Ладно, сколько может уже это валяться на компе? Был такой проект литературный у меня с одесситами. Мы его немного запороли... то есть бросили. Отчасти я виновата: войдя в их проект (нас было 6 человек), я значительно усложнила мир, большей частью обставив его деталями, законами, визуальными образами (не рисунками, но представлением, как это все выглядит), что, видимо, перегрузило мозги авторов и, как следствие, мы все зависли и остыли к проекту. Много артов рисовалось нашими авторами, много текстов мы создали. До сих пор Сумеречный Рай живет в наших сердцах, я уверена, что одесситы тоже не забывают. Ринако Айбара, как и Ноа Стрейт, Казума Стрейт, Саяноске Аями, они держатся за эти ники в сети и поныне, значит, мы не забыли. Возможно... стоит его доделать. Но - без "одессы"? Золотой Дракон начал историю... Томано закончит? Не знаю. А я так скучаю по этому миру...
Начну выкладывать свою часть - "ВОСПОМИНАНИЯ РИНАКО". А там видно будет. Но сначала немного Введения.

Ноа Стрейт:
"СТ – он же «Сумеречный Токио», он же «Сумеречный рай», а изначально и вовсе «Сумасшествие в раю». Хороша эволюция! Если исходить из названия, мы далеко и неправомерно отошли от начальной концепции, для чего это все задумывалось. СТ должен был отражать мир апокалиптики, когда мир катится к черту, а люди подвержены отчаянию обреченности на вымирание, но все еще стараются жить и выглядеть Людьми. Каждому это удается (или нет) в меру его распущенности.
Перепетии сложных отношений соавторов оставим для Истории Создания СТ, а пока нас интересует мир как таковой и все теоретические «карточные дома» социальных и прочих отношений в нем. Мы занимались пока тем, что выдавливали из себя скудные продолжения общих сюжетных линий, всякими оргмоментами и прочей никому не нужной чушью. То есть это с виду она никому не нужная, чем дальше в лес, тем сложнее нам работать, как самим по себе, так и в сотрудничестве. Так родился Концепт, уже сто раз передополненный и исправленный.
В мире СТ существует разделение людей на общины, вернее объединение, к которому инстинктивно стремятся живые существа под угрозой извне, в данном случае – угроза вымирания человечества стала более чем реальной, природа готова потребовать плату, лишив обитателей Земли последних метров жилой территории. Люди живут в страхе: перед радиацией, перед голодом и жаждой, перед солнечным излучением, перед жадностью и подлостью друг друга, потому что триллер Земли затянулся на много лет, и вся грязь и мерзость повыползала наружу – не из мифических подвалов, а из душ людей. «Если все вокруг убивают, я тоже буду, чем я хуже?» Звучит утрировано, но в целом…
СТ в идеале должен представлять собой массив текстов от разных авторов, сведенных к одному знаменателю, к одной цели – показать жизнь в Токио, в Японии, в мире – именно в такой последовательности. Все пути и сюжеты начинаются с улиц Токио, той его части, которую за грязные делишки якудза и неподконтрольности властям назвали «Сумеречный Токио». На нынешний момент массив условно разделен на 4 части: три Цикла и Предыстории героев. Работа предполагает создание идей, схем для рассказа, вовлечение в работу всех заинтересованных авторов, создание текста и последующие правки для соответствия деталей и характеров. Это тоже в идеале."


Проклятый дом
Когда-то его звали Виннес Драйен, и жил он с семьей в маленьком городке на юге Соединенной Европы. Отец - Демис Драйен - грек, темпераментный, вспыльчивый, раб привычек и увлечений, убивал бешеные деньги на азартные игры и забавы, от чего страдала его семья, жена - японка, Рита (девич. Айбара), и сын - Виннес.
Демис держал семью в страхе, иногда бил жену, после чего она, со своей типичной хилой комплекцией восточной женщины, болела, а он мучался неудовлетворением, но изменять ей не спешил - приверженец строгих моральных устоев католической религии, не допускал супружеских измен. Винни, как мог, защищал мать, а она не могла выступить в его защиту, боялась до безумия, молчала обо всем, что творилось в доме. Винни даже в свои 13 лет был стройным, красивым мальчиком, с артистичной натурой и переменчивым нравом, он увлекался спортом, пока не переболел, врачи запретили ему нагрузки, и он занялся литературой, рисованием, музыкой, сам писал стихи и маленькие рассказики, даже печатался пару раз в местном детском журнальчике. Сложная жизнь в бедности, постоянном напряжении и конфликтах (он не любил конфликты, старался обтекать рифы жизни, и очень болезненно реагировал на них, если сталкивался) заставила его взрослеть ускоренным темпом, может, только поэтому его не сломили события в доме, начавшиеся с Рождества.
Отец вернулся перед самой полуночью, подвыпивший и веселый, от него несло женскими духами и алкоголем. Рита не выдержала, устроила скандал, закрылась в спальне, отказалась выходить к ужину, и Демис сел за стол рядом с сыном, попытался разрядить обстановку, но Винни обиженно насупился, первый раз закатил чуть ли не истерику папе за его поведение в прошлом и настоящем, спровоцировал того на грубость.
Демис ударил Винни, тот упал на пол, из носа сразу пошла кровь. Демис скривился:
- Мой сын неженка! Маменькин сынок! Мямля! Вставай! Ты мужчина или девка какая?
Винни едва сдерживал слезы:
- А тебе-то что? Тебе наплевать на меня!
- Мне не плевать, кем ты станешь! Еще не хватало мне сына-рохли! Эта чертова баба, твоя мать, вырастила урода! Но я это исправлю! - сдернул тяжелый ремень из брюк, Винни попытался вскочить, но грубая рука толкнула его назад, на ковер гостиной, и отец принялся "воспитывать" сына. Первый удар стал неожиданностью - острой болью отозвался в спине, вырвал вскрик, Винни впился руками в жидкий истертый ворс ковра. Удары сыпались без пощады, вся спина горела, в груди жгло, пропекало легкие насквозь, Винни охрип, и уже не кричал, а коротко всхлипывал, тело непроизвольно вздрагивало от каждого удара, перед глазами плыло, так хотелось исчезнуть отсюда. Он вперился в черный проем камина, чтобы отвлечься от боли, из черноты вынырнули оранжевые искры, покружили в воздухе и ринулись к нему, мутнеющим взглядом он видел их танец в воздухе, они скользнули под веки, наполнили затухающее сознание, растворили его в своем горячем свете, успокаивая и согревая, он внезапно стал легче и полетел с головокружительной скоростью через цветные потоки времени и пространства. Оранжевые всполохи расступились, яркий свет, дневной, белый, обычный ударил в глаза, когда Винни решился приоткрыть веки, он увидел дом, красивый, в японском стиле, с фигурными завитками на карнизах, утопающий в зелени неведомых ему растений, небо было не розовым, как дома, а каким-то алым, словно испачканное кровью, бросая багровый отблеск на все вокруг. Неестественно, но красиво. Он стоял в саду, а вокруг бурлила жизнь, на веранду выскочили незнакомые парни, бросились к Винни, он остолбенел - страха не было, но драки он не любил, да и не умел за себя постоять. А парни прошли сквозь него, на их лицах был гнев и отчаяние, Винни оглянулся - мощеная желтым кирпичом дорога упиралась в мощные ворота, дом был окружен высоким каменным забором, тоже в японском стиле. Они открылись - несколько потрепанных человек внесли что-то тяжелое, Винни понял, что они несут человека, осторожно, значит ранен, не мертв, когда они проходили мимо, Винни разобрал тихие слова по-японски "Мастер Вайш жив? Он выживет?.. Нет... Скажите госпоже..." Он учил язык мамы, но ровно настолько, чтобы не обижать ее - совсем немного, но достаточно, чтобы разобрать в их произношении ее имя, девичью фамилию - Айбара. Это что-то из прошлого мамы? Очень уж обстановка была на его взгляд устаревшей, он шагнул за людьми, благо его никто не видел, но едва ступил за дверь, интерьер блеснул ярким светом и сменился на роскошный зал со множеством гостей, с высоты балюстрады он видел роскошно одетых женщин и мужчин, они мирно беседовали, но в воздухе висело напряжение, беда. Он шагнул по широкой лестнице, его и тут не замечали, он услышал обрывки бесед, говорили на том же японском (он дал себе слово, что выучит язык матери как следует!), но слышен был и английский говор, и снова он выловил знакомую фамилию среди обрывков фраз, оглянулся, но ни одно лицо не показалось знакомым, прозвучал гонг, народ потянулся к огромным дверям в конце зала, Винни направился следом, и снова шаг в дверь стал перемещением к новому миру, или времени, он стоял на уступе скалы... нет, это обрушенная стена дома, дымка рассеялась, стало видно, что это сизый дым от пожарищ. Вокруг до горизонта раскинулись уродливые руины, черные от копоти, развороченные бока зданий, зияющие чернотой провалы окон, ветер разносил пепел... Ужас завладел Винни, он судорожно обхватил себя руками, непроизвольно попятился, задрожал всем телом, камень под ногами закрошился. Виннес сорвался в пропасть...
Он слышал крик, и только очнувшись ото сна, понял, что крик, пронзивший его уши, издавал он сам. В окне было еще темно, спину жгло, вчерашнее наказание давало о себе знать, - хорошее Рождество! Каким же будет новый год в таком случае?
А Новый год стал переломным этапом его жизни, в эту ночь отец решил сделать ему оригинальный подарок. Еще неделю назад, когда Демису пришлось нести потерявшего сознание мальчика в его комнату, разом с порывом вины в его душу пришло осознание того, как его сын вырос, каким красивым и утонченным становится день ото дня. Демис привычно раздел его, чтобы облачить в пижаму, но остановился, пораженный, минуты шли, а Демис все не мог оторвать взгляд от юного тела - стройного, гибкого, мягкого, идеальных форм, легкая бледность легла на лицо юноши, но не смогла испортить утонченности словно из мрамора высеченных правильных черт лица, мальчик был похож на него в далекой юности, а Драйенов всегда отличала редкая красота, будто у древних богов унаследованная родом греков, но волосы и глаза Виннес взял от матери - черный струящийся шелк до плеч, карие глаза, оттенка запекшейся крови. Он нес в себе непонятную опасность и в то же время беззащитную слабость, и наплевать на общественное мнение! Демис просто проникся очарованием своего ребенка...
***
Мать заболела, как обычно, чтобы только не выяснять отношения, чтобы не видеть, что происходит. Винни приходил, но она не стала слушать, прячась от него за мнимой болезнью. Винни чувствовал себя одиноким, как никогда, предчувствие беды терзало его. На каникулах, когда не надо было выходить из дому, он чувствовал себя замурованным, загнанным в ловушку, где он не мог избежать издевательств людей. Он сам не знал, откуда все отчетливее всплывало ощущения себя на подиуме, на виду множества глаз, балансирующего по краю между восхищением и насмешками публики. Он часто ловил странные взгляды отца, когда готовил или убирал, поскольку мать так и не спустилась из комнаты. У них был замечательный двухэтажный дом, слишком просторный для трех человек, родители так и не завели уйму детей, как хотели, зато места было достаточно, чтобы не попадаться друг другу на глаза. Винни избегал родных, они не стремились к нему. А взгляд отца можно было истолковать и как гневный - после бурного Рождества.
Что означали эти взгляды, он понял только в новогоднюю ночь. Они остались одни перед телевизором и наспех приготовленным Виннесом подобием праздничного ужина. Отец принес бутылку вина, и сам налил алую жидкость в бокал сына, - в глазах Винни помутнело, где-то глубоко внутри разгорался жар, охватывая постепенно все тело, голова, руки стали неимоверно тяжелыми, поневоле пришлось лечь на диван. А потом тяжесть сменилась легкостью, казалось, он сейчас воспарит к потолку и прилипнет насовсем, так и будет жить на потолке, глядя, как снуют внизу родители... Его рассмешила такая перспектива.
- Уже весело? Подожди, я присоединюсь к тебе, маленький! - в поле зрения появилось лицо отца, необычное, странность в глазах усилилась, все выражение лица стало странным. Он стал снимать с Винни теплую рубашку. Зачем? Он же может замерзнуть, зима на улице! Винни не смог выдавить ни слова, язык заплетался, выходило глухое мычание. Отец справился с пуговицами, обнажил торс юноши, снова плохое предчувствие, и непонимание, и страх - все нахлынуло волной, воплощаясь в отчаянном вопле: "Нет! Папа, не надо!" Что не надо? Он еще не понимал, но отец собирался сотворить что-то ужасное!
Демис улыбнулся, мальчик обладал сильной волей, раз смог сопротивляться даже под наркотиком. Эта воля возможно компенсирует его слабость, ведь часто историю творили слабые здоровьем, но сильные характером люди, и еще он очень красивый, его мальчик, его сын. Он чувствовал гордость, несмотря на то, что собирался сделать. Извращение? Пусть так! Он хотел его! Безумно! А минута и условия соответствовали.
- Тише, не бойся, - прошептал он на розовое заостренное ушко. - Папа не причинит тебе вреда, я просто хочу извиниться за Рождество, ты позволишь сделать тебе приятно? Вот и хорошо.
Он что-то нес - бред, которым хотел оправдаться, Виннес и половины слов не слышал, в голове шумело от нахлынувшего ужаса, как тогда, во сне, на краю обрыва: еще шаг - и он упадет в пропасть... Папа, остановись, скажи, что ты пошутил, что все останется как прежде!.. Я не хочу упасть! Пожалуйста, папа! Не надо! ПАПА!!!
***
Первое, что он ощутил, когда проснулся - стыд, всеобъемлющее жгучее чувство стыда, опасения сбылись - он оказался посмешищем, а подиум - доска позора. Если кто-то узнает... Да что там, как он в глаза матери посмотрит, сам, собственная совесть ранит острее чужого осуждения. Если конечно не заключить с ней договор... Совесть - тонкий инструмент, если умеючи... Дьявол! Он согласен думать о всякой ерунде, лишь бы не вспоминать то, что случилось прошлой ночью, как он не умер вчера от стыда? То, что вытворял с ним... назвать его "отец" не получалось. Боже, как противно на душе! Его просто... просто... изнасиловали! Комната начала расплываться, Виннес не смог остановить слезы, они постыдно бежали по вискам, подушка намокла, он не мог остановиться, скукожился в клубке постели и рыдал, как маленький ребенок. От обиды, от злости, от собственного бессилия, ну, что он может сделать? Отомстить? Собственному отцу? Господи, почему так глупо получилось! Зачем и что с ними будет дальше? Нет, хватит! Надо уйти. Ему здесь больше не место. Всегда было не место - теперь он и вовсе чужой им...
Он подскочил, стараясь не обращать внимание на боль во всем теле, наспех собрал вещи в рюкзак (отец подарил в начале года для школы... снова отец!), дрожащими руками натянул спортивный костюм, быстро сбежал вниз, тихонько прокравшись мимо маминой спальни, отцовская комната была на первом этаже, Винни не боялся разбудить его - после вчерашнего тот до полудня продрыхнет! Но он ошибся, никогда в жизни собственная ошибка не стоила ему стольких нервов! Виннес уже открывал замок входной двери, когда сзади послышались быстрые шаги - сердце ухнуло в пятки. Отец отшвырнул его к стене, прижал - не пошевелиться.
- Что ты задумал, парень?
- Я ухожу, - буркнул Виннес.
- Далеко?
- Какая разница, - он попытался отвернуться в сторону, чтобы не смотреть в глаза родителю, предавшему его доверие безвозвратно. Но тот насильно притянул к себе его лицо, со злостью впился в губы, Виннес вырывался:
- Тебе еще мало? Пусти! Я закричу! Соседи...
- Заткнись, ублюдок! - Демис с размаху врезал поддых, взвалил на плечо обмякшее тело и затащил к себе в комнату.
- Папа, пожалуйста, перестань...
- Молчи.
- Не надо... па-па... папа-аааа!!! А-а-ааа!...
- Вот так, хорошо. Скажи, тебе ведь нравится?
- Нет... Н-нееет...
***
- Прекрати ныть, ты мужик, в конце концов!
- Неужели? Ты только сейчас вспомнил?
- Заткнись!
- И не подумаю! Ты трахаешь меня и хочешь, чтобы я вел себя как мужчина?!
- Ты и раньше не был нормальным парнем! Чего ты ждал со своим поведением, внешностью?! Это мать тебя распустила...
- Не смей трогать маму! Это ты... ты предал ее!
- Не смей поднимать на меня голос, щенок!
- Ай!..
Воцарилось молчание, Виннес усиленно давил всхлипывания, но слезы сдерживать не мог. Демис возвышался над ним грозным возмездием, но гнев его уже остыл.
- Прости, я не сдержался. Слышишь? Сыночка, покажи, ну же, убери руку, вот так. Опять кровь пошла? С чего ж ты у меня такой слабый? Запрокинь голову, держи так. Подожди, я лед принесу.
Временами Демис снова становился обычным заботливым папой, хотя нет - раньше он, пожалуй, не был таким заботливым. Винни лежал, запрокинув голову, и разглядывал трещинки на потолке, плакать уже не хотелось, а хотелось устроить скандал, покапризничать, набезобразить - и посмотреть, что из этого получится, холодное полотенце легло на лицо.
- Держи, пока не остановится.
- Ты такой заботливый, - иронично усмехнулся Винни.
- Ты сам провоцируешь меня, - но голос Демиса звучал виновато. - Я не хочу тебя бить...
- Не бей.
- Но ты вынуждаешь!..
- Не правда, ты просто избегаешь так чувства вины передо мной.
Демис оторопел, ничего себе, 13-летний пацан выдает! Но главное - он уже не плакал, не рвался прочь.
- Тебе не нравится, когда я забочусь о тебе?
- Мне не нравится причина...
- Вот только не начинай!
- Хорошо, не буду.
И Демис снова растерялся. Тихий голос, мягкий тон настолько контрастировал с поведением мальчика пять минут назад! Демис перестал понимать собственного сына, когда это произошло? Только что? Что решил для себя этот пацан? Опять Демис чувствовал скрытую угрозу от него, и в то же время мальчик был воплощением беззащитности - оба фактора заводили его до края!
- Кровь уже остановилась.
- Что?
Виннес отбросил полотенце, поднялся и сел, глядя ему прямо в лицо, молча.
- Винни, я... - в первый раз в жизни Демис не знал, как себя вести перед лицом объекта своей бешенной страсти.
- Ты хочешь меня, - это была просто констатация факта, откровенное понимание, но ни крохи одобрения или согласия.
- Очень, - чуть кивнул Демис. И немного подумав, добавил: - Безумно.
- Если я соглашусь... - Виннес сглотнул, решение созрело быстро, но слова давались с трудом, - ...соглашусь делать то, что ты хочешь...
- Мальчик мой... - потянулся было к нему обрадованный Демис, но сын остановил его, выбросив вперед руки.
- Стой. Я не закончил.
Демис и во сне не мыслил заполучить мальчика добровольно, ведь насколько проще все было бы, прекрати тот сопротивляться! Сколько радости они могли бы подарить друг другу! Демис только представил это красивое личико без гримасы отвращения и страха - страсть, желание, может быть, любовь на нем... О, да! Ради этого он был готов на любые условия!
- Я слушаю тебя.
Прошел месяц. Виннес не пожалел о заключенной сделке, господин Драйен выполнял все его требования с какой-то фанатической радостью. Жизнь в семье наладилась: отец приходил домой вовремя (Как же! теперь он даже спешил домой!), оставил тотализатор, стал мягче обращаться с Ритой. Мама перестала "болеть", раз Виннес даже застал ее улыбающейся возле плиты. В доме появилось много полезных вещей, они начали хорошо питаться, отец покупал сыну все, что тот просил. Жизнь могла показаться райской... А по вечерам он платил за покой и роскошь, платил собой, своим унижением, своей болью...
Однажды он вышел из спальни отца, тот задремал после их постельных баталий, а Виннес выскользнул тихонько и пошлепал босыми ногами по коридору. Мать была там. Он столкнулся с ней в дверях кухни и замер оторопело, растрепанный, в одних пижамных шортах - она прекрасно видела, из какой комнаты он вышел среди ночи.
- Мм.. мама... Ты здесь…
Мать улыбнулась ему виновато, отвела глаза. Она держала стакан с водой, видимо, для этого и спустилась вниз ночью, рука дрожала.
- Вот, - тихо оправдывалась она, - не спится, захотелось пить, вот и спустилась, но ты не думай, я... ничего... совсем ничего...
- Мама!
Она вздрогнула, стакан все-таки выпал и с глухим звоном покатился по полу.
- Надо же, не разбился! - делано воскликнула мать, бросаясь за тряпкой, словно радуясь поводу оттянуть разговор.
Виннес не пошевелился. Следил за ее нервными метаниями по кухне с отсутствующим выражениям лица, с отсутствующей душой...
- Ты все знала.
Она вздрогнула, затравленно оглянулась, этого взгляда хватило с лихвой.
- Значит, пока в доме все тихо, все в порядке, цена не имеет значения? Мама! Ты принимаешь ЭТУ цену?
- Прости, сыночек, прости, - она закрыла лицо руками. Виннес шагнул к ней и обнял за плечи.
- Еще не поздно, мама, - зашептал он заговорщически. - Давай уйдем отсюда, давай уедем и забудем все, как страшный сон.
Она замотала головой, не отнимая рук от лица. Он замолк в ожидании, еще не веря этому жесту, отрицающему его право на жизнь, отдающему его во власть чужой похоти...
- Мама?..
- Нет, я не могу, прости, Винни! - по ее щекам текли слезы. - Я не смогу уйти, не смогу жить одна, все бросить. Пусть лучше так... пусть все остается... пока все спокойно...
- Но за это спокойствие плачу я!
- Прости меня, сыночек! Прости! Я боюсь, я так боюсь... ты должен меня понять! Винни, прошу тебя, прости! Я не могу...
- Хватит! - припечатал он, брезгливо отстраняясь, воцарилось напряженное молчание, мать смотрела на него со страхом, в карих глазах она читала приговор - вечное презрение.
- Винни, мальчик мой, ты должен понять...
- Я понимаю, мама, - ледяной голос пронзил сердце насквозь. - Я понимаю, живите, я не стану разрушать ваше спокойствие.
- Но ты...
- Я разберусь сам! Спокойной ночи, - немного мягче добавил Виннес, посторонился, давая ей выйти.
***
Год спустя.
- Вау! Спасибо, папа! Это именно то, о чем я мечтал!
- Я так счастлив, когда ты смеешься!
- Я знаю! Поцелуешь меня?
- Не терпится?!
- Ага!
- Мой сладкий, как я тебя люблю...
- Ох, Деми...
- Я так скучал... пошли ко мне, сейчас...
- О, да!
Удовлетворение - он научился получать его независимо от настроения, невзирая на стыд, гадливость, презрение, ненависть - он просто отключал тот центр, где бушевали эмоции, отдавался инстинктам, и тело делало работу за него. Простое животное удовлетворение, ничего больше. А пустота в душе - единственное место, где он мог принадлежать самому себе.
А потом они сидели на кухне, Виннес приготовил чай, они живо обсуждали бизнес Драйенов. Возникали проблемы, компания была под угрозой банкротства, Демис виновато объяснял сыну, что в ближайшее время им придется ограничиться в запросах и...
- Тогда придется ограничиться во всем, - Демис удивленно посмотрел на сына: откуда столько льда в голосе и глазах. Виннес встал и невозмутимо убирал со стола.
- В каком смысле... во всем?
- Ты помнишь еще наш договор? Папа, - насмешливо бросил последнее слово, словно выплюнул гадость. - Я получаю все, что хочу, иначе ты не получаешь ничего.
- Я могу... силой... - чуть не подавился злобой Демис.
- Да ну? - Виннес презрительно прищурился на него. - Я уже не мальчик, а ты мне давно не отец, Демис Драйен. Я многое узнал о жизни, во многом благодаря тебе. Но теперь я буду ставить условия, я - не ты! Запомни. Если тебе нечего предложить мне, у меня нет больше причин оставаться в этом... доме.
- Шлюха, - процедил Демис, поднимаясь. - Дрянная продажная шлюха.
- Хм... - приподнял изящную бровку Винни. - А и впрямь, есть куда податься. С таким-то опытом! - он весело засмеялся при виде ошеломления на лице Демиса. - А ты, как разбогатеешь, приходи - тряхнем стариной, повеселимся...
Демис было бросился на него, но в его грудь уперся невесть откуда возникший кухонный нож, острый и длинный, холодный - как взгляд Виннеса.
- Даже не пытайся, мне глубоко безразлична твоя жизнь, можете с Ритой грузнуть в своем болоте и дальше, я ухожу, я презираю вас обоих, даже не знаю, кого больше! И не пытайся меня остановить! - припечатал он напоследок, оставляя ошарашенного Драйена-старшего каменной статуей торчать на кухне.
Виннес ушел, не прощаясь, забрав самые ценные вещи и деньги, оставляя на пороге сомнения, стыд, совесть и свое имя. Виннес Драйен умер год назад, из этого проклятого дома вышел в день новый человек, творящий собственную судьбу с чистого листа...

Шаг в новый мир
Дом выглядел непритязательно. Если бы он точно не знал, что перед ним самый известный бордель его родного города. Без особого трепета он вошел в обитель разврата, как к себе домой.
- Что угодно столь прекрасному юноше? - полноватая женщина угодливо улыбалась потенциальному клиенту. В самом деле, сюда не заходят просто посмотреть и прицениться, как в нормальный магазин.
- Очень уместна ваша оценка моей внешности, мэм, - кривенько ухмыльнулся он. - Буду считать ее залогом того, что мне удасться получить у вас работу.
- Вот как? - женщина мгновенно изменилась в лице, взгляд стал пронзительным, оценивающим. - Идемте.
И вот он в кабинете Мадам, хозяйки борделя, страшной и развратной женщины, как гласили слухи.
- Что привело тебя сюда?
Допрос с пристрастием? Ха! Он изложил свою историю, красочно и детально, без излишней скромности и стыда - теперь они не нужны ему. Мадам слушала молча, но ни тени жалости или сочувствия в глазах, только терпение и какое-то отстраненное понимание. Что же, у каждого своя история здесь, не так ли? Он вдруг понял, что его ситуация могла быть не такой уж безвыходной и трагичной, наверняка, бывает и хуже. И Мадам знает это, задумалась, рассматривая его стройное тело без намека на похоть, просто оценивает, как будущий товар.
- Для начала, ты подпишешь контракт. Чтобы я могла решать дальше...
И никаких отговоров, мол, ты же молод еще, эта жизнь не для тебя! Сразу контракт?!
- Да, мэм.
- Мадам! Только Мадам! Никаких "мэм" или еще там чего!
- Да... Мадам.
- Очень хорошо. Надеюсь, ты будешь так же быстро учиться во всем.
- Да, Мадам.
- Покорность, смирение и...
- ...лицемерие?
- О! Ты уверен, что тебе всего 14 лет?
Он одарил ее редчайшей из своих мерзких усмешек, которым научился в последний год. Его приняли. Насколько же грязна его душа и соблазнительна внешность, если он не был удостоен даже сомнений и вопросов со стороны продажных шлюх?! Это резануло по душе, больно, отвратительно - в последний раз перед тем, как подобные эмоции исчезли для него навсегда. Свой среди грязи. Он сам выбрал.
***
- Как тебя называть?
- Как ты хочешь меня называть?
- Нэко.
- Это имя?
- Нет, это "кошка" по-японски. Ты похож на игривую киску.
- Неужели? Как мило!
- Особенно сейчас.
Он потянулся в блаженной неге, изогнувшись так соблазнительно, что Реато не выдержал и снова порывисто набросился на него.
- Ты такой... красивый... Боже... как я... люблю тебя... - шептал он горячо, покрывая его юное тело страстными поцелуями. - Как я рад, что стал первым... Мой мальчик...
Твой? О да, твой! Сейчас, сию минуту - да! Первый? Нет! Но ты можешь думать, как хочешь - это твое право на ночь. Скоро ты выйдешь из этой уютной комнатки - и Киска забудет о тебе ради другого, кто придет, как и ты, в поисках любви и ласки, пусть искусственной, но такой желанной. "Мой повелитель", - шепчет ласковый Котенок, и тебе это нравится, так?
- О, да-ааа... Реато, да-а-аа... Вот так... Еще... еще-о-оо!
Он стонал и извивался, наслаждаясь чужой нежностью, пока мог. Чужое тепло на миг проникало в сердце, отгоняя ледяное равнодушие, - но лишь на миг.
***
- Эй, Нэко, к тебе клиент. Тот фанатик! - довольная девушка мерзко хихикнула. Они изначально невзлюбили его, настолько успешного конкурента, который умудрился отобрать исключительных клиентов и привязать их к себе: мягких и робких или жестоких и грубых, но неизменно богатых. Каким-то чутьем он умел определить потенциал человека, ни единого случайного не оказалось в его списке, с кем он флиртовал в барах или ресторанах, кого одарял влекущими взглядами и жестами. Они шли за ним послушными собачонками. И платили бешенные деньги за возможность обладать его идеальным телом.
А "сотрудники" дрожали от ярости, когда Мадам хвалила его, или от радости, когда хозяйке приходилось вызывать врачей в его комнату. Да, у него сразу появились отдельные апартаменты, где он принимал клиентов и которые обставил по своему вкусу - тоже с подачи Мадам. Слишком легко ему доставалось все, чего им приходилось добиваться годами. И он принимал их вражду без тени сожаления, как должное, и с должным равнодушием. Просто выполняя свою работу. И пользуясь всеми исключительными правами и привилегиями без стеснения, гулял в городе с любовниками, работал вне стен Дома, естественно, прикарманивая часть доходов. Но ведь большую часть - а это немалые деньги! - отдавал хозяйке. И та была довольна, глядя сквозь пальцы на бесчинства своего любимчика.
Фриц откинул тяжелый полог занавесей, дверь позади захлопнулась с глухим звуком, - и замер на пороге. Ставня окна приоткрыта, из нее лился мягких призрачный свет утра, в котором стройная фигурка в восточном широком одеянии казалась воздушной. Фриц замер, как и раньше, при виде этого волшебного чуда, не в силах слово вымолвить.
Он всегда приходил по утрам. Нэко научился предугадывать его приход, и морально готовился, сознательно изгоняя страх.
***
- Ты должен контролировать свои эмоции, мальчик, - говорила Мадам. - Любовь, жалость, страх, гнев, брезгливость - все это излиняя роскошь в нашей работе. Учись просчитывать каждое слово, жест, движение. Ты не сможешь НЕ чувствовать, но должен уметь каждое душевное движение использовать в своих целях. Даже боль может стать оружием, любого садиста можно сломать слезами или бесстрашием. Это лишь ключи к разным сердцам, и твоя обязанность - найти их.
***
Благотворная почва принимала зернышки чужого опыта, взращивая из них побеги собственных знаний. Он неотвратимо приближался к званию профессионала в своем деле. "Ключник" - так он себя в шутку называл и смеялся над собой, он всегда стремился быть первым во всем, лучшим в любом ремесле.
И он гордился собой - впервые в жизни по-настоящему! - когда нашел подход к самому жестокому человеку, немцу, садисту, от которого пострадали многие девушки и юноши Дома. Но отказать клиенту, даже такому, Мадам не могла. В будуаре Нэко наблюдал за ним не раз, а потом сам подсел к Фрицу, неизменно остававшемуся в одиночестве. Мадам была против этого эксперимента, она слишком дорожила им: "Нет и еще раз нет! Котенок, ты самоуверен и глуп! Я запрещаю!" Но юноша не боялся нарушать запреты.
Обычно немец долго сидел один с бокалом виски, наблюдая за девицами Дома, разжигая свой пыл, а потом просто хватал и утаскивал одну из них, обомлевших от ужаса, в предоставленную ему комнату. А Мадам поднимала на ноги дежурных врачей. Но сегодня...
- Почему такой симпатичный молодой человек сидит в одиночестве?
Немец был изумлен. Шлюшки города знали его, слухи о его садизме носились в воздухе, ни одна из них добровольно не пошла бы с ним, только жадность до больших денег могли приглушить их страх. Но как только он испытывал их доверие к себе - этот страх выплескивался наружу, они яростно сопротивлялись, и Фриц впадал в ярость - вокруг враги, все хотят его смерти. И мстил - жестоко калеча каждого, посмевшего оттолкнуть его страсть.
Котенок был известен всему городу - и ослепительно красив. Фриц и не мечтал заполучить его, Мадам всегда находила причины отказать ему в этом заказе. "Любую другую, дорогой друг, Нэко слишком занят сегодня..." И завтра, и каждый день Нэко был занят для Фрица. И вот он оставил богатого клиента, которого обрабатывал весь вечер, ради общения с ним? Фриц недоверчиво смотрел на Нэко, тот обольстительно улыбался.
- Тебе не кажется, что здесь слишком шумно? - проворковал он на ухо смутившегося немца. - Не хочешь подняться ко мне? Посидим, поболтаем... Ммм?
Нэко сам завлек его в свою комнату. И в первый же час чуть не пожалел об этом. Но что значила физическая боль по сравнению с восторгом понимания - он нашел еще один ключик! Самый важный, значимый... на нынешний момент.
Фриц искал слабость, любого воспринимал как противника, пережитые войны прочно засели в фанатичной голове, превращая даже секс в кровавую бойню. Инстинкт самосохранения просто криком исходил, когда Нэко оказался в его грубых руках. Он неимоверным усилием заставил себя расслабиться и принять чудовищную боль, не пытаясь отбиваться. Он уже почти потерял сознание, слезы давно иссякли - и вдруг его отпустили. Какое блаженство застыть на кровати куском безвольной плоти и просто дышать, свободному от мучительных тисков боли!
- Боже, что я делаю?.. - нервный шепот над ним. С трудом, неимоверным усилием он перевернулся на спину, чтобы видеть бледное лицо, испещренное каплями пота, искаженное чувством вины. Наконец-то! Он уж было начал сомневаться... Медленным грациозным движением коснулся тонкими пальцами его дрожащих бледных губ.
- Не надо, - собственный голос звучал хрипло до неузнаваемости. - Ты не виноват. Ты просто... такой как есть.
- Я не хотел...
- Я знаю... - он чувствовал, что сознание уплывает, а надо было успеть сказать так много. - Я не виню... тебя...
- Нет, только не уходи. Подожди! - голос Фрица, его лицо расплылись облачком в оранжевом искристом вихре...
Позже Нэко узнал, что Фриц сам бросился искать Мадам и заплатил за лечение из своего кармана тоже сам. Отныне этот клиент принадлежал только ему!
***
- Нэко... - волшебное существо обернулось, белый свет брызнул в стороны от потока черных шелковых волос. Он улыбнулся с радостью:
- Фриц, дорогой! - карие глаза сияли.
- Ты ждал меня?
- Да...
Больше ни разу не было слишком больно. Фриц не мог не мучить людей, но с ним он быстро иссякал, не получая сопротивления, садист уступал место страстному пылкому опытному любовнику. И они занимались сексом до полного истощения, всю ночь напролет, терзая и лаская с равным пылом.
Засыпая, он устало, но довольно подумал, что эта победа, пожалуй, стоит многих мелких. Крупица неоценимого опыта в его маленькую кубышку. Но как же бесились бы его соперницы, узнай они обо всем! Как жаль, что нельзя хвастать...
***
- Никогда не болтай о важном для тебя. Бытовые мелочи: платье порвалось, каблук отвалился - не в счет! Это общее у всех. Есть нечто сокровенное, твой собственный опыт, который в умелых устах обернется против тебя грозным оружием. Поэтому никогда не делись важным для тебя с людьми, которым не доверяешь, мальчик. А доверять нельзя никому. Даже мне.
- Да, Мадам.
***
- Он просил меня уехать с ним.
Девушки завистливо смотрели, как он расслаблено откинулся на бортик бассейна, небрежно сжимая тремя пальчиками узкий бокал. Они получили право на отдых, дневное время не популярно даже у ярых извращенцев.
- И ты согласился?
- Ну, я сказал, что подумаю... - ему нравилось их дразнить. Эти глупые девчонки умели только подставлять клиентам тощие попки, но ни одна и не подумает о будущем. А ведь юность не вечна. Здесь он только укрепился в своем презрении к женщинам. Капризные, глупые существа, замкнувшиеся на своей красоте и сексуальности, будто этим можно решить любую проблему. Даже говорить с ними не о чем, только дразнить можно - но тоже быстро надоедает. Нэко все больше стремился к одиночеству, он соскучился по книгам, привыкший к учебе мозг требовал информации. А дни становились все скучнее - постоянные клиенты, испытанные пути и приемы соблазнения, единственное развлечение - устроить беспредел в баре с очередным любовником-неформалом, смутить самых похотливых нежданным откровенным стриптизом, испытать их пределы бесстыдства... Ох, как же все надоело!
Сегодня у него выходной, так приятно смыть с себя грязь, прогнать привычные пошлые мысли и взять в руки новый роман. О нем говорят в городе, Нэко так давно мечтал почитать. Милашка Фриц подарил ему книжку вчера утром, Нэко отблагодарил его повышенным пылом в постели.
Это мир романтики, красоты, возвышенных чувств - окунуться в сказку и никогда не возвращаться назад! Как жаль, что время так быстро бежит. Вечер близок, снова клиенты, снова играть развратного мальчика...
А мистер Филитч действительно предложил ему уехать с ним в Арабию. Там у него дом, поместье. Среди жаркой саванны, где бродят львы и бизоны... Обещал все права в семье, даже бумажки соответствующие оформить, чтобы обеспечить Нэко на всю жизнь. Такой милый человек, внимательный, влюбленный. Последний факт вызвал снисходительную улыбку. Много ли стоит такая любовь? Дакар Филитч наполовину араб, цивилизация, конечно, повлияла на него, но вряд ли заставила сменить привычный образ существования. Арабы привыкли к свободе, безнаказанности, даже в личной жизни. Сейчас он нежен, что будет дальше?
***
- Хочешь самостоятельности, мальчик? Просишь отпустить тебя? - Мадам задумалась. Она всегда была доброжелательна к нему, единственный искренний человек в бордельном гадюшнике. Но ради нее все же не стоит тут загрузать. Он принес выкуп, солидные деньги за свою свободу, отложенные тайком, и она не могла просто так отказать. - Хорошо, ты достаточно взрослый, чтобы понимать, чего хочешь. Ты принял решение?
- Да, Мадам.
- Ты знаешь, чего следует опасаться на Востоке? Это рискованное путешествие.
- Да, я думал об этом.
- Не боишься?
- Все чего-то боятся, - удивленно изогнул бровь Нэко. - Я хочу идти дальше.
- Ты познал все, что мог, здесь - согласилась Мадам. - Тебе скучно, хочется приключений. Надеюсь, ты не питаешь иллюзий насчет всякой там любви и верности?
Нэко только улыбнулся, хитро прищурившись.
- Отлично. Тогда я спокойна за тебя. Иди.
- Да... Джулия. Спасибо тебе, - до сих пор он молчал о том, что успел узнать о своей хозяйке, но, похоже, Мадам тоже не теряла времени даром:
- Прощай, Виннес, - они стоили друг друга. - Ты был моим лучшим учеником.
- Ты была хорошим учителем, Джулия. Прощай!

Укрощение нрава
Дакар Филитч вернулся в родное поместье, и его сопровождал ослепительно красивый 16-летний мальчик. Он сразу повел себя скромно и вежливо, что понравилось обитателям огромного особняка, всяческим родственникам, женам и детям Филитча. Они готовы были простить внезапное увлечение главы семьи, тем более мальчик старался быть ласков и внимателен со всеми. Слишком со всеми...
Наверное, единственная ошибка Нэко была в том, что он изо всех сил стремился понравиться всем. Слишком поздно понял, что так не бывает! Он все чаще попадал в дурацкие положения, терял правильную линию... Наживал нежеланных врагов. Дакар был им недоволен. До вечера, а потом Нэко проходилось быстро исправлять это. Быстро и умело. Дакар нравился ему: как мужчина и как человек, - он не обременял любовника работой, и мальчик дни напролет читал. В доме оказалась неплохая библиотека - настоящее богатство, единственно ценное в глазах искушенного Нэко. Полгода - и он освоился совершенно, невзирая на вражду и зависть.
Но все хорошее длится не долго. Дакар уехал, не в первый раз, но с его отъездом в доме сразу накалилась обстановка, Нэко собирался отсидеться в библиотеке месяц отсутствия своего патрона, но в первый же вечер к нему вломился младший брат Дакара - Тиур, с конкретным требованием удовлетворить его.
- Я давно наблюдал за тобой, теперь я хочу тебя.
И тут Нэко допустил первую огромнейшую ошибку: он отказал, всерьез собираясь сохранить верность Дакару.
- А чем я могу помочь?
- Раздевайся.
- Может еще и сплясать?
- Блудливый кот! Ты смеешь отказывать мне? Я старший в семье после Дакара!
- Именно ПОСЛЕ Дакара! И не забывай об этом! Я собственность Филитча-старшего!
Назревал скандал, Нэко высмеял Тиура перед сбежавшимися домочадцами, но уже через час, успокоившись, он с ужасом понял, что натворил, но ругай себя - не ругай, теперь оставалось только разгребать проблемы и молиться, чтобы сильных последствий его глупость не имела. Увы! - надежды не сбылись.
В принципе, Нэко было не привыкать к побоям, но то, что ему устроили родственники во главе с Тиуром... Опять же, Нэко не любил затяжные конфликты, поэтому сразу пошел на попятную, он был согласен даже спать с Тиуром, если бы тот дал ему возможность что-либо сказать.
После того, как все, как обычно, презрительно отвернулись от юноши, Тиур снова ворвался к нему в спальню, но уже вместе с парой друзей, - на следующее утро Нэко к завтраку не спустился, если бы особо сочувствующая служанка не проявила инициативу и не вошла к нему без разрешения - вряд ли эта история имела бы продолжение, жестокость южан всемирно известна - они выместили на хрупком юноше все свои обиды и унижения, в каких, по их мнению, был виновен Нэко. На дому никто возиться с ним не стал бы, и вызванный врач забрал мальчика в местную больницу. Там, среди грязи и вони вечных эпидемных больных, Нэко провел больше двух недель, вернулся тихий, разбитый, с телом, изуродованным шрамами, лучше бы его не лечили, дав ранам зажить своим ходом, - но врачи решили доказать европейцу, что восточные больницы не чужды цивилизации, и нашпиговали его бедный организм лекарствами до такой степени, что природный иммунитет оказался на грани гибели, на этой грани он и остался, обратившись позднее в гемофилию со всеми вытекающими последствиями.
Уже дома, отлежавшись, отдав себя заботам той самой доброй служанки (к чести родственников надо сказать, что больше они его не трогали), Нэко стал готовиться к побегу. Формально это не был бы побег, всего лишь попытка вернуться в Европу. Тайная, естественно, но очень обоснованная, врачи говорили ему, что в самый первый день, когда его только привезли, он бредил о чьей-то внезапной смерти, повторял имя Дакара Филитча, чуть не плакал. Печально сознавать, что ты вещаешь о смерти близкого человека, но случай был не первый. В борделе он тоже возвестил в бреду о смерти своего друга, парня по имени Маттью, который погиб на улице во время хулиганской разборки, случайно и нелепо подставился под пули. Сам Нэко не мог вспомнить, что именно он видел ни тогда, ни сейчас, но факт оставался, - у него не было причин не доверять себе, тем более, когда господин Филитч не вернулся в назначенное время, и вести от него перестали приходить. Но уйти Нэко не успел.
***
Если бы арабы так любовью занимались, как врагов наживали - пустыня давно бы заселилась людьми! У Филитчей врагов было в достатке, и дети рода гибли чаще, чем рождались, на этот раз удача отвернулась от Нэко. Как они узнали о беде с главой рода (а может, сами были причиной его безвестной гибели), но напали не мешкая, Нэко не знал имен и лиц, он вообще, не считая больницы, не покидал дом без особой надобности. А вот они его знали. "Это шлюшка Дакара! Вот мы и повеселимся!" - таков был вердикт, но зато жизнь ему сохранили и как диковинку забрали с собой, проволокли по руинам некогда великолепного особняка (почти дворца) Филитчей, по окровавленным трупам домочадцев, не привыкший к таким картинам, Нэко был шокирован и надолго выпал из событий, с тех пор он вынес две вещи: во-первых, что он не переносит сцен подобной бойни, вообще вид трупов и крови доводит его до психического срыва, и во-вторых, что его сознание чрезчур впечатлительное, чтобы он мог позволить себе еще какие-то аферы!
Он пришел в себя уже в чужом лагере, в таборе песчаных бандитов, Нэко приготовился к худшему, и снова не угадал - все получилось еще хуже. Изнасилование уже не пугало, избиение тоже могло быть чревато только собственной смертью - вот уж чего он давно не боялся, трудно дрожать за свою жизнь, которую презираешь. Но судьба хранила, словно насмехалась! Он снова и снова становился свидетелем разрушений и убийств, его бросало из одних рук в другие, нещадно проволокло по песчаным просторам, стирая душу в ошметки. Путешествия по пустыне выматывали настолько, что он не мог прибегнуть к единственному испытанному способу - провокации врага гневом, иначе давно бы уже положил край своему жалкому существованию руками мучителей. Каким Богам он так нужен, что его столь ревностно оберегают?! Истощение скоро достигло предела, во время очередной бойни враждебных племен кочевников. Удивительно: на закате цивилизации люди в пустыне остались дикими и агрессивными, как в прошлом, разве что оружие стало сложнее и убийственнее. Впрочем, не сказать, чтобы Нэко радовало близкое знакомство с нравами южан!
В очередном племени он приглянулся приближенному вождя и задержался у кочевников на целый месяц. Странно, но со временем с его тела сошли все следы былых неудач, синяки и шрамы - подарок от Тиура, хотя врачи говорили, это на всю жизнь; его кожа снова стала гладкой и нежной, и даже беды и травмы не смогли угасить его красоту. Возможно, это и спасало ему жизнь, когда вставал выбор - убить жалкого мальчишку или использовать как-то иначе...
***
Его звали Огрум. Это он выяснил, когда возникла необходимость промурлыкать нечто ему на ухо. Мурлыкать Нэко умел как заправская кошечка, бархатистым голоском бормоча ласковые словечки и фразочки, когда хотел показать, что мужчина нашел слабое местечко, особо чувствительное к ласкам. Огрум не был вождем или сыном вождя. Просто хороший человек, которому, как оказалось, мальчики нравились больше девочек, и пребывание с ним устраивало Нэко по всем статьям, кочевник имел довольно мягкий нрав, не мучил пленника, даже в некотором роде старался доставить ему удовольствие наравне с получаемым им самим, после всех приключений юноша был несказанно благодарен судьбе и стремился отплатить добром: он употребил все навыки работы с клиентами, добился абсолютного удовлетворения своего покровителя. Им было бы просто замечательно вместе, если бы не жены Огрума! Ух, эти стервы! На каждом шагу старались унизить, подставить подножку, облить горячим отваром, забросать грязью и ругательствами... Боже, как он возненавидел их, особенно одну: льстивую, как сахар, и лживую, как лисица! Любимая жена - ставшая "бывшей любимой" после появления Нэко в стане кочевников, пожалуй, впервые в жизни Нэко на самом деле возненавидел человека до такой степени, что захотел убить сам! Он старался выкинуть это из головы, но злость упорно не проходила. А стоило увидеть Рахим, эту стерву, как губы расползались в язвительной ухмылке, а руки сплетались в узел на груди - естественный жест обороны у Нэко (он давно заметил, что любую угрозу встречает неизменно со скрещенными на груди руками - совершенно непроизвольно)! И поклялся же себе, никогда не опускаться до мести врагу! А все равно рука не дрогнула, воруя комочек яда у мастеров-оружейников, травящих им стрелы. Осталось за малым - найти яду применение, Нэко не расставался с ним ни на минуту, рискуя попасться - ослепленному жаждой мести, ему было все равно!
Огрум подарил своему любимцу маленького пушистого зверька, чтобы не скучал, купил где-то у торговцев, специально для Нэко. Какую волну ненависти вызвало это событие у женщин его шатра! Им-то, небось, подарков никто никогда не делал! Нэко демонстративно играл дни напролет с новым маленьким другом. Его показное безделье дразнило их до безумия: все в шатре должны были работать, все женщины - а Нэко был мужчиной. Слабым, "подстилкой", шлюхой - но мужчиной! И сразу заявил им, что работать не станет на совершенно законных основаниях! Противостояние в шатре накалялось до предела, только приход Огрума тушевал напряженную атмосферу. А он приходил и сразу направлялся к Нэко, уединялся с ним за висячими ширмами, Нэко нравилось встречать его радостными взглядами и, как в прежние времена, источать влечение на одного человека, соблазнять и будить страсть - это был его конек! Он сладко стонал в его руках, не смущаясь прекрасной акустики в шатре, пусть слышат, пусть учатся - думал он со злорадством!
Так незаметно промелькнул месяц. В таборе намечался какой-то религиозный праздник. Огрум постарался принарядить свой шатер и его обитательниц, женщины могли быть довольны... пока не увидели Нэко. Мальчик прямо-таки сиял в шелковом облегающем одеянии, с нитью мелких самоцветов, обвивающей его стройное гибкое тело по спирали, волосы собраны в замысловатую прическу с такой же вплетенной в них нитью - воплощение элегантности и красоты. На празднике взгляды были прикованы к юному божеству, сошедшему с небесных высот к простым смертным; цвет морской волны удивительно выгодно оттенял его матовую кожу, а камешки так отражали лунный свет - словно мальчик сам весь светился изнутри, восхищенный Огрум не отпускал его ни на минуту, Нэко с королевской осанкой восседал по правую руку от своего опекуна, изящно поглаживая тонкой кистью своего пушистого зверька. Рядом с ним разместилась Рахим - какая удача! Девушки танцевали на импровизированном подиуме в центе круга низких столов, за которыми возлегали авторитеты племени. Огрум приказал Рахим идти в танец, Нэко внимательно следил за женщинами, и в какой-то удобный момент быстро вытянул руку в направлении бокала Рахим, вроде бы играя с любимцем, - тонкая нить ядовитых песчинок скользнула в вино, гораздо позже он понял, от чего спасла его благословенная судьба в тот миг. Ведь именно Рахим, движимая желанием хлестнуть парня краем длинной тяжелой юбки, расшитой камнями, задела и опрокинула бокал. От неожиданности, защищая лицо, Нэко выпустил Пушистика, а, опомнившись, сгреб обратно, чувствуя, как холодный пот страха покрывает спину. Он оторвал зверька от слизывания алой смертельной лужицы на гладкой деревянной поверхности столика, только теперь он понял, что если его обвинят в убийстве - то казнят, медленно и мучительно, в своем обычае, с которыми Нэко вполне ознакомился, живя в пустыне, и ненависть испарилась, и желания отомстить, тем более убить - как ни бывало! Может, он и не любил жизнь, но смерть он не любил больше! И поэтому судорожно, но внешне непринужденно, сжимал мордочку любимца, бьющегося в предсмертной агонии, пока тот не затих.
- Ой, мой Пушистик заснул! Можно я отнесу его домой? - Огрум улыбнулся своему божеству и снисходительно позволил ему удалиться:
- Ты устал, я понимаю. Иди. Я скоро присоединюсь к тебе.
А ночью Нэко положил трупик возле шатрового очага.
Наутро все в шатре знали, что "Рахим отравила домашнего любимца Кошечки! Рахим не любит хозяина! Она вредит хозяйству!" И с самого утра его обуял дикий животный ужас и не отпускал до суда: ТАКОЙ смерти Нэко не желал даже врагу! Женщину казнили - той самой мучительной смертью, от которой она сама невольно спасла соперника! Половина племени снялась в пустыню, где привели в исполнение приговор старейшин - в назидание всем непокорным. Господи, такой мелкий поступок - и такая ужасная смерть! Он так и не смог оторвать взгляда от ее головы, торчащей из песка, пока ее не скрыли барханы. Он не мог говорить, боясь выдать себя, и не мог смириться - он просто потерял сознание на руках у Огрума. А через день на стан напали песчаные Разбойники.
А ведь он успел привязаться к кочевникам: Огрум всегда был ласков с ним, Нэко любил играть с детьми шатра, да и не все женщины гнали его от очага - тем больнее был вид истерзанных трупов новых друзей, истоптанных копытами врагов. Нападавшие не были людьми! Разве может человек так хладнокровно всадить нож в горло ребенка? И медленно вытаскивать зазубренное лезвие из еще живого трепещущего тельца с безумной ухмылкой... Нэко перестал осознавать, где он и что с ним, перед глазами мелькали копыта и падающие тела, бандиты оглушительно кричали и хохотали - он был разбит, изломан, на руках была кровь... Он весь был в крови, чужой и своей, горячей, красной, яркой, оранжевой, как знакомые искорки из детства.
Это и есть его Искорки!.. Его давние добрые друзья! Нэко потянулся к ним всем существом: "Заберите меня отсюда! Не могу... не хочу больше! Заберите! Куда угодно..." И сразу стало тепло, горячо в оранжевом пламени, хорошо, спокойно, тихо. А потом - темно.
***
Как он не хотел возвращаться в реальность! Его заставили: резкий окрик над самым уход выхватил его из приятного забытья, веки разлепились с трудом, все тело ломило, а вокруг толпились люди. Странные, но явно не дикари, у него не было сил даже голову повернуть, чтобы осмотреться. Удивленные возгласы возвестили, что его пробуждение не осталось для них тайной, толпа подалась назад, давая протиснуться в круг фигурам в белом, мутным неясным взглядом Нэко пытался разобрать, кто они. Судя по действиям, это были врачи. Он мысленно содрогнулся: не хватало еще врачей, после неудачного опыта общения с ними в Пустыне!
- Тише! Все в порядке, вам помогут.
- Где... я... - онемевшие губы едва шевелились, вряд ли они разобрали вопрос.
- Поднимайте! Осторожнее!
Он оторвался от земли и поплыл - назад в небытие.
***
Больница была чистой, ухоженной, цивилизованной, сестрички порхали по палате, вежливые и заботливые, а одна, довольно симпатичная, облюбовала себе местечко рядом с Нэко, видимо, взяв на себя обязанность "укреплять ослабший дух подопечного". Хотя он, конечно, никого не звал и уже порядком устал от ее болтовни, хотя была в потоке пустых слов и хихиканья полезная информация.
- Сегодня подружки на дискотеку зовут, тут клуб открылся, вот поправитесь, тоже пойдете. Вы там наверняка будете популярны! Я была бы так рада, если бы вы пошли со мной, скоро нас домой отправят, американцев тут не любят, хотя парни тут красивые, но вы же знаете, японцы не любят чужаков. У нас говорят, они и договор так быстро заключили, чтобы от добровольцев избавиться, так что завтра последний шанс попасть в новый клуб...
Говорить не хотелось, девчонка утомила его, но он спросил, вернее, прохрипел, с трудом ворочая тяжелым языком:
- Это Япония?
- Да. Оу, вы все-таки заговорили! Можете сказать, как себя чувствуете?
- Плохо. Как вы нашли меня?
- Конечно, плохо! Вы же упали с пятого этажа! Чудом не сломали шею, а треснула всего пара костей, и небольшое сотрясение мозга. А еще шок - но это уже не страшно, главное, все остальное цело. Было бы жаль... вы такой красивый!
- До сих пор красивый? - удивился вслух Нэко. Действительно, со всеми ушибами и переломами, с таким поганым самочувствием - он все еще может считаться красивым? Какая ирония!
- Я не вру! У вас такие необычные волосы, и глаза...
- Что в них необычного? У многих...
- Фиолетовые волосы? Не думаю! А глаза... Боже, я раньше не заметила, но... - она наклонилась, внимательнее всмотрелась в его лицо. - Они же почти красные, как кровь! Вау! Поправляйтесь скорее, и мы пойдем...
- Замолчи! И дай мне зеркало! - девушка оторопела от властного восклицания, но тут же бросилась искать требуемый предмет.
***
- Что случилось? - доктор тревожно склонился над трясущимся в истерике юношей.
- Я не знаю! Честно! Я не виновата! Он попросил зеркало, я принесла. Он глянул и... вот, началось! - Нэко сотрясался от безумного хохота напополам с рыданиями. Разум отказался воспринимать его новый вид, да и переброс оказался неподвластным пониманию. КАК он оказался тут, за сотни миль от пустыни в один момент?!
- К-какой г-год с-сейч-час, - заикаясь, выдавил он.
- Сейчас-сейчас, - бормотал доктор, вену пронзила острая игла. - сейчас вы успокоитесь...
- Год! Какой год сейчас? - заорал на него Нэко, борясь с нахлынувшей слабостью после укола.
- Ну, миленький, все тот же, - он назвал совершенно непонятную цифру.
- Не может быть... - промолвил Нэко, погружаясь в спасительное забытье.
***
Итак, он в Японии, судя по всему, на одном из островов, далеко от своих врагов и мучителей не только по расстоянию, но и по времени. Чтобы не сходить с ума от невероятности происшедшего, он просто принял это как должное.
И сразу нахлынула реальность: надо искать работу, жилье, как-то устраиваться; и хотелось бы отдохнуть, но не получится; ну, хоть миротворцы уехали - одна радость, женщины не радовали глаз Нэко давно, с тех пор, как он возненавидел мать за безволие и страх, ни одной из ихней сестры он не смог бы верить, тем более уважать или любить. Этим миром правят мужчины - сильные, волевые, смелые, красивые, к самому Нэко применимы только три последние определения, значит - ему миром не править, или он себя недооценивает? Попытаться быть выше, чем можешь прыгнуть, - тоже цель, а ведь именно цели, стимула ему не хватало, для чего жить дальше! Ничего он так не желал с самого детства, как выбраться из грязи, нищенства и встать наравне с сильными мира сего, доказать что-то, не важно что, но всем! И чтобы его уважали и боялись... но, к сожалению, любой мужчина воспримет его сначала как соперника, а ему надо научиться манипулировать ими, завладевать их вниманием - любым из сильного пола, не только с определенной ориентацией. Сколько раз он наблюдал, как они теряли голову от одного взгляда красивой, но глупой женщины! А Нэко не глуп, если бы он еще не был парнем, ибо он давно понял: достичь чего-то в этой жизни он сможет только используя мужчин!
Стать женщиной? Это дорого! Да и нужно ли? Жизнь доказала: в любом живет предрасположенность к гомосексуализму! А если без всяких операций - просто стать женщиной, какой он представлял ее всегда, какой видел настоящую Женщину, но каких никогда не встречал?! Его мать передала ему с генами восточный разрез глаз, за своего он с натяжкой пройдет, и язык чуть-чуть знает - опять же, с натяжкой! Ох, и обойдется ему эта "натяжка" - чует сердце!

Перевоплощение
3231 год
Из больницы Котенок вышел другим человеком. Фактически - "вышла"! Он старательно приучал мозг думать о себе в женском роде, вспоминал и применял к себе все, что узнал о женщинах за время работы у Мадам и долгого путешествия. В личных вещах Нэко сохранился старый киссет, вышитый биссером - подарок Огрума - чудом не украденный... Впрочем, персонал этой больницы вообще отличался патологической честностью! Но главное - в киссете он прятал свои ценности, те самый камешки на тонкой нити, в ближайшем ломбарде он выторговал за самоцветы неплохие деньги. И сразу совершил набег на магазины и салоны красоты, - так что к вечеру в неброский отель на краю городка вошла уже ослепительно прекрасная величественная девушка. Зарегистрировалась она под именем "Ринако Айбара".
Она и сама не знала, что заставило ее взять фамилию презренной матери. Память, долг, первое видение 4 года назад или ненависть к самой себе? Если уж суждено ей стать лучшей среди падших, пусть в черном списке она значится под именем матери. К тому же, если имя Ринако она придумала сама, то фамилия обязательно должна была иметь местные корни. Теперь дело за главным - найти работу по специальности. Но этим займемся утром.
И взяться, наконец, учить японский язык!!!
***
Саширо Нарага был давно не молод, но по-прежнему безумно любил юных девушек. Потому, наверное, и стал содержателем Дому Утех своего небольшого городка. Постепенно заведение снискало славу лучшего на побережье, и Саширо всячески способствовал этому: лучшие условия и обслуживание, забавы и ассортимент живого "товара", тоже лучшего вида и качества, чистота и гигиена - на первом месте. Его Дом не гнушались посещать и правящие мира сего! Пожалуй, и во всей Японии не нашлось бы Дома, способного создать ему конкуренцию. А причина тому была проста - Саширо обожал свой бизнес! И была у него одна особенность - он предпочитал всех новоприбывших девушек испытывать первым лично. Может, излишество - но так бизнес никогда бы не наскучил ему, ибо все девицы разные, и любопытство содержателя не угасло с возрастом.
Каково же было его восхищение, когда он лицезрел Ринако, торжественно вплывающую в парадные двери. Облако фиолетовых локонов обволакивали тонкую фигурку в бордовом кимоно, вышитом экзотическими золотистыми цветами, кроваво-карий взгляд пронзил Саширо электрическим разрядом. Именно по этому, оценивающе-опытному взгляду Саширо понял, что перед ним не клиентка! И надо ли прибавлять, что сам он мучительно возжелал ее, будущую звезду Дома Утех Нараги! Ринако улыбнулась ему с пониманием, позволяя увлечь себя для "приватной беседы" в уютную уединенную комнатку - с великолепной кроватью и приглушенной акустикой... Так называемый, Кабинет.
- Как зовут тебя, дитя? - проворковал Саширо, недвусмысленно прижимаясь к ней со спины. Ринако расслаблено откинула голову на его плечо. Ее запах дурманил сознание, девочка явно знала, что делает, это нравилось Саширо: такая детская невинность и опытная развращенность в одном существе!
- А как ты хочешь меня называть? - ее голос, низковатый, неспешный, влился медовым потоком в распаленный мозг содержателя.
- Превосходно, детка! - восхитился Саширо. - Где прошла твоя практика? Я не узнаю акцент.
- В Греции, - Ринако не успела придумать ничего, и решила пока держаться правды.
- А разве военное положение россиян позволяет увеселения?
Ринако осеклась: в сущности, она ведь не успела ничего узнать о прошедшем столетии, которое она проскочила мимо - и почему-то была уверена, что ничего особо не изменилось. Ан нет!
- Я давно покинула родину, - неуверенно произнесла она. - Бывала в Арабии...
- Где?
Вот тебе на - еще разок! Она поклялась страшной клятвой, что выучит мировую историю за каждый пропущенный чертов годик!
- Ну, в южных странах...
- Девочка, южные страны какого материка ты имеешь в виду?
- Эмм... А какие есть? - не самый остроумный ответ.
- Что?!
И Ринако сдалась: надо было с самого начала продвигать сочиненную историю о застаревшей амнезии!
- Итак, ты не помнишь откуда ты и как очутилась в Японии. И сколько тебе лет, тоже?
Девушка покачала головой и потупилась с виноватым видом - разом обретя вид такой вопиющей беззащитности, что Саширо и думать забыл обо всех подозрениях!
- Хочешь наняться ко мне? - она кивнула. - Слышала о моих условиях?
Ринако подняла на него глаза, и мужчина чуть не задохнулся от этого влажного влекущего взгляда цвета свернувшейся крови - они кричали об опасности, это только разжигало его!
- Значит, ты в курсе, что я предпочитаю сам, - он непроизвольно облизнулся, обхватывая тонкую талию жадными руками, - сам проверять способности новеньких?
В ее глазах мелькнули искорки веселья:
- Да, Саширо-сама! - голос разом обрел грудные бархатистые нотки. Она не спешила открываться ему, оставаясь вполоборота, лишь склонив набок голову и подставив для поцелуя алые губы. Странно - на ней почти не было косметики, такая совершенная и природная красота, а губы сладкой карамелью таяли под его страстным напором. Саширо совсем обезумел - без предисловий опрокинул ее на кровать, наслаждаясь испуганным вскриком.
- Собираешься строить из себя невинность? - прорычал он, срывая пояс кимоно и распахивая его полы, не в силах больше сдерживаться. И замер при виде изумительного, совершенного - но мужского тела!
- А ты полна сюрпризов, дорогая!
Саширо не считал себя геем, может, чуть-чуть бисексуалом, если парень действительно привлекал. Но это был исключительный случай! По-детски нежная алебастрово-белая кожа, изящный изгиб шеи, тонкие руки, длинные стройные ноги - поразительно гладкие, чем не каждая девушка его Дома могла бы похвастаться... О, долго он мог бы перечислять (вот так становятся поэтами!) достоинства юного божества, так покорно раскинувшегося перед ним и ждущего терпеливо, когда хозяин вдоволь налюбуется им, - если бы мог помыслить о чем-то, кроме банального желания обладать им, прямо здесь и сейчас! Пока он в твоей полной власти - не упусти момент, Саширо! Реальность потерялась - он набросился на трепещущее тело юноши с рычанием голодного зверя, покрывая каждый его клочок безумными ласками, поцелуями и укусами. Мальчик извивался и громко стонал, пылая вместе с Саширо, который и думать забыл о всякой неестественности подобных занятий. С Ринако все было правильно и понятно, никаких сомнений или неловкости, даже не слишком опытный в однополом сексе Саширо чувствовал себя всезнающим гигантом! И ему это нравилось, а когда он, наконец, нетерпеливо и порывисто ворвался в тело юноши - тот пронзительно вскрикнул, изогнулся дугой, откидывая назад голову с разметавшимися локонами, и впился длинным маникюром в его спину…
- О-ооо! Саширо-сама-ааа!!!
- Черт! Как же здорово...
***

/Продолжение в Комментариях (1)/