Почему-то вспомнилось...
Дело было давно, в "проклятые застойные годы", в самый знойный полдень Красной Империи. Если хронологически верно, то в конце 70-х. годов. (Блин, написал и спохватился, что следует указывать -- "прошлого века".)
Итак, сытные и беспроблемные для большинства 70-е годы прошлого века. СССР.
Жил-был товарищ офицер. И светило тому офицеру направление на учебу в академию со всеми вытекающими отсюда радостями по службе.
Но это в отдаленной перспективе. Если поступит и благополучно окончит. А в ближайшем будущем нарисовались трефовые хлопоты. На верный признак которых по-дружбе указал нач. кадров.
Дело в том, что поступал офицер в академию особенную, для конспирации названную "институтом". Профиль и назначение института, правда, демаскировались приставкой "краснознаменый". "Краснознаменный институт" -- это очень по-советски. Как "фабрика детских игрушек им. Шорса", с годовым планом выпуска противопехотных мин.
Проверяли кадры будущую абитуру до седьмого колена. А у офицера уже во втором имелась червоточинка. Как явствовало из секретной справки с места рождения, дед офицера Советской армии погиб в 1919 в составе белогвардейских отрядов. Если кто разбирается в кадровой работе в СА, то нарисовался офицеру полный карьерный пи..ец. О чем авторитетно и пояснил друг-кадровик.
Випив и закусив, он подсказал офицеру, готовому уже уйти в мрачный запой, что есть шанс все разрулить. Нужно только одну справкой покрыть другой. Как туз шестерку.
Всего-то делов, собрать альтернативное досье на деда и правильно доложить. А кому такое доверишь? И поехал товарищ офицер во внеочердной отпуск на родину. По местам боевой славы деда, так сказать. С отпуском посодействовал друг-кадровик.
Малая родина встретила августовским зноем, запахом яблок и самогоном из абрикосов. По утру, по холодку и в состоянии радужного опохмела, пошел офицер на сельский погост. Отпускное настроение разбилось о могильный камень. Кто его сработал, явно деда уважал, сделал на века. И на века выбил буковки, слагающиеся в приговор карьере внука.
"Погиб в революцию за контрреволюцию". ФИО, даты и прочее соответствовали. Не отмажешься.
Внук выпил все, что принес с собой. В хате добавил еще. Вежливо попытал бабку.
Бабка, вопреки возрасту, героическую смерть деда помнила ясно. Словно вчера это было.
Украина, гражданская война... Гайдамаки, махновцы, григорьевцы, Конармия, немцы, хрен поймешь кто. И все с оружием. Всем жрать и пить охота. Ну и баб, само собой. И одна управа на незванных гостей -- стрелять первым. Или ночью -- шашкой наискосок или ножиком-свинорезом под ребра.
А как повоюешь, если сам с Германской инвалид, семеро по лавкам, да еще один у жинки в брюхе своей очереди на белый свет дожидается. А тут чуть ли не каждый день власть меняется. Со стрельбой, лихим налетом, паническим отступлением в степь, конфискацией "в интересах революции" и немедленным поеданием-пропиванием конфиската. Ну и девкам юбки обтрепать. Святое дело...
Однажды такой вот ночью "смены власти", под перестук карабинных выстрелов и хлесткие очереди "максимов", потрошивших малороссийскую темень, дед привычно увел семью в погреб. Там и выяснилось, что младший, пацаненок трех годов от роду, остался в доме. А по белому боку мазанки уже слепнями хлопали пули, да из хаты скупо огрызался пулемет.
Дед цыкнул на дурно заоравшую жену, перекрестился и побежал к хате. На обратном пути его и срезало шальной пулей.
Пацаненок добежал до спасительной ледяной темени погреба сам. Чтобы спустя годы стать отцом офицера и абитуриента секретного института. А дед остался лежать по среди огорода. Словно заснул ненароком, утомившись. Так утром и нашли. Словно спал.
А в село, как выяснилось, ночью вошел отряд хлопцев, не признававших ни Раду, ни Советы, ни гетмана, ни Махно, ни Троцкого, ни самого черта лысого. Но твердо стоящий на контрреволюционной платформе. Что это такое, никто выспрашивать не стал. Атаман отряда со всей штабной головкой был занят изрубанием в кровавую лапшу взятых в плен представителей и защитников другой власти, на сутки до того прописавшейся в селе.
Но атаман разрешение похоронить деда на погосте, а не в общей яме, все же дал. Уважил вдову... Он же приказал выбить ту надпись. "Погиб в революцию за контрреволюцию". Что и было исполнено. От греха по-дальше...
Историю гибели деда в селе знали все, поэтому в стальные тридцатые годы надпись на камне никак на вдове и ее пацанятах не сказалась. А потом и вовсе все могильной травой поросло, а траву ту спалил горячий ветер новой войны. На которой погибли все сыновья, кроме того, что со временем стал отцом офицера.
Чем хорош офицер? Тем, что спрособен и натаскан принимать решения в любой обстановке. Или он -- не офицер, а баба в галифе.
Наш офицер был офицером. Не даром в секретный институт поступать собрался. Сопоставил факты, заполнил пробелы версиями, выработал план -- и понеслось.
По официальной истории села, трижды во всех партийных инстанциях утвержденной, считалось, что сей населенный пункт служил важной опорной точкой зоны действия отряда товарища Котовского. Того самого, лысого, как бильярдный шар. Но не когда он лютовал со своей бандой по югу Украины и Бессарабии, за что вполне законно угодил на царскую каторгу. А когда уже лютовал в должности красного комбрига. Славный боевой путь красного командира оборвала пуля ординарца. Одни говорят, что стрелял за то, что Котовский, не изживший до конца старые паханские привычки и руководствуясь благоприобретенными революционными понятиями, отнял у него жену. Другие твердо уверены, потому что был ординарец наймитом империалистических разведок.
Бог ему судья, Котовскому. Не о нем история.
Офицер справил справочку в местном краеведческом музейчике. И поехал в соседний городок, где размещалась N-ская в/ч, ведущая свой боевой путь от той самой революционной банды товарища Котовского. Представился, проставился, короче, наладил оперативный контакт.
Надо пояснить, что каждая захудалая часть в СА обязана была иметь свой славный боевой путь, в рамках общего магистрального триумфального шествия "непобедимой и легендарной". Легенды о непобедимости внедрялись в головы бойцов замполитами. Плох тот замполит, кто не умеет в политинформации связать смерть Тутанхамона с решениями очередного съезда КПСС. Но для этого надо иметь хотя бы минимальные фактологические данные. Или иметь доступ к их источникам.
В музейчике части, а точнее в сейфе замполита, хранилась копия боевого дневника революционной банды. Как раз за нужный год. Первичные данные были позднее подтверждены черех архив Минобороны. В тот знойный, по-армейски тяжко пьяный вечер совершил офицер главное историческое открытие в своей жизни. Как явствовало из дневника, в ту самую ночь от налетевшей банды отбивалась банда товарища Котовского. За день до этого установившая в селе собственную, по умолчанию -- Советскую власть. Во ознаменовании чего перерезавшая и перестрелявшая всех, кто остался от свергнутой власти.
И получилось, что дед погиб как раз на территории Советской власти под огнем контрреволюционной банды, пытавшейся народную власть сковырнуть и выгнать в степь.
Дальше было проще и праздничнее. Торжественная линейка в сельской школе, речь ветерана-котовца, ежегодно прибывавшего в часть для воодушевляющих бесед с молодым пополнением, новый камень на погосте...
Как сложилась дальнейшая жизнь офицера, не знаю. Помогла ли ему "стирка" биографии или нет, не известно. А давностью лет, уже и не важно.
К чему это я?
Да к тому, что не сужу того офицера, бросившегося спасать карьеру через отбеливание биографии. Время было такое...
Вроде нынешнего. Семеновские гвардейцы в Кремле. Свечки в храме Христа Спасителя на Пасху. Андреевские флаги на подлодках. Попытка снять серп и молот со знамени Победы. И семьдесят лет истории народа, вычеркнутые из официальной памяти.
Неужели все только для того, чтобы никто не спросил, поймав за пуговицу пиджака от-Кардена: "А что вы, господин государственник делали в 1991 году? В каком звании были? И кто вас освободил от присяги?"
Нет ответа.
Полная амнезия. И анемия совести. Кома...
Абзац. Биография с новой страницы.
Часы Патек Филипп отсчитывают параллельное кремлевским курантам время,