Зима. Холод. Снег окутал весь город. Солнце скрылось за плотными серыми облаками, нависшими, словно простыня с рваными дырами. На главной аллее пусто и тихо. Медленно, словно кто-то притормозил время, люди шли не спеша. Было уже темно. Вдоль аллеи шел мужчина в черном драповом пальто. Черные, довольно длинные волосы, шарф приятного красного цвета. На первый взгляд ему было лет сорок. Нетронутая жесткая щетина, и чуть видна седина. Он шел не спеша, будто время обходило его стороной, и он жил вне времени. Шел, не смотря на дорогу. Каждый изгиб, каждый поворот он знал на- столько хорошо, что мог пройти с закрытыми глазами. Мужчина повернул в глубь дворов и скрылся.
Это был сталинский старый дом: мощные стены, высокие потолки. На верхнем этаже мастерская одного художника. Мужчина, которого мы встретили на аллее, и есть тот самый Художник. Выключив свет, он сидел на полу по середине большой, почти пустой комнаты. Настежь открытое окно. Мелкие хлопья снега, словно мухи, залетали в него и исчезали в темноте комнаты. А Художник все сидел, и время вновь обходило его стороной. И, быть может, вы спросите, чего он ждал. А он искал то вдохновение, которое жило в нем раньше. Что-то такое, что наполняло его бездонную душу. Это что-то, что давало ему жизнь и смысл жизни. И сейчас это что-то покинуло художника. И в надежде, что это чувство вернется, он сидел и ждал, он верил, что оно вернется, но внутри по-прежнему была пустота.
Неяркий свет разлился по комнате. Художник подошел к мольберту и взял в руки кисть, но рука сама собой опускалась вниз и словно не подчинялась её хозяину. А как было раньше… Лишь дайте кисть в руки. Художник писал дни и ночи напролет. Он рисовал, потому что вдохновение, переполнявшее его, казалось, убьет, задушит изнутри, если его не выпустить. Оно просилось, рвалось в мир. А сейчас…
Прошел январь. И почти ничего не изменилось. По вечерам Художник прогуливался по аллее, днем посещал выставки, музеи, продал несколько своих картин, ночью не спал, и все сидел у открытого окна и ждал.
Близился к концу февраль. И все так же ничего не менялось. По вечерам он гулял по аллее, днем ездил куда-нибудь, продавал некоторые свои работы, а ночью не спал. Художник сильно постарел. И казалось, будто что-то каждый день высасывало из него жизнь. Измотала зима. И никто давно уже не видел солнца. Люди, которых каждый день видел Художник, угнетали. Сумасшедший ритм города убивал. Каждый день становился хуже предыдущего. Надежда потихоньку стала умирать. А вдохновение не возвращалось.
Сегодня Художник стоял у окна, а там внизу был тот сумасшедший город и те хмурые угнетающие люди. Там внизу были толпы обычных людей, порой столь похожих друг на друга. Небо. Однотонное небо. Звезды, которые он видел каждый день. Людям творческим так тяжко жить в однообразии. А город одно сплошное однообразие: дома-близнецы, улицы похожие друг на друга, парки, построенные по одному плану и люди, следующие за одной и той же модой, которая делает их одинаковыми.
Наступило утро. И первые весенние лучи пробили тучи. Из дыр в рваном небе струился столь, мягкий и теплый, свет. Деревья будто за одно мгновение скинули снежные одеяния. И весь город словно освободился от ков холодной зимы и преобразился. Одним словом, пришла, столь долгожданная, весна. Она пришла, неся за собой солнечные дни, теплую погоду, море цветов, красок, оживила тех, кто был в спячке, наполнила улицы детскими криками.
Художник проснулся от света, который струился из окна. Тяжело вставая с кровати (годы давали о себе знать) он не спеша, подошел к окну, протирая сонные глаза рукой, и долго не понимая, что же все-таки случилось. Он раскрыл окно. А за окном…толпы людей, море красок и свежий прохладный ветер в лицо. А что самое интересное, Художник даже не улыбнулся. Его глаза не выражали ровным счетом ничего. Лишь томную тоску. Для него это был еще один день, еще один день, который надо прожить, просуществовать. Опустела банка с кофе. Рука потянулась за пачкой сигарет, но и она была пуста.
«Черт!», - воскликнул он. Художник быстро оделся, проклиная при этом все на свете. Он долго спускался по массивной лестнице и неуверенно открыл дверь. И чуть не ослеп от света. Он вышел. А перед ним был совсем другой город. Словно его подменили. И была чудесная погода, и было солнце. Но, к сожалению, ничто не восхищало Художника, он просто шел дорогой в магазин. Шел по знакомому до боли парку, по знакомой аллее. Вдруг что-то его остановило. Просто захотелось обернуться, и он обернулся и увидел сцену.
- Машка, пошли в мяч играть! – кричали ребята.
-Нет. Не хочу с вами играть. Я рисовать иду,- кричала в ответ девчонка лет шести-семи.
- Ну, вот больше и не подходи к нам, - грозно отвечали ребята.
Но девчонку это ни сколько не смутило. Она взяла в маленькую ручку желтый мелок и нарисовала нечто, похожее на солнце. А в это время Художник подошел и спросил:
- Это, наверное, солнце?
- Нет. Это мать-и-мачеха. Вот видите,- ответила кудрявая девчушка и показала пальцем на торчащий из черной земли цветок.
Потом она взяла ярко-зеленый мелок и дорисовала стебель с листьями.
Быть может, вы даже представить себе не можете, как такой примитивный рисунок может повлиять на человека. Это детское мировосприятие. Эти яркие цвета. Эта предельная простота. Художник бежал сломя голову обратно в мастерскую. Бежал и был уже мысленно у своего мольберта. Один взмах руки, другой. Родная палитра, ставшая продолжением руки и кисть. Все! Больше ничего не надо. И он написал ту прекрасную весну, непохожую на прежние. Он написал тот яркий желтый и тот яркий зеленый цвет, как та малышка. И написал вдали ту маленькую девочку с мелками в руках. И написал то новое вдохновение, наполнявшее его. Так жаль, что никто не увидел того вдохновения…