Взрослею, страхи меняются, я уже видел смерть, гнойное отделение больницы, рутинное рукоделие смерти — от которого просто устаешь и только исподволь удивляешься огромной несправедливости.


Почему та женщина, умиравшая от газовой гангрены в собственных нечистотах и вопившая без умолку шесть часов кряду, не была посещена ни священником, ни даже завалящим дьячком — хотя монастырь находился через дорогу. И почему ее крик, вспухающие пузыри на голени, боль можно было остановить только одним способом — положить ей на отечное лицо подушку. И никаким другим способом — нельзя.


И ничего поделать нельзя.


Потому что Бог есть сейчас.


Есть в монастыре через дорогу.


Есть в каждой частичке тогдашнего, полного гулящей весной города.


Есть в мудрых книгах, во вдохновенных песнях, в философских дискуссиях богословов.


Но там, в тот день, в больничной палате — никакого Бога не было.


Господи, на свете есть такой ужас — обычная человеческая смерть, от болезни, от старости, от несчастного случая.