Опять это странное метро…
Двери в него открывает швейцар в лакейском фраке и красной шапочке – на лице безразличье и пустой взгляд. Дальше метров пятьдесят идешь по коридору, освещённому бесчисленными факелами, хаотично укрепленными на стенах, выложенных кирпичом –мокрые; пол покрыт слоем грязи, кое-где лужи и образования, по внешнему напоминающие грибные заросли… Здесь слышится гул какого-то механизма.
Опускаешь в латунную щель металлический диск – открывается тяжелая дверь, укрепленная на шарнирных петлях размером с кулак. Сразу за порогом в сумраке начинается винтовая лестница, ведущая вниз – ступени очень высокие, блестящие, скользкие, местами стертые людьми и временем. Спустя несколько минут оказываешься на небольшой площадке, там стоит ещё один швейцар, такой же угрюмый, как и при входе – ловишь себя на мысли, что это тот же человек. Он лениво просит встать на деревянную площадку и нажимает на отполированную до блеска ручку желтого металла. Приподнимаешься, откуда-то из-под ног своё движение начинает деревянная живая лестница.
Спуск кажется вечным, над тобой пролетают заплывшие потолки, оплетенные тысячей проводов, кое-где искрит, волокно на поручне местами разодрано, пропитано грязью, влагой; бурые пятна на нём. Шокирует одиночество. Сквозь шум собирающихся ступенек слышишь гул где-то далеко ползущих поездов.
Аттракцион обрывается, оказываешься в большом сводчатом помещении – станция. Платформой здесь служит пара бетонных плит, по краям которых расползаются пути. Рельсы давно изгрызла ржавчина, на шпалах металлический налёт, но все же есть тот неподдельный запах железной дороги. Пожалуй, это единственный приятный запах, заглушаемый дыханием кисло-сладкой тошнотворной вони…
Тоннели слепыми глазницами застыли в разваливающихся стенах; бетон рассыпается, оголяя остов из арматуры, сквозь проломы течет коричневая вода. Кажется, что кирпичная кладка держится лишь на неподвижном воздухе.
На потолке все та же паутина, сплетенная множеством промышленных пауков из проводов, узлы которой замыкаются в тьме тоннелей, уползают туда огромными жгутами.
Знаю, здесь есть фонари – о их наличии возвещает треск из кабеля в свинцовой оплетке, подведенного к двум полусферам. Плафоны забиты насекомыми, да и многолетний слой пыли не дает свету в достаточной мере пытаться освещать помещение.
Царит полумрак. Замечаю, что на станции я не одна. Не видно ни лиц, ни цвета одежды. Коллаж из силуэтов и теней. Большие и маленькие. Лишь догадки, кто это? Люди ли?
Вдруг из тоннеля вырывается два луча света. Бьет по глазам. С ужасным лязгом останавливается состав. Ни нумерации, ни ступенек… Дверей нет. Вагоны освещаются закопченными керосиновыми лампами. Деревянные стенки вагонов разбиты, на дощатом полу, сквозь который видны рельсы, разбросана полуистлевшая солома. На крюке болтается съеденный ржавчиной чайник. Откуда-то из тьмы доносится шипящая граммофонная запись. В парке Чаир…
Запрыгиваю в ближайший вагон, поезд трогается, оглашая пространство непонятным захлебывающимся стоном. Стараюсь не смотреть на пассажиров. Вдруг понимаю, что все они одинаковые. Стоят, лежат… Толпа одинаковых белокурых мальчишек в грязных ватных робах… прострелянных. Опять бурые пятна. И у всех неестественно голубые глаза – холодные глаза…
Поезд ползет, раздирая металлическим скрежетом своды тоннеля и освещая высекаемыми искрами горы битого стекла вокруг.
Выпрыгиваю на следующей станции. Бегу по парадной белой мраморной лестнице, останавливаюсь на площадке. Передо мной начинает разворачиваться стена, выгибаясь, словно мембрана мыльного пузыря. Появляется дверь антикварной лавки.
Магазин похож на старую библиотеку – бесконечные ряды стеллажей, забитых пыльными коробками.
Взгляд останавливается на наборе для похоронного обряда фараонов. Ярлычок гласит – Древний Египет. На деле оказывается набором бесчисленного количества керамических кошек. Кошки… пересчитываю в кармане деньги – удивительно дёшево или я сказочно богата?
Из-за шкафа выплывает пожилая дама в кринолине. На голове пучок, заколотый двумя огромными булавками с большими синими бусинами на концах, лицо покрыто морщинами и неимоверным слоем белил. На носу пенсне. Она порхает в своей огромной юбке меж хрупких стопок бумаг… Как ни задевает? Не пойму.
С радостью она начинает упаковывать мою покупку. Там же приобретаю десятый том Пушкина и подвеску светлого янтаря. Замкнутая неровная окружность с нишей для камня внутри. Женщина умоляет купить за тридцать рублей синий кристалл – я отказываюсь…