[150x224]Песок запорошил их глазницы.  Лица, покрытые тонкой вуалью песка, казались еще более мертвыми, чем нужно.
Здесь, надо сказать, все было череcчур.
 Старик умеет выбирать такие места, где нормальным людям делать нечего. Одним словом -- граница.
До одной -- географической было миль десять по прямой, если тайными тропами -- чуть больше. Другая проходила прямо у наших ног. Одинадцать человек пересекли ее, примерно час назад. Последний еще болтался посредине, что-то еще держало его в этом сне. Наверное, привычка. А скорее всего, страх.
Он сипло дышал в кабине джипа и, образно говоря, испускал дух. Образно, потому что человек с простерляным животом испускает что угодно, только не дух. Одуряющий запах сочился через дырку в боковом стекле, пробитую зярядом картечи.

В этом было какое-то кондовое язычество, но эти парни увели за собой своих бойцовых псов. Четыре стаффордшира, оскалив пасти, вывалили метрвые языки в песок. Пятый, последний, хромал в пустыню умирать. Может, ему и не повезло с хозяевами, но у пса явно были понятия. Он умирал правильно. Через эту границу проходят в одиночку и без свидетелей.

Сам Старик устроился на капоте джипа с пачкой журналов на коленях. Что он искал в в их дешовом глянце, было не понять. Но Старик умеет ловить конгнитивный диссонанс на чем угодно. Называет это Дзен. Хотя, на самом деле, это сатори. Но ему без разницы. Лишь бы торкнуло так, чтобы захотелось увидеть следующий сон.

Старик закрыл мексиканский вариант "Кул герл" и бесцветным, как небо над нами, взглядом уставился на последнего стаффордшира, тащившего в пустыню. Стаффордшир зарылся мордой в песок, и Старик закрыл глаза.

-- Знаешь, Пабло был человеком с понятиями. Примитивный, да. Но, зато и понятия его были простые и внятные. По ним очень просто жить. Или, наоборот, слишком сложно. Я не спорю, когда его называют наркобароном. Он, действительно, был бароном. В изначальном смысле этого слова.

-- На иврите?

-- Нет, по европейским понятиям. Вся аристократия Европы -- потомки лидеров преступных группировок. Только об этом не принято поминать в приличном обществе. Пабло просто родился не в свое время. Сейчас бароны не нужны.

-- А кто сейчас нужен?

-- Менеджеры.

Старик еще что-то добавил шепотом. Судя по брезгливой складке в углах губ, явно не печатное.

 -- У Пабло была нормальная латифундия с узкой специализацией. Если  рынок требовал  бы бананы, он бы выращивал бананы. Но миру потребовалась кока, и он выращивал коку. Чем матэ хуже чая?
-- Дозировкой.
-- Правильно, но не принципиально. Знаешь, в тех местах, где родился Пабло у мальчишки выбор предельно ограничен: или умереть генералом песчанных карьеров или стать наркобароном. Пабло Эскобрар... Он был нормальный такой барон, простой и понятный. Право первой ночи, лично пулю предателю в голову, недобросовестного клиента -- в болото аллигаторам, охота на человека со стаффордширами, оброк и народные гуляния за счет хозяина. Нормальное такое Средневековье. А потом приходят менеджеры. Эти стальные крысы с микропроцессором вместо сердец. И жизнь заканчивается, начинается так называемый прогресс. Крысы оценивают твой бизнес, рисуют тренды идеальный продаж, подсчитывают поток реальных денег и творят прочую каббалистику. А потом начинается тупой такой рейдерский захват. Голливуд снимает кино про глобальную угрозу человечеству, Госдепартамент рассылает ультиматумы, а Пентагон начинает натаскивать полицейских, с которыми ты рос на одной улице и до сих пор кормишь со своего стола. Не успеваешь оглянуться, как ты уже Враг Номер Один. И что делает в таком случае настоящий барон с пацанскими понятиями о чести и долге?

-- Начинает войну, несмотря ни на что.

-- Иными словами делает то, что от него ждут.  Человек с понятиями -- он такой предсказуемый. Менеджеры предают барона суду. Суд -- это хорошая пиар-компания. Убийство при задержании тоже не плохо, но, как слишком яркое событие, быстро забывается. На перспективу полезнее, все таки, суд. Обычно дают пожизненно. Гуманно, но эффективно, как выстрел в голову. И на месте раздолбайской латифундии возникает прекрасно отлаженный транснациональный холднинг. Рынок защищен от случайных флуктаций, а эффективность инвестиций позволяет с оптимизмом смотреть в будущее. Кстати, о будущем. Что мы имеем?

-- Двенадцать трупов, не считая собак, четыре угробленных в хлам машины, двадцать килограмм коричневого мексиканского порошка  и пять миллионов долларов. Да, еще, радиомаяк в кейсе с деньгами. Но это так -- мелочи.

-- Я не об этом. Все это мелочи, детали и антураж. -- Он с глубокомысленным видом поднял пачку журналов. -- Вот это -- главное. Раньше человек рубил дерево, чтобы построить дом. Сейчас он валит гектары леса, чтобы превратить их в журналы для дур и озабоченных менеджеров. Еще немного, и мир станет пустыней, в которой горячий песок и ветер будет превращать в мумии трупы тех, кто не сумел поменять Порошок силы дряной мексиканской очистки на зеленые бумажки.

Я посмотрел в его глаза в поисках стариковского безумия. Нет, все в норме. Обычный взгляд коршуна.

-- Ты никогда не задумывался, какие сны видит человек, читающий такие журналы?

-- Вряд ли они видит Сны. Скорее всего  его просто глючит.

Старик вдруг сник, стряхнул с коленей журналы. Они упали на песок раненным тропическими птицами, беспомощно забили бумажными крыльями.

--  Пойдем отсюда. Сейчас сюда придет человек, который превратит этот сон в нормальный такой кошмар.

-- Он тоже барон?

-- Нет, скорее -- князь. Но они этого не поймут.

Старик посмотрел за мое плечо. Прием старый, как миф о Каине и Авеле. Но Старику можно доверять, и я оглянулся.

По изгибу холма из солнечного марева к нам шел человек. Показалось, в руке он несет кислородный баллон.

Странный сон.

-- Дверь там, где умер последний пес, -- подсказал Старик.


[290x400]