[показать]Досталось так досталось... Вам никогда не приходилось собирать себя по кускам? В буквальном смысле. Нет? Ну и слава Богу, тому, которому вы молитесь.
У нас, хвала богам этого сна, опять получилось.
Старичок навел последний блеск, тщательно собрав морщины на лице там, где они были до того, как мы так сурово и безрассудно вляпались в историю с контрабандой фарфора династии Мин в обмен на волшебные травки, растущие на тайных плантациях "Тигров освобождения Тамил илама". Сличил внешность с фотографией в поддельном боливийском паспорте. В том паспорте только фотография и была настоящей. И остался доволен.
Лично мне жизнь пока не улыбалась. Болело все, что только может болеть.
-- Старик, а есть жизнь после смерти? -- спросил я.
-- Не задавай глупых вопросов.
-- Нет, с нами все ясно. Я про остальных. Про этих, например.
Мимо нас в темноте и ветре сновали одиночные сутулые фигуры с букетиками в руках и стайки пьяных женщин. В этом сне лихорадочно справляли Женский день. Глухой отголосок мистерий богини Дианы.
Старик присел на рюкзак, набитый черепками коллекции Последнего императора. Из прорехи вылез пучок травы, с виду -- сушеная петрушка. На самом деле трава давала мужчине силу льва, а женщину превращала в анаконду-убийцу. Так, во всяком случае, нас уверяли низкорослые, укуренные до полного героизма, "тигры". Хотя, какой спрос с освободительных движений и левых радикалов? Соврут, как выстрелят в спину, не моргнув глазом, только подставься.
Старичок отщипнул травинку. Сунул в рот. Пожевал. Взгляд сразу сделался отсутствующим, как у горного козла, наблюдающего за связкой альпинистов, карабкающихся на встречу собственной смерти.
Я понял, что разговор будет долгим.
-- Видишь ли, мой юный друг, весь вопрос в степени осознания. От ее недостаточности проистекают все заблуждения.
-- А если покороче?
Старик сплюнул вяжущую горечь.
-- А если короче, то они все давно умерили, просто так и не поняли этого. И живут после смерти, потому что так и не научились жить.
-- Постой. А как же рай, ад и чистилище?
-- Заблуждение. -- Старик махнул рукой в сторону станции метро, как водосток в ванне, засасывающей в себя смутные тени прохожих. -- Все, что ты видишь -- и есть их Ад. Другого не будет. Спроси любого, он скажет, что его жизнь -- юдоль страданий и бед, которые он мужественно и бессмысленно преодолевает. Ради детей, любимой или какой-нибудь еще мнимой ценности типа родины, свободы, братства, мира на земле, новой тачки, квартиры в бетонном термитнике и так далее. В чем преуспел человек, так в выдумывании оправданий своего пребывания в Аду. В прочем, оно и понятно. Ведь обратной дороги из смерти уже нет. Финита ля комедия, но шоу маст гоу он.
У Старика всегда поганое настроение, когда его насильственно будят в чужом сне.
-- Ладно, допустим, что это и есть Ад. Спорить сложно, стоит только взглянуть на их лица. Но где же тогда Рай? Или их Господь тоже, как здесь принято, не выполняет предвыборных обещаний?
-- Не-а, -- хитро усмехнулся Старик. -- Всякий президент рано или поздно начинает ощущать себя Господом, но сила Господа в том, что он ни разу не поддался соблазну выставить свою кандидатуру в президенты. История с Христом не в счет. Ты же знаешь, как оно было на самом деле.
История с добрым парнем Иешуа, так неудачно выставившим свою кандидатуру на пост чего-то там в Иудее -- основа основ местной политологии и главный урок, вдалбливаемый в головы всем местным с рождения -- " не выеживайся, гвоздей на всех хватит".
-- Так что там про рай и воздаяние за праведность после смерти?
Старик на секунду отвлекся на астенического вида молодого человека, бросившего жадный взгляд на пучок травы, торчащей из рюкзака. Щелчком бросил ему целый коробок Травы Силы. Молодой человек поймал его на лету и скрылся в темноте, не заплатив. За Силу в этом мире платить не принято. За нее дают срок, запечатывая человека в каменный мешок, высасывающего все силы.
-- Мне нравится превращать шакалов в белых тигров, -- ответил Старик на мой немой вопрос. -- Восстанавливаю популяцию. А что касается Рая, то он тоже здесь.
-- В Аду?
-- Ну да. Ты же знаешь, что некоторые люди умеют прекрасно устраиваться в любой, самой нечеловеческой обстановке, и жить, припеваючи. К тому же, существуют действительно святые души, которые и в Аду живут своим внутренним Раем. Так они жили при жизни, так живут и после смерти. Например, девушка, которая умеет танцевать, живет в раю с самого своего пробуждения и будет жить, пока не заснет или не прекратит танцевать, что, согласись, невозможно, если танец -- твоя сущность. Спрашивается, зачем расходовать материю и создавать Рай и Ад, когда можно обойтись одним сном на всех?
-- Резонно, -- согласился я. -- Если учесть, что никто не видит разницу между жизнью и смертью.
Старик встал, закинул на плечо рюкзак.
-- Так, я вижу, ты уже очухался. Нам пора сматываться из этого сна, пока не засосало в кошмар повседневности.
То ли гравитацию сегодня врубили на максимум, то ли тело еще не собралось в единое целое, но встал на ноги я со скрипом.
-- Куда пойдем, Старик?
Старик поднял с замершего асфальта три ледяных окатыша. Бросил в яркие огни Кутузовского проспекта.
Две льдышки улетели в мираж огней ночного города. Лишь третья отскочила, как от рекламного щита, с глухим стуком, и упала к нашим ногам, рассыпавшись в слюдяную пыль.
-- Стареешь, Старик, уже не можешь с первого раза найти Дорогу.
-- Просто устал.
Старик пнул ногой ночные огни, распахнув черную дверь. За порогом в свет е Пятой Луны серебрилась Дорога.
-- Не забудь закрыть Дверь, сквозняк разбудит их, и тогда в этом сне начнется такой дефолт...
-- Не зуди!
Я шлепнул Старика по рюкзаку, вытолкнув через порог.
Оглядываться -- плохая примета.
И все же я бросил последний взгляд через плечо на этот мир, где Ад и Рай, жизнь и смерть, любовь и ненависть слились во едино так, что уже никто не может отличить одно от другого.
Странно, но мне здесь понравилось жить.