Carmina Burana.
И ваганты - вечто молодые, с едва пробивающимся пушком на верхней губе и длинными, висящими сосульками, но чудно-мягкими волосами.
Фортуна сегодня играет: бегает, шлепая по лужам, подсаживается беспардонными тетками в ресторанах быстрого питания, сжимает, стискивает, давит слезы на улицах, в куски разбивает коммуникационные средства, ставшие уже наркотиком для немногочисленных еще в этом городе постиндустриальных девочек.
Ровные тени - ни зазубринки, на пятнышка, темно-серые, асфальтово-лиственичные, кленовосиропные. И если слова, то непременно тягучие, пластичные, свеже-терпкие, на буквы рассыпающиеся, примерно, как первоклашки, держащиеся за руки. И если двигаться - так же, быстро, впопыхах стягивая ненужные джинсы, путаясь в не по размеру длинных штанинах, которые, как назло, не хотят подворачиваться, трясясь бледными от недосыпа пальцами, формируя в неокрепшем, незарядившемся еще этой осенью мозгу неудачные бизнес-проекты.
И в холодной голове (маленькие, нерастянутые сережками мочки постепенно становятся одной с падающими листьями температуры) - бардак. Вечный, непреходящий и от этого еще более родной, и тепло, и случайно сохранившаяся с весны бабочка летает себе, летает, опускаясь, когда надоест летать, на дрожащую, протянутую по диаметру венку.
И мы говорим о любви - бесконечными парцелляциями, и уже нескромно, и резко. И неправ Алексей Евгеньевич - вовсе не быстро...