Последний месяц ее терзала жуткая душевная боль. Она безумно любила его, дорожила каждой минутой, проведенной с ним, старалась ездить к нему как можно чаще, закрыв глаза на свою усталость, глухое непонимание семьи, обиды подруги. Она пыталась дать ему все и даже немного больше. Она дарила ему себя без остатка, оставляя в душе лишь кусочек, в который он не имел доступ. В этом кусочке были ее мечты, ее чувства, ее эмоции, переживания о недавно потерянной любви. Она никогда не пускала его туда, потому что знала, стоит ему заглянуть в этот уголок - и его душу пронзит боль и ревность. Она не хотела видеть его боли и, тем более, быть ее виновницей...
А он... Возможно он любил ее, но в его душе был такой же кусочек, который принадлежал другой. Она знала о нем. Он пустил ее туда еще тогда, когда они были просто друзьями...
Ее собственническая натура не давала покоя, каждая клеточка организма плакала, когда он произносил ее имя. Последний месяц ее терзала жуткая душевная боль...
Их ссоры были все более частыми и все более затяжными. Зачем? Она и сама не знала ответ. Ее питала душевная боль.
После вечеринки она оказалась у него. Все было как в бреду. Сердце разрывалось, абсент действовал на мозг, на ее поступки и желания. Сама не понимая зачем и что происходит с ней, успела лишь шепнуть "возьми меня как дешевую шлюху, делай что хочешь, любой твой каприз, бери и пользуй, твоя...". Это давалось ему не легко. Он то и дело нежно целовал ее в спину, хоть и пытался исполнить ее просьбу. Он делал ей больно, она лишь кусала подушку, принимая всю эту боль, пропускала ее через каждую свою молекулу. Она терпела стиснув зубы, слушалась его безоговорочно, исполняя все прихоти и желания уже разогретой пошлостью крови. Это была ее Игра и ее правила, от которых уже поздно было отступаться. Он делал ей больно. Уже физически. Физическая боль глушила душевную, по кусочку вытесняя ее и заменяя пустотой...
Эта игра длилась бесконечно, вымотанная до нельзя она встала и подошла к окну. Слезы накатили и тоненьким ручейком покатились из глаз по щекам, попадая на искусанные в кровь губы, которые щипало от попадающей соли. Она выла, выла от этой боли. А он пришел за ней и отнес ее в постель, оцеловывая ее всю, пытаясь успокоить ее. Он сказал ей столько, сколько не говорил никогда. Она будто бы пропустила его через себя, показала дорогу к своим ощущениям. Он ее понял. Он впитал в себя все, от чего она так страдала...
Закрыв глаза, слушая его голос, принимая его слова, ощущая нежные прикосновения губ на своем теле, она поняла, что пуста. Он опустошил ее до донышка. Он выпил ее всю, без остатка, прочувствовал ее горько-сладкий, такой нежный и приятный вкус. Ее пустота была столь оконченна, что она вдруг поняла, что ее придется питать по-новому... Уже чистыми эмоциями. Он обещал больше не причинять ей боль. Они начали с идеально чистого, белоснежного с голубым отливом, листа...

Прошу, напиши на нем счастье.