Дворец человека, который сжег Москву
Продолжаем путешествовать по столице с Леонидом Репиным
08.10.2007
Это не останки древнего города инков, затерянного в джунглях Амазонии. Это - некогда пышный дворец в центре Москвы, в двух шагах от метро «Лубянка». А пройдешь рядом - и не увидишь.

Много повидал за свои века этот некогда роскошный дом-вельможа. В стенах, с которых отшелушивается великолепная лепнина, не угадать дворец, пожалуй, не менее значительный и яркий, которым в начале XVII века владел князь Дмитрий Михайлович Пожарский. (Сам князь высится в бронзе на Красной площади вместе с Козьмой Мининым, а владение его множество раз перестраивалось. Но тем не менее стены те - от Пожарского).



Ищите дом Ростопчина на Лубянке.


Возле этого дворца на Большой Лубянке князь со своим отрядом схлестнулся с отрядом польских пришельцев и немецких наемников. Супостаты тогда пожгли Москву, весь Белый город выгорел, а дом Пожарского выстоял. И ровно через 200 лет, уже при нашествии Наполеона, когда опять вся Москва полыхала, дворец выжил, будто заговоренный.

В 1812 году им владел генерал-губернатор Москвы Федор Ростопчин. Сановник выдающегося ума, светский острослов, решительный, энергичный, буквально в два дня сумевший покорить москвичей после своего назначения губернатором.

Когда французы направились к Москве, Ростопчин принялся готовить город к битве. Александр I тогда примчался в Москву, чтобы вдохновить москвичей, зная, что именно им придется принять главный удар на себя. Его встретили восторженно. Ростопчин постоянно рядом с императором.

Ростопчин созвал ополчение, куда подались практически все дворяне Москвы и взяли с собою каждого десятого из своих крепостных. Предусмотрел, кажется, все: склады оружия, провианта, обмундирования.

Двенадцать полков выставили москвичи навстречу французам общей численностью в 30 тысяч штыков. А Кутузов, возглавивший армию после Барклая, просил втрое больше. Только вот этого Москва собрать уже не могла.


Федор Ростопчин - генерал-губернатор Москвы в 1812 году.

Знаем и помним, что произошло на Бородинском сражении. Пришлось под белокаменные стены отступить. Обозы с ранеными пришли в Москву очень скоро - и двух дней не минуло, - и опять все мгновенно образовалось в городе. Всех разместили по брошенным домам, и, кажется, никого вниманием и посильной помощью не оставили.

А еще через день москвичи стали стихийно собираться возле дома Ростопчина, требуя немедленно вести их навстречу врагу. Ростопчин же в смятении: он не мог ничего предпринять без приказа Кутузова. Распорядился только закрыть трактиры и запретил продажу вина, что, конечно же, москвичей возмутило.

Знаем, как трудно было Кутузову принять решение оставить Москву, но выхода другого главнокомандующий тогда не предвидел.

Ростопчину было поручено организовать проход отступающей армии через Москву, и, чтобы избежать беспорядков, московский градоначальник на всем пути двух армейских колонн выставил полицейское ограждение. Молча и в полном порядке прошла армия по молчащим же улицам...

А за спиной солдат уже клубилась пожарным дымом Москва. Ростопчин призвал москвичей жечь дома, чтобы они не достались врагу. Жгли также и склады, которые так любовно собирали, готовясь к сражению. По приказу Кутузова и московского градоначальника вывезли все «огнегасительные снаряды», а что не смогли увезти, попортили. Наполеон возмутился в письме жене: «Эти мерзавцы были даже настолько предусмотрительны, что увезли и испортили пожарные насосы». В тот злопамятный день - 2 сентября - в Москве оставили около 25 тысяч раненых: подвод для них не хватило. Многие из них погибли в огне пожара.


Дом Ростопчина простоял почти четыреста лет и пережил не один большой московский пожар.

Кроме трагедии с ранеными, на совести Ростопчина остался и еще один страшный поступок. В тот самый день, как оставляли Москву, перед этим самым дворцом собралась огромная толпа, требующая выйти навстречу врагу с оружием. Но дело было уже решено. Ростопчин появился на балконе своего дома, видимо, для того, чтобы отвлечь толпу, приказал здесь же, на глазах у всех, зарубить купеческого сына Верещагина - как единственного из москвичей, Россию предавшего. Что и было немедля исполнено. Только безвинен был Верещагин. Похоже, что-то личное его с губернатором связывало...

Позже, уже после войны, Александр I напомнил Ростопчину: «...его казнь была бесполезна и при том ни в каком случае не должна была совершиться таким образом». Об этой трагедии долго еще в Москве говорили, а Лев Толстой даже в «Войне и мире» про этот эпизод написал.

Так что вот сколько всего переплелось в истории дворца на Лубянке и столько всего довелось ему пережить.