Билл легонько коснулся губами уголка моих губ.
Наплевав на боль, я порывисто поцеловала его, вложив в этот поцелуй боль и страх, отчаяние и свою исступлённую нежность к нему…
Запустив израненные пальцы в его густые чёрные волосы…
Сгребя в кулак футболку у него на спине…
Так, будто это самый последний наш поцелуй.
- Билл… - прошептала я задыхаясь. – Билл… так испугалась, что больше никогда.. что они меня…
- Я тоже… - его глаза были совершенно обалдевшими, счастливыми и несчастными, больными и искрящимися той особенной, только ему свойственной янтарной искоркой лёгкого сумасшествия. – Я боялся потерять тебя, Стэсс. Я чуть с ума не сошёл…

Мы одновременно обернулись к двери.

На пороге стоял хмурый Том.
Он грубо держал за руку девушку, насквозь промокшую, в забрызганной кровью толстовке с надписью «Сочи 2014»…
- Вот. Она была там. – в голосе Тома звенели металлические нотки.
С её светлых волос стекали струйки воды…
С трудом отлепив взгляд от томова профиля, она сказала.
- Прости. Я – Анна. Я пыталась остановить их, но.. Они не слушали…
Её джинсы были порваны: сквозь прорехи виднелись сбитые коленки.
Это она рыдала около меня на асфальте.
Это она подставила руку под ботинок Йорга, не дав ему сломать мне рёбра.
- Том, не злись. Она пыталась помочь…

В эту дождливую ночь Анна осталась в доме…

(Продолжение следует)

(С) Рита Диен, она же Соната_Арктика, сентябрь, 2007