Настроение сейчас - Сонная депрессия

Решил тиснуть здесь маленький отрывочек из своей писанины. Просто так.


Герой

Дрон сидел на спинке грязной деревянной скамейки и щурил глаза на щедрое солнце поздней весны. За ухом торчала мятая сигарета, напоминая ему о том, как он ходил на переменах на школьный двор, чтобы покурить с друзьями, вызывая в одноклассниках зависть и гнев училок. Сейчас ему уже не надо было объяснять директрисе, что он взрослый и может делать все, что пожелает — ради того, чтобы его оставили в школе. Все позади. Мать, одержимая идеей дать сыну хорошее образование, постоянно расстраивалась из-за неудач сына и довела себя, в конце концов, до сердечного расстройства. Отец своими постоянными праздниками закрепил пагубные последствия, и теперь мать больше походила на тень. Только из-за нее Дрон вяло доучился до 9 класса, поступил в ПТУ, и теперь его мать может умереть спокойно.
Дрон привычно сплюнул. Кто-то окликнул его.
— Привет, Дрон!
Он брезгливо оглядел с ног до головы небольшого пацана, подошедшего к скамейке. Кривые желтые зубы странно сочетались с голубыми глазами на рябом лице, темно-синяя куртка Адидас и отвисшие коленки на старых спортивных штанах вызывали в Дроне чувство отвращения, сходного с тем, что он обычно испытывал за мгновение до того, как его насквозь прокуренный организм натужно очищал забитый дерьмом желудок. Он заметил, что правый бок куртки Лопуха — такая незатейливая кличка была у подростка - был испачкан чем-то коричневым.
— Ты в говне валялся?
Лопух, ни капли не обижаясь, протянул руку Дрону.
— Не, я отцу помогал, землю копали.
— Отцу...
Дрожь прошла по лицу Дрона. Лопух ловко вскочил ногами на скамейку и сел на спинку, щурясь на утреннее солнце.
— Ну, что сегодня будем делать? Надо бы лаве нарыть, пивка купить. Так-то чего сидеть?
— Посидим, покумекаем.
Дрон угрюмо уставился в серый асфальт, медленно скользя взглядом по рваным темным трещинам, сквозь которые виднелись крохотные травинки. Да, пивка бы сейчас не помешало, особенно после вчерашней буйной ночи в «Визави». Перед внутренним взором Дрона легкой тенью пронеслось зареванное лицо Кати, по которому текла тушь. Она рыдала, у нее была истерика, она кривила свой рот, размазывала помаду. Жуткое зрелище. Эта тупая дура сама нарвалась. С ней покончено.
— У тебя есть лаве? — спросил Дрон.
— Не-а.
— Ну, а у любимого папочки?
Лопух немного подумал, затем мотнул головой.
— Не-а, отец не даст мне. Он видел меня вчера в жопу пьяного, теперь нужно ждать, пока не станет добрее.
— А у Киселя?
— У этого жирного никогда не бывает лаве, ты же знаешь.
— Мудаки. Вы все мудаки.
Время неторопливо шло мимо Дрона и Лопуха в виде утренних старух, спешившими с бидонами в руках к бочкам молока, привязав к рукам облезлых собак. Ничего не происходило. Город после сна медленно разлеплял глаза из камней, асфальта и пыльных деревьев, стряхивал с себя оцепенение ночи, кряхтел редкими автомобилями и криками птиц. Несколько минут прошло в молчании.
Дрон жирно сплюнул.
- Ну, пошли.
Они соскочили со скамейки и неторопливо, вразвалочку, пошли в сторону Политеха.
* * *
Политех представлял собой небольшую площадь недалеко от Политехнического института, уставленную ларьками так плотно, что спешащие по делам люди двигались внутри коридора, со всех сторон которого предлагались цветы, пирожки, газеты, журналы, жвачка, пиво, китайские радиоприемники и плееры. Большая часть ларьков уже открыли свои маленькие окошки, и оборванные бомжи лениво потягивались на каменных тумбах навстречу солнцу, начинающему припекать.
Дрон со своим спутником медленно шли между ларьков, рассматривая бутылки пива, выставленные за мутными стеклами. Мимо них пробегали учащиеся расположенной неподалеку школы, спеша со своими нелепыми яркими ранцами в пыльные классы, гремя набитыми мелочью карманами, приготовленными на обед. Один мелкий пацан зашел за ларек и изо всех сил пялился на выставленный за стеклом товар.
— Смотри! — Лопух ткнул Дрона в бок, показывая сломанным ногтем на одинокого школьника. — Давай его опустим! Небось лаве имеется.
Дрон прищурился и презрительно сплюнул. У него было стойкое отвращение к мелюзге и ко всему, что было связано с ними. К их мелочи на обед. К их заботливым родителям. К их идиотским ранцам. Мучительно хотелось пива. С удовольствием бы вытряс одного такого засранца, подумалось Дрону.
— Ну, у него мало лаве.
— Пофиг. У него вроде еще часы есть. Можно бомжам скинуть. Или в ларек.
— Ну давай. Заходи сзади, а я так подойду.
Рот Дрона застыл в ухмылке. Он подошел к малышу развязной походкой, по которой пугливые прохожие безошибочно определяют источник опасности. Он осмотрелся по сторонам, убедившись, что вокруг нет ментов и любопытных идиотов.
— Ну что, мелкий, — ехидно, с чувством сладкого предвкушения, процедил сквозь зубы Дрон, опершись рукой на пыльный металл ларька, — лаве небось мало, да?
Малыш испуганно попятился назад, но наткнулся на подошедшего сзади Лопуха, от которого разило нечищеными зубами и еще чем-то кисло-сладким.
— Ну-ну, чего испугался? Бить не будем. Просто давай сам лаве, и все, отпустим тебя.
Дрон сощурил глаза, оценивая внешний вид малыша, ощупывая взглядом его скромную одежду. Белая футболка была застирана, на ногах — кроссовки типа «батон», обрезанные вручную джинсы, какие-то веревочки на запястье... Веревки-то зачем ему? Типа кровообращение улучшать? Тьфу! Как же я все-таки не люблю этих мелких дебилов! Дрон раздраженно сплюнул.
— Ну, чего стоишь-то. Давай лаве.
Малыш непонимающе моргал глазами.
— Ты чего, не знаешь что такое лаве? — Дрон нахмурился. — Бля, деньги давай сюда живо! Те, что тебе мамочка дала! Давай-давай!
Дрон начал лезть в карманы малыша. Тот неожиданно всхлипнул и нервно затрясся, отпрянув в сторону от наглых рук Дрона. Лопух поймал малыша.
— Ты не дергайся, придурок, а не то мы тебе вломим, просто отдай деньги и все, — шипел Лопух вонючим воздухом прямо в ухо малышу. Дрон нервно оглянулся. Вокруг почти никого не было. По улице, образованной ларьками, шли редкие прохожие, спеша по своим делам, сонные бомжи на бетонных плитах пялились на солнце, не обращая никакого внимания на Дрона, Лопуха и их жертву.
— Малыш, ты чего шумишь-то? В бубен хочешь получить? Или хочешь — мы тебя перевернем нах и всю мелочь вытрясем из тебя? Лучше сам отдай!
Дрон немного нервничал. Ситуация начинала затягиваться, да и малыш попался какой-то дерганный.
— Не дергайся, придурок. Не дергайся.
* * *

Колян отхлебнул из бутылки пиво и начал пожирать глазами обтянутую джинсами задницу идущей впереди девушки.
— Леха, смотри, какая крутая жопа!
— Гы-гы-гы! Круто колышется! — рябой Леха с короткой рыжей стрижкой криво улыбнулся и с отвратительным свистом хлебнул из своей бутылки. Девушка злобно оглянулась и ускорила шаг.
— Слуш, чувак, а ты был на лекции по философии вчера? Мне бы списать у кого...
Леха смачно рыгнул.
— Не-а, не был. Мне этот лысый пидор ваще не катит. Я на его лекции не хожу.
Леха и Колян неторопливо шли на вторую пару в Политехнический институт, попивая пиво и наслаждаясь своей молодостью, ощущением жизни и лета. Их мало беспокоила учеба — круг их интересов лежал в области новых сортов пива, появлявшихся чуть ли не каждый месяц на излете этих шумных девяностых годов, крутых моделей машин, внезапно заполонивших город и красивых девушек с чересчур сильно открытыми телами.
— Слуш, чувак, типа... Я в Автово видел, с машины хач торговал клевой штукой — газовыми гранатами. Типа шариковая ручка обычная, откручиваешь, кидаешь.
Колян чавкнул, присосавшись к бутылке.
— Клево. Прикинь, так бросить в тачку, выкурить водилу и умчаться.
— Ага. Вон в ту, например.
Мимо них проехал черный «Мерседес-600» с номерным знаком «КОЛЯН».
— Прикинь, чувак, у него на жопе твое имя! Ха, прикинь, чувак!
Колян равнодушно хлебнул пиво и уставился в землю. При всем желании он никогда не будет ездить на таких тачках. Сейчас ему, по-хорошему, нужно думать о сессии и о том, как бы так сделать, чтобы его не выкинули из института. Все-таки лучше иметь высшее образование, чем быть бандитом.
Леха ткнул Коляна в бок.
— Смотри, смотри, чувак! Мелкого опускают!
Колян поднял глаза и увидел между ларьками Дрона, Лопуха и испуганного малыша. За спиной он услышал, как идущая сзади девушка возмущенно, но тихо пробормотала что-то про сволочей, обижающих маленьких. Колян обернулся. На него почти с ненавистью смотрела незнакомая красотка с бросающимся в глаза бюстом, обтянутым легкой маечкой.
— И никто не вступится за бедного мальчика! — проговорили накрашенные блеском губы. — Что за парни пошли!
Колян отвернулся и замедлил шаг.
Леха удивленно посмотрел на Коляна.
— Ты чего, хочешь вмешаться что ли?
Колян хмуро хлебнул пиво и немного подумал.
— Ты ее буфера видел? — Снова обернулся и посмотрел на девицу.
— Классная.
— Ага.
— Хочешь познакомиться что ли? Думаешь, даст?
— Было бы здорово.
Внезапно Коляна осенило.
— Слушай, Леха, ты со мной?
Леха кивнул.
— Пошли.
* * *

Дрон снова протянул руки к малышу, но тут вдруг неожиданно грубо и сильно оттолкнул его. От неожиданности Дрон застыл. Какая-то мгла появилась перед его глазами, и волна холодной ярости захлестнула с ног до головы. Он замахнулся и легонько двинул малыша по голове. Краем глаза он удивленно заметил испуг и смятение в глазах Лопуха, который в замешательстве отошел немного назад. Лопух увидел, как бегом к ним приближались невесть откуда взявшиеся два подростка, довольно крепких на вид, с явным намерением драться. Дрон обернулся и тут же получил удар в нос. Нос в мгновение ока превратился в мокрую кровоточащую губку. Падая, он смутно увидел профиль Лопуха в боксерской стойке.
— Пидоры, откуда вы взялись!! — орал Лопух.
— Отвали от мелкого! Парень, беги!
Малыш охнул, крякнул и убежал — будто и не было его вовсе. Бомжи с интересом наблюдали за потасовкой, не вставая со своих железобетонных плит, разогретых на солнце до степени жаровни.
— Менты! Валим!
Леха и Колян отступили и бросились бежать прочь. К месту происшествия медленно шел толстый милиционер, помахивая дубинкой и щурясь на солнце. Дрон с окровавленным лицом лежал на асфальте, наблюдая за приближающейся фигурой с уродливой фуражкой. Лопуха и след простыл — он убежал, как только увидел мента. Дрон остался один.
— Ну чего, парень, цел?
Дрон кивнул.
— Заявление будешь писать?
— Нет.
— Ну как хочешь. Давай, если цел, вставай и дуй отсюда, чтоб я тебя здесь не видел. Платок есть рожу вытереть?
Дрон медленно поднялся с асфальта, отряхнулся и, хмуро взглянув на равнодушного мента, медленно поковылял прочь.
* * *
Дверь парадной с оглушительным скрежетом захлопнулась, оставив позади пылающий воздух и солнечный свет. Дрон поднялся по лестнице и нажал на кнопку лифта. Вместо привычного ощущения твердого металла он почувствовал омерзительную слизь. Какой-то шалун повесил на кнопку вызова харчу.
— Ах, бля! — грустно выругался Дрон, удивившись своему голосу, неожиданно ставшему жалостливым. Умру я. Утону в вашей харче. Сволочи.
В полумраке прихожей квартиры пахло хабариком, бутылками из-под водки и стираными трусами отца. В комнате за стеклянной дверью было какое-то шевеление, но Дрон прошел в ванную, включил безжизненный свет и заперся на задвижку.
Ледяная вода со злостью ударила о дно ванны. Дрон сел на край и стал смотреть на воду.
Как же все произошло? Кто были эти двое? Откуда они взялись? Как с неба свалились. И Лопух, гад, убежал ведь, когда мента увидел. Дрянь паршивая. Не друг он. Подлец. Настоящая мерзкая тварь. Все такие, эти дружки, провались они под землю. Они меня в гроб загонят. Мне там самое место.
Дрон сполоснул лицо водой и тихо застонал.
— Андрей, это ты там?
Кто-то подергал дверь. Папаша опять был нажратый, за много лет Дрон научился распознавать состояние своего отца по едва уловимым интонациям в голосе.
— Чего надо. — Он взял грязное полотенце и насухо вытер лицо, закрыл воду и распахнул дверь.
Красная рожа, изжеванная водкой. Когда ты, отец, был другим? Ведь ты мог искренне любить! Просто мешок дерьма и вонь.
— Пошли водки выпьем. У тебя есть деньги, сын? Отцу на выпивку?
Дрон грубо оттолкнул его в сторону и прошел через сумерки коридора в свою конуру.
Со стен на Дрона смотрели Шварц, Синди, Шифер и карандашная корова, нарисованная его младшим двоюродным братом. Корова выпятила глаза на лежащего ничком на кровати Дрона и, по всей видимости, сочувствовала ему. Никого у тебя нет, один ты. Была вот мать, так этот мешок с дерьмом превратил ее в тень. И я, поганое отродье, не знаю, зачем я, и для чего нужен.
Липкое одиночество скрутило позвоночник и выгнуло Дрона. За стеной отчетливо бубнил телевизор, у соседей шумел всегда неисправный бачок сортира. Как же они достали. Этот постоянный сортир. Вся жизнь их — сортир. Так им мало — они еще и мою жизнь в сортир превращают!
Дрон резко стряхнул оцепенение. Болел нос, но соленого привкуса крови на губах уже не ощущалось. Я же не могу вот так провести целый день — слушая, как гремит чей-то сортир! День моей жизни — моей драгоценной жизни, которая принадлежит мне! С этой мыслью Дрон впал в забытье...

Через несколько часов Дрон вышагивал по вечереющей улице, пытаясь найти утраченное равновесие мыслей, прислушиваясь к грохоту города, обходя ямы и плевки на асфальте. Ноги несли его в сторону проспекта Непокоренных, где он когда-то в детстве пил водку на могиле погибшего певца. Водки было много, она лилась рекой, наполняла желудки таких же молокососов, каким был он сам. Кладбище было местом, куда он всегда мог придти, где он мог рассказать безмолвным камням все, что думает. Утреннее поражение самого задиристого забияки двора как-то особенно глубоко проникло в душу и стало быстро разрушать Дрона изнутри. На Дрона нахлынули воспоминания.
Горечь. Какая ужасная горечь, жгло в горле, хруст белой пластмассы под озябшими пальцами. Он старательно пил водку, подражая взрослым друзьям, которые стояли тут же и наливали. Огромный фотопортрет, сотни свечей, тысячи сигарет, чтобы ни в чем не было недостатка — по ту сторону жизни. Брезент палаток, веревки с грязным бельем, ментовские наезды. Все же это было хорошее время. Отец тогда еще не пил так много и иногда даже называл маму ласковыми словами. Еще было что-то впереди, свет или счастье... Типа улитки из мультика. От улыбки станет всем светлее. Или от улитки... Хрен помнит. Ну всем хорошо там, в этом мультике. Я тоже думал, что все хорошо. Когда водку выпьешь, сначала плохо, а потом хорошо. Все друзья, и все счастливы. Теперь же все предатели, все трусы, ни на кого нельзя надеяться, и все думают только о себе.
— Дрон, ты чего такой кислый? Куда собрался?
Толстый парень дернул Дрона за руку. Дрон почти инстинктивно поднял руку для замаха, но очнулся.
— Да так. Ну а ты чего шляешься, заняться нечем? Правильно про тебя говорят, что ты кисель. Вон какое брюхо отрастил. Спортом надо заниматься!
Кисель загадочно лыбился.
— Говорят, вы сегодня обосрались? С Лопухом вместе.
— Поговори мне еще. Не твое это кисельное дело.
— Что, мелкого не смогли опустить? Ха-ха! Вот тебе и грозный Дрон! Ух ты, у тебя еще и нос поврежден… — Кисель внимательно осмотрел покалеченный нос Дрона. — Это тебе тот мелкий в нос вломил?
— Ты сейчас договоришься у меня, жирный мудак.
— Ну, не сердись. У всех бывают плохие дни. Так вы в итоге денег взяли? Развели на деньги-то?
Дрон молчал. Кисель был его ровесником, и он знал его уже много лет, поэтому Дрон чувствовал за дерзкими словами Киселя едва уловимое сочувствие. Тогда Дрон решил задать ему вопрос.
— Влад, ответь мне на вопрос. Только серьезно. Без вот этой своей херни.
Кисель остолбенел. Он уже очень давно не слышал своего имени.
— Если бы тебя разводили на деньги, угрожали пером, стволом, и помощи ждать было бы неоткуда?
— Вы чего, на мелкого с пером наехали?
— Нет, ты вопрос слушай.
— Ну?
— Ну представь. Ты стоишь один. И нет никакой надежды на спасение. Вообще никакой. Тебе это понравилось бы?
Влад пожевал губы.
— К чему ты клонишь-то? Ты чего, зассал на мелкого? На тебя не похоже.
— Нет. Не зассал. За него вступились два каких-то.
— Ааа, вот оно что!
— Ты когда-нибудь вступался?
Влад немного подумал.
— Типа за бабу там? Не-а. Они этого не достойны.
Дрон нахмурился. Влад дружески хлопнул Дрона по плечу.
— Слушай, да не грузись ты так. Попей пива, водки, встреться с Катей своей...
— Не напоминай мне об этой сучке!
— Ох! Сегодня точно не твой день. Ладно, тогда просто водки попей.
— Кто о чем, а ты о бане.
— Вшивый о бане.
— Да. Влад, сколько мы знаем друг друга?
— Много. Много лет, я уж не знаю сколько, но много.
— И ты когда-нибудь думал о том, что однажды будешь в серьезной ситуации, и никто не захочет тебе помочь? И ты сдохнешь, как собака, в куче собственного говна?
Влад опешил. Его челюсть отвисла, а бутылку пива он накренил так, что из нее начала течь жидкость.
— Эк тебя...
— Бля, неужели за всю свою тупую, никчемную жизнь ты ни разу не задумывался, что всем плевать на тебя? Всем! Вообще всем! Черепам, друзьям, братанам, бабам! Всем наплевать на тебя! Насрать! Кучу говна насрать на тебя и на твою жизнь!
Влад жалобно рыгнул.
— Ты каждый день в разводке, тебя опускают все подряд, и ты, ты — как ты себя чувствуешь? Думаешь, это шуточки? Развлечение? Стриптиз в «Визави»? Пиво пьешь?
Дрон ударил по бутылке, выбив ее из рук Влада. Тот проводил ее взглядом до канавы.
— Ты палку не перегни, а?
— Правильно! Иди, погоняй лысого, может, включишь мозг свой! И поймешь, о чем я говорю!
— Не так быстро. У меня есть отец, который...
— Который срать на тебя хотел! Если что-то серьезное — последний, кто придет к тебе, это будет твой любимый папочка!
— Ты так развонялся, потому что завидуешь, что у меня отец нормальный, а у тебя алкаш и даун.
Дрон замолчал. Кисель говорил правду, но он явно не понимал, о чем речь.
— Ты, брат, обалдел совсем. Это из-за Катьки, да? Разозлился на нее? Ну ты пойми, она же баба, ну хочет она, и дает всем...
Дрон повернулся спиной и, не произнося ни слова, пошел прочь.
— Ну и куда ты собрался?
Впереди стеной стоял лесопарк, левее начиналось кладбище. Оттуда взяло тенью и прохладой. Дрон уходил, не произнося ни слова. Влад стоял и покачивался, обиженный до глубины души, с испорченным настроением.
— Сука! Ты сука просто! Ну и вали к своим придуркам! Кстати, меня больше не называй Владом. Я Кисель, понял, сука? Убью, если услышу!
* * *
Ветер хлестал по щекам единственной палатки — все, что осталось от большого когда-то палаточного городка на могиле певца. Вокруг ни души. Могила заброшена, на камне прилеплена одна свечка, рядом несколько сигарет. Да, у живых людей много своих проблем, что им ловить здесь, где всегда одно и то же?
Из палатки вышел сонный мужик в матроске, потянулся и проверил влажность трусов на веревочке, натянутой рядом с палаткой. Заметил Дрона и расплылся в улыбке.
— Какие гости к нам пожаловали! Давно, давно не видели здесь... Ну, милости просим! Сейчас организую...
Через минуту руки Дрона ощутили сквозь тонкий пластик прохладную жидкость.
— Ну, давай. Выпьем.
Выпили.
— Как ты здесь, Киря? Один, все разбежались?
— Ага, как тараканы, хе-хе, расползлись по своим щелям. Щелям или щелкам, хе-хе.
— Холодно здесь?
— Я не жалуюсь. Менты достают сильно. Возможно, это последнее лето, что я здесь живу. Да. Последнее холодное лето.
Дрон почувствовал в словах своего старого друга разрывающую сердце горечь. Все разваливалось на глазах. Если еще и Киря уедет, самый стойкий, самый преданный, настоящий борец за свое место под солнцем, то значит — все. Сколько было потасовок, проблем, чтобы отвоевать этот клочок земли, поставить палатку и угощать всех водкой!.. Неужели все так плохо?
— Неужели все так плохо, Киря, что даже ты решил уехать?
Киря тяжело вздохнул.
— Это не я решил. Это так новые хозяева решили. Время изменилось навсегда.
— Новые хозяева? Какое время?
— А ты не знал, что у всех и у всего есть хозяева? Ну так вот, кто-то решил, что больше здесь нельзя жить. А менты просто выполняют свою работу.
— И ты уедешь в свой Сургут?
— Да. Здесь мне не место, здесь я гость. Все чужие, кроме этого кладбища. Кроме него. — Киря мотнул в сторону могилы. — Ну давай не будем тут сопли распускать. С тебя тост.
Дрон прикрыл веки. Усталость холодным свинцом накрыла голову, ветер задувал в уши, в голове бились вразнобой испуганные мысли.
— Давай, Киря. Может, не увидимся больше. Удачи там тебе. И... Извини нас. Всех нас.
— За что извинить?
— Что мы все расползлись, как тараканы, и никто не выдержал и не остался до конца.
— Фигня. Помнишь, как апостол Петр зассал на петушиный крик?
— Чего?
— Это из Библии.
Дрон помолчал.
— Хороший ты человек, Киря.
— Ну, типа хороший тост. Вздрогнули.
Ветер безуспешно пытался вырвать из дрожащих рук пьющего Кири стакан.
— Аа, хорошо пошла. Ну а ты как? Что-то ты не радостный?
— У меня это на лице большими буквами написано?
— Да нет, люди от хорошей жизни на кладбище не заглядывают. Вишь, не осталось никого — значит, хорошо жить все стали, хе-хе. Ну чего, проблемы какие-то?
— Да не то что бы проблемы... — замялся Дрон. — Просто люди мудаки все.
— А-аа, — протяжно пропел Киря, — это да. Только не все мудаки.
— Ну а кто эти не все?
— Ты. Ну и я тоже не мудак.
— Я? Я вообще мудак.
— Ну я ж тебя знаю. Ну да, ты гопник, но у тебя сердце есть. Хе-хе.
— Сегодня мы мелкого пацана решили опустить на деньги. Пиво не на что было купить. Ну и...
Киря молчал.
— Ну и вступились за него лохи какие-то. Я думаю теперь, что это я лох, а не они. Хотя они точно лохи.
— Скверно.
— Ага. А ты говоришь, я не мудак. Мудак, и еще какой! Мудак с буквы хэ.
Киря немного подумал.
— Ты мой друг, прежде всего. Я тоже херней страдал, так что не гони на себя бочку. Мудак тот, кто не понимает, что он мудак. А если начал понимать, то он уже — мой друг. Вот так. Я бы даже сказал — герой.
— Герой… — Какие-то смутные воспоминания проснулись в голове Дрона. — Странное слово — герой. Смешное какое-то.
— Ага, смеха полные штаны.
— Не, ну правда. — Дрон повторил нараспев, — Геероой. Звучит как «геморрой».
Киря покосился на него.
— Ну это типа тоже геморрой, только великий. Помнишь песню? — Киря мотнул головой в сторону могилы. — «Доброе утро, последний герой, здравствуй, последний герой...» Знаешь, почему последний?
— Нет.
— Потому что слово смешное. Не модное.
— Бля, дерьмо все это.
Киря пожал плечами.
По дорожке из гравия, хрустя камешками, медленно шли два мента. Они приблизились к палатке, остановились и закурили. Киря оживился.
— Здравия желаю! Как служба?
— Нормально служба, — хмуро ответил мент. — Ну что, ты тут не безобразничаешь? Не мусоришь?
Второй мент, помоложе, с тоской смотрел на белые пластмассовые стаканчики.
— Все стерильно, все прилично! У вас и так служба сложная, дураков теперь много развелось, зачем мне еще вам жизнь усложнять? Я тихо сижу здесь, и все...
— Поговори мне еще. А дураков — это да, много стало.
Мент с шумом затянулся сигаретой.
— А это кто у тебя?
— Это Дрон, мой лучший друг.
— Аа, друг... Наркотики есть?
— Что Вы, что Вы, — замахал руками Киря, — наркотики это у молодежи, которые рейв слушают, мы по старинке водку пьем. Наркотики это смерть. Налить водки?
Мент с сожалением покосился на стаканчики.
— Не надо.
Ветер рвал сигарету из рук, разжигал маленькую жаровню на ее кончике и уносил табачный дым в хмурые небеса.
— Последние дни досиживаешь?
— До конца лета. Потом — все.
Мент молча курил и размышлял. Стряхнул пепел на землю перед собой.
— Скучно без тебя тут будет. Хотя и проще. Жаль, одним словом.
Киря просиял, но спохватился.
— Ладно, давайте, чтоб через полчаса ты сидел в палатке, а друга твоего тут не было, понял?
— Да, да, мы немного посидим, и все.
Мент кивнул и они медленно пошли дальше по дороге.
Дрон улыбнулся.
— Киря, тебя даже менты любят. Может, ты и есть последний герой?
— Я? — ухмыльнулся Киря, — нет. Я точно не герой. Но тост хороший. Давай выпьем за героев. За последнего героя.
Стаканчики хрустнули в тихом чокании.
— Ну давай, Киря. Не бухай слишком много. Может еще и увидимся.
«Никогда мы больше не увидимся с тобой, Киря», — подумалось Дрону
— Ага, заходи, давай, не пропадай. Удачи тебе. Она тебе понадобится.
* * *
Желтый свет ламп заливал пространство пустого вагона электрички. Под полом гремел мотор, неприятно отдаваясь в кончике носа. Дрон еле успел на последний поезд в город. Слишком долго сидел у своей тетки в гостях, пока та кормила его пирожками и куриным супом. Первый раз за год решил наведаться к ней, окунуться в давно забытые ощущения семьи и домашнего уюта. Но вместо уюта он получил нескончаемый поток проблем и переживаний, соболезнований и размышлений, перемешанных с запахом непропеченного теста.
Кроме Дрона в вагоне был еще старик с желтой бородой. Видимо, догадываясь, что Дрону не понравится запах говна, старик сел подальше от Дрона, на самой последней скамейке. Как только поезд тронулся, старик, словно по команде, развернул газетные кульки и стал есть какую-то снедь, чавкая и запивая из бутылки пива. Дрону этот старик был неприятен, и он отвернулся к окну, за которым с воем пролетала ночь.
Почему мне так тошно? Почему я чувствую себя лохом? Что такого странного — кинуть мелюзгу на медные пятаки? Почему я так раскис, как последняя баба?
Перед глазами мелькнула Катя с полосами туши под глазами, и тут же исчезла.
Катька, почему ты так любишь трахаться? Ты ведь дала всем — разве что Лопуху отказала. Тебя, наверное, смутили его гнилые зубы, а то и ему дала бы, ничего, что ему всего четырнадцать. И с Киселем трахалась, он сам мне об этом сказал. Теперь сама воспитывай своего выродка, а я больше не имею к этому отношения.
Неужели я раскис из-за нее? Да мне наплевать, что с ней будет.
Или я раскис потому, что мне удачно вломили какие-то лохи? Помню, меня как будто сразу покинули силы. Я даже не пытался устоять — сразу упал, как мешок с говном.
Дрон прислушался к себе — никаких чувств его мысли не вызывали. Гулко гремел мотор под полом, трещала какая-то железка под скамейкой, за окном мелькали черные деревья. Собственное лицо в отражении оконного стекла смотрело в глаза Дрону.
Значит, не в этом дело. Лопух тут же свалил! Но я никогда и не рассчитывал на его преданность. Он же тупая свинья, не умеет вообще мозгом думать. Будущий алкаш.
Сердце Дрона билось ровно, гоняя по телу кровь.
Теперь по двору пойдет слух, что я слабак, трус, не могу даже мелкого развести. Хотя мне так насрать на всех эти недоумков! Они мне не чета, с их вечно испачканными жопами. Но тогда почему я так завелся?
Старик закончил свою трапезу и завернул остатки в газету. Поковырял в носу, зевнул и уставился в окно. Ехать нужно было еще долго. Мерзкий какой старик. Воняет. Хоть бы помылся. Несет же!
Ну, два лоха заступились за мелюзгу. Обычное дело...
Нет, не обычное. Дрон не мог вспомнить, чтобы кто-то за кого-то заступался всерьез. А тут прямо сразу — вломили. Слабо, неумело. Здесь что-то не сходится. Все должны были искоса наблюдать и не влезать. Это не их дело, зачем им пачкать себя? Ну даже если и вмешаться, то разговорами надо. А тут сразу...
А за тебя вступались? Закрывали тебя своим телом? Всегда приходилось выкручиваться самому. Сначала так освоил быстрый бег. Потом — сильный удар в рожу. Потом научился бить лбом. Потом научился разводить на словах. Но никто и никогда... Что могла сделать мать? Отец тогда выпил слишком сильно, и я не мог вмешаться. Ей было больно. Она кричала, пыталась увернуться, но что я мог сделать? Он бы и меня угробил, запросто. А потом в ней что-то погасло, и она перестала сопротивляться. Я пытался рассказать, но все только головой мотали. Твари. Безразличные твари.
Сердце Дрона екнуло. Безразличные твари, повторил Дрон. Так вот в чем дело!
— Безразличные твари!
Старик удивленно оглянулся на Дрона, но почти сразу потерял интерес.
А ты сможешь заступиться? За бабу, как Кисель говорил. Они, по его мнению, не достойны. А кто достоин? И как это решить. Ну, ты сможешь заступиться, например, за того старика, вонючего, с желтой бородой? Он небось еще и ссыт под себя. И срет еще. И письку малышам показывает в парке. Рейтузы-то вон - еще с ленинских времен. Я не знаю. Наверное, нет. Да и кому он нужен, этот старик. Сколько таких стариков, не нужных, вонючих имбицилов?
Выходит, достойны только те, кто приятны нам?

Поезд остановился. В вагон ввалились несколько гопников с магнитофоном, включенным на всю громкость. Они сели на скамейку. Мат полился рекой, шелуха семечек в мгновение ока в мгновение ока покрыла пол. Гопники плевались и гоготали над шутками, казавшимися им очень смешными. Дрон и старик притихли.
Через несколько минут один из гопников начал курить. Едкий дым распространился по всему вагону, заставляя слезиться глаза. Внезапно старик со злостью повернулся к гопникам.
— Прекрати курить в вагоне!
Гогот смолк.
— Дед, бля, ты чего, белены поел, суканах?
— И выключи свою шарманку! Ты не у себя дома!
Гопники переглянулись.
— Ты чо, блянах, в бубен захотел?
Взрыв гогота потряс вагон.
Старик опешил. Он побагровел и привстал.
— Я не боюсь таких молокососов, как ты! Я когда молод был, ебошил немецких ублюдков из «ппш», да, и не для того, сука, я рисковал своей жизнью, чтобы ты, сука, тут срал!
Один из гопников встал и подошел к старику. Дрон весь обратился в слух.
— Ты кого сукой назвал?
Дед, глядя прямо в глаза гопнику, твердо произнес:
— Тебя. И всех твоих поганых дружков. Свиньи!
Гопник резко ударил старика по голове и с улыбкой посмотрел на своих товарищей. Старик повалился под скамейку.
— Ты кого сукой назвал, старый пидор?
Старик распрямился.
— Тебя, фашист.
Гопник опять ударил старика по голове.
— Кого сукой назвал, мудак?
Твердый голос Дрона прозвучал прямо в ухо гопнику.
— Этот старик назвал сукой тебя. Ты и есть сука.
Гопник отпрянул от Дрона.
— А ты бля, чего вмешиваешься? Тоже в ебало захотел получить?
Другие гопники перестали ржать и, поднявшись, медленно подошли к Дрону со спины.
— Кто это у нас тут защитник стариков?
Дрон не спеша огляделся. Парней было пятеро, все на несколько лет старше его самого, но он понимал их без слов. Он сам был один из них.
— Этот старик сейчас мне дороже всего на свете. Поэтому для начала вам придется убить меня.
Лица гопников вытянулись от изумления. Один из них достал нож и приставил к боку Дрона.
— Ты бля чего, ссуконах, самый умный выискался? Может, у тебя еще и лаве водится?
Все чувства и мысли Дрона напряглись в безумном ритме. Он быстро осмотрелся, не поворачивая головы, затем посмотрел прямо в глаза старику, с ужасом смотревшего на него.
— Старик!
Тут Дрон резко ушел в бок от ножа и, расправив руки, сильно толкнул всю копанию назад. В этот момент поезд резко затормозил, и гопники попадали в проходе между сидениями. Стоявшего перед ним Дрон захватил за шею и скрутил раком.
— Беги, старик, быстро!
Старик вскочил, будто он стал моложе на десяток лет, и выбежал из вагона. В этот же момент Дрон почувствовал резкую боль в боку.
Так вот как это бывает... Сталь. Такая холодная...

Красная мгла медленно опускалась на глаза Дрона. Чьи-то сапоги гулко стучали ему в голову и в бока, но посреди кошмарной боли он видел лишь исполненные ужаса глаза старика. Все вокруг было залито кровью, пространство снизу гремело, сверху плыли неясные тени, в голове стоял свист и скрежет. Все медленно погружалось во мрак.
Он лежал в луже своей крови в немом забытьи. Кто же достоин? Достоин ли я?
* * *
«Вызывай скорую. Тут ножевое... Бля, все в говне! Твою мать... Вынь у него паспорт!»
«Скорую, тут раненый, восьмой вагон! Потеря крови...»
«Ты видел их?»
«Бегом за ними!»
«Доложи о происшествии»
«Паспорт весь липкий, в кровище...»
«Жалко парня»
«Добролюбов Андрей Сергеевич. Андрей Сергеевич, ты жив? Ты меня слышишь? Ты живой? Проверь пульс»
«Пульс слабый»
«Ну держись, Андрей Сергеевич. Теперь держись. Может и выкарабкаешься".
«Моли о рабе Божием Андрее»
* * *


Приятного чтения.