не могла не тырнуть,просто в восторге от этого рассказа...спасибо Максику!)))

Название: Ночные шорохи
Автор: luzius_mc
Статус: закончен
Размер: Mini.
Категория: slash, подобие pwp))
Рейтинг: NC-17
Пейринг: Том/Билл
От автора: начал писать проды, вообще-то, и тут меня с толку сбили, причем так неприлично и настойчиво хД))))) – пвп вишь ли захотелось))) пришлось «удовлетворять»)))))))))))))))))))))))))


***
Густав прошел к своей полке и, зевнув, почесал живот. Билла пока не было. После долгой репетиции сегодня все устали, а продолжавшаяся уже две недели работа по подготовке к туру порядком вымотала и нервы, и силы всем.
Близнецы сегодня почти не разговаривали. Том уже неделю ходит смурной и молчаливый. Билл просто приходит и валится на полку, даже не раздевшись. Том потом осторожно снимает с него одежду и, улыбаясь, укрывает одеялом, чмокает в щечку и уходит к себе.
Бережное отношение твинсов друг к другу всегда умиляло Густава. С самых первых дней знакомства он заметил, как они стоят друг за друга горой, как внимательны друг к другу и как понимают без слов желания каждого.
Конечно, они все относились друг к другу в группе очень трепетно, даже шутки и подколки были добрыми, но между близнецами было еще что-то непонятное для окружающих, вернее, понятное, потому что все знали – они близнецы.
Наверно, Густав не смог бы назвать еще кого-то, кто мог бы так понимать и так переживать за друзей, как Каулитцы. Потому он всегда был готов защитить их и относился к ним, как к младшим братьям. Так относился и Георг. Так относился и Дэвид. Так относилась к ним и вся команда.
Моменты ссор и даже драк, когда близнецы были еще подростками, скорее умиляли, чем заставляли волноваться. Но бывали дни, когда твинсы не разговаривали днями и ходили, зыркая глазами друг на друга, как враги. Вот тогда начинали волноваться все. Но, к счастью для всех, это продолжалось недолго, и мир между братьями снова воцарялся. А если мир между каулитцами, значит, и мир во всем мире.
Теперь, как заметил Густав, такого вообще не было. Последние два-три года он не помнил, чтобы братья вообще спорили, кроме того, что касалось их работы. И то, что братья изъявили желание спать в разных отсеках, его уже не удивило. Это не было желанием Билла, обидевшегося на брата, не было протестом Тома на капризы младшего. Это было обычное пожелание, на которое никто и не обратил внимания.
Первый раз такое было примерно года три назад, когда взволнованный Билл после ссоры с братом пришел к Густаву и попросил спать с ним в одном отсеке. Том на это лишь фыркнул и молча ушел к Георгу. Густав всегда больше переживал за Билла, а Георг больше общался с Томом – сейчас бы никто не смог ответить, почему так повелось, но как повелось, так и повелось.
Густав первое время молча смотрел, как ворочается младший на своей полке и глубоко и тяжело вздыхает. Он всегда тяжелее переносил ссоры с братом. Может, потому, что Густав был рядом и не видел, что творится с Томом. Но молчаливое и многозначительное выражение лица Георга наутро говорило о том, что старший переживает не меньше.
Что произошло потом, никто не мог сказать, никто и не заметил, как они мирились, просто в какой-то момент близнецы стали счастливее и спокойнее. Ссоры канули в детство, и теперь дискуссии были лишь по поводу репертуара, внешнего вида и графика работы. Даже то, что Билл предложил поменять имидж брату, Том воспринял спокойно, скорее даже покорно, с улыбкой. А если ему и не нравилось что-то, стоило младшему посмотреть на него мягко и махнуть ресничками, Том словно оттаивал и согласительно кивал головой. Йост не мог не нарадоваться.
Теперь близнецы чаще стали уединяться, даже в клубах и на фан-вечеринках. Билл по-прежнему лопотал на интервью, а аппетиты Тома в похождениях умерились, можно сказать, сошли на нет. На вопросы друзей или в журналистов он загадочно улыбался и с видом повзрослевшего мужчины лениво говорил, что решил остепениться и последовать примеру брата – искать свою единственную. Лишь иногда по привычке он отпускал свои коронные шуточки, отчего Билл просто не сдерживался и откровенно ржал в камеру. Об одной только его шутке с интим-пирсингом на интересном месте парни вспоминали долго.
Отпуска ждали все и с нетерпением, но близнецы уже не звали парней с собой, желая провести время даже не дома, а где-нибудь на любимых Мальдивах. Никто и не обижался. Все обычно и как должно быть.
Сегодня Густав вымотался так, что икры сводило в судорогах. Массаж, который всегда делал ему Георг, немного привел его в чувство, но растянуться на узкой полке и забыться сном хотелось как никогда.
Билл выглядел бодрее, чем все остальные, и с удовольствием потягивался, сверкая плоским пузом и хрустя позвонками. Он всегда был доволен после хорошей работы, даже если сильно уставал. Но аппетита не было ни у одного, ни у другого из Кау. Том молча сверлил глазами брата, дрыгая ногой, наконец буркнул что-то невразумительное и удалился спать.
Густав и Георг еще посидели немного, потягивая пиво из банок, и тоже разошлись по койкам.
Билл зашел в их с Густавом отсек, промокая мокрые волосы полотенцем.
Барабанщик плюхнулся на спину и сладко потянулся.
– Как твои ноги? – поинтересовался Билл.
– Да нормально. Но было бы неплохо, если бы Георг мне еще помял. Но борзеть не хочется, – Густав улыбнулся.
– Давай я помну, – заботливо сказал Билл.
Довольные стоны Густава, распластавшегося на животе, видимо, и привели любопытных Тома и Георга, осторожно заглянувших через шторку.
– А что это вы тут делаете? – пробасил Георг, вытягивая лицо от удивления.
– Оох, – исчерпывающе ответил Густав, когда Билл с хищной улыбкой умело прошелся большими пальцами по икре одной ноги вверх до бедер, потом по второй и так же быстро пробежал ребрами ладоней вверх-вниз. – Оо! Дааааа….
Том исподлобья глянул на близнеца и ухмыльнулся.
– Я уж подумал, – почесал затылок Георг и улыбнулся, – что наш тихоня тут развлекается.
Но Густав лишь неопределенно что-то промычал.
– Кто бы мне сделал массаж, – задумчиво произнес Том, потеребив колечко и глядя на близнеца.
– Вот пусть Георг тебе и сделает. Я его работу тут доделал, – хмыкнул Билл и встряхнул кистями. – Пропустите, я руки помыть.
Парни расступились, и Билл прошествовал в душевую.
– Билл, а мне? – прогундосил Георг.
Брюнет не оборачиваясь показал средний палец.

***
Густав проснулся от того, что сильно придавил руку, которую так и забыл вытащить, когда Билл делал ему массаж. Он перевернулся и лег боком. Билл лежал на спине, укрывшись до подбородка, и казалось, даже не дышал. «Устал», – подумал барабанщик и благодарно улыбнулся. Билл всегда был внимателен ко всем и всегда вызывался помочь первым.
Не успел Густав натянуть на себя одеяло, как шторка осторожно отодвинулась и в темноте показался Том. Барабанщик хотел было что-то сказать ему, как Билл приподнялся на локтях и уставился на близнеца, словно ждал его появления. Густав быстро закрыл глаза и притворился спящим. Он почувствовал, что Том смотрел на него некоторое время, и ему захотелось поерзать.
– Ты чего? – услышал он шепот Билла.
Ответа Густав не услышал, но по шороху понял, что Том прошел и сел на край полки брата.
– Том… иди к себе. И что ты ходишь так… холодно ведь.
– Вот я и пришел погреться, – шепот старшего показался Густаву хриплым и игривым.
– Том! Нет, – грозно и как можно серьезней прошипел младший.
Густав приоткрыл глаза и увидел, как Том копошится и старается поместиться рядом с близнецом, стараясь укрыться частью одеяла, но у него это плохо выходило, так как младший прижал одеяло к себе до подбородка и не выпускал из рук.
Все знали, что Билл часто ночью пролазил к брату, жалуясь на страшный сон или еще что-нибудь, о чем как-то опрометчиво Густав выпалил в интервью, – но ведь это было так естественно, что вряд ли кто в этом нашел бы что-то неправильное. Но чтобы Том лез к брату ночью из-за ночного кошмара – это было что-то новое. И смешно было видеть, как два взрослых парня стараются поместиться на узкой полке тур-автобуса, потому что им стало просто страшно спать по одному. Густав улыбнулся и посмотрел на них.
Близнецы «утрамбовались» и теперь лежали как по команде «смирно» и молчали, и лишь было слышно почему-то участившееся дыхание.
По шороху и движениям под одеялом Густав понял, что Том обнимает или щупает Билла. «Ни фига у старшОго шуточки», – хмыкнул барабанщик, чуть не прыснув.
– Том, иди в себе, – раздался шепот.
– Я уже не могу, – шепот старшего был напряженным и прерывистым. – Билл, ну давай.
– Ты сдурел! Густав проснется, – прошипел младший.
«О! они что? петь тут собрались?» – усмехнулся барабанщик.
– Ну мы тихо, – голос Тома стал вкрадчивым и просящим, – ты же тоже хочешь. Зайчик, давай.
Шорох стал явственней, а дыхание Билла стало чаще.
– Том, еще два дня, два дня…
– Господи, Билл, две недели! Я же чуть с ума не сошел. Я просто не выдержу еще два дня.
«Странно, молчал две недели, еще два дня не может что ли?» – недоумевал Шаффер.
Он приоткрыл глаза и застыл с открытым ртом, увидев, как Том забрался на близнеца и шарил руками по его бедрам, пытаясь …раздвинуть ему ноги. Билл отчаянно отбивался, дрыгая ногами и отпихивая брата от себя.
«П*здец… что он делает?» – Густав закрыл глаза.
Раздавшиеся чмоканья заставили открыть глаза и замереть снова. Том …страстно целовал Билла в губы и шею, продолжая гладить его везде, уже не сдерживая участившегося дыхания.
– Том… – с силой оттолкнул его младший и захныкал, – ну нельзя!
Но Том не слушал его, заткнув его поцелуем, на что младший только глухо промычал.
– Томик так соскучился… чувствуешь?.. Ну разреши…
Густав, охреневший от увиденного и услышанного, не мог закрыть глаза и лежал с открытым ртом. Все знали о гиперсексуальности гитариста, но чтобы он домогался брата – это было что-то из ряда вон выходящее.
Тем временем острое колено Билла высунулось из-под одеяла и проделывало недвусмысленные движения, а постанывания младшего говорили о том, что ему не так уж и хочется прерывать брата. Но Билл все же попытался еще раз столкнуть брата с себя и вывернулся, оказавшись лицом к Густаву. Барабанщик быстро закрыл глаза и засопел.
– Том, прошу тебя… – Билл дыщал тяжело.
– О чем? Чтобы я сделал так? Или так?
– Ннн… Том… нет…
– Или так?
– Черт, Том, – младший то шипел, то сладко постанывал. – Ммннн… Нет же…
Густав боялся открыть глаза, понимая, что Билл до сих пор лежит лицом к нему – по тому, как близко раздавался недовольный шепот и сладкий вздох – расстояние между полками чуть больше полуметра.
– Ох! Больно же, Билл, – обиженно зашипел старший.
– Раз ты не понимаешь нормального тона…
– А нормально держать меня на голодном пайке столько времени?
– Ну я же не виноват, – голос младшего стал милостивее.
– А кто отказался сегодня остаться в студии?
– Ну как бы мы это объяснили, а?
Густав вспомнил, как Том зло хлопнул дверью, когда Билл что-то сказал ему после репетиции. «Так вот оно что?» – теперь он понял, почему весь вечер старший был недоволен. Но все происходящее все равно никак не хотело укладываться в голове: почему это Том хотел остаться с Биллом в студии? И насколько он хотел остаться?
– Но сейчас-то никому ничего не надо объяснять?
Шорох снова стал отчетливее.
– А если он проснется? – в шепоте Билла послышались нотки капитуляции.
– Он не проснется. После твоего массажа будет спать, как сурок.
«Ага, так бы и было, если бы не ты», – хмыкнул про себя барабанщик.
– Том… нет…
– Мне вот тоже нужен массаж… причем немедленно…
– Том… перестань…
– А если проснется, скажешь, что делаешь мне…
– Ага, рот в рот, – перебил его младший.
– А мне везде нужен. Особенно рот в рот.
Шорох.
– Ты такой напряженный, Билли… тебе тоже нужен…
– Замолчи!
Густав готов поклясться, что Билл покраснел.
«Ни х*не себе. Ну Том и пошляк».
Шорох и дыхание близнецов между тем стали громче, и Густав чуть-чуть приподнял ресницы. Когда они успели оголиться совсем, Густав, разумеется, упустил.
– Билли… ну впусти меня… хороший мой…
– … Том…
– Пусти… маленький мой… узенький мой…
Увидев, как Том приподнял ногу Билла и навалился на него, что-то делая второй рукой, Густав чуть не задохнулся. Билл не в силах больше сопротивляться, шепотом ахнул и подался вперед.
– О господи, Билли… я не могу… там у тебя так горячо… – Том вытащил руку и быстро сунув себе в рот пальцы, смачно облизал их и сплюнул на ладонь. Рука снова утонула во мраке, после чего Том тут же приподнялся и на мгновение замер.
– Давай… – выдохнул Билл, – только осторожно.
Густав зажмурил глаза. «Черт-черт!»
Одновременный выдох близнецов прошелся молнией по телу барабанщика и остановился где-то внизу в области паха. Секундная тишина нарушилась тяжелым размеренным, еле сдерживаемым дыханием старшего и тихими, так же еле сдерживаемыми, стонами младшего. Густаву казалось, что он тоже выдохнул. Он боялся открыть глаза и увидеть то, что происходило в ночной темноте. Ему стало жарко, а тело окаменело от напряжения. Стыд и любопытство давили, и он, не выдержав, приоткрыл глаза.
То, что он увидел, было чистым безумием. Такое ему не могло ни присниться, ни представиться. Такое он даже не мог предполагать и после глупых вопросов фанатов, и после гуляний в Интернете по сайтам. Он не мог даже сказать, что был уверен в них, потому что такого вопроса и не возникало. За все время их знакомства.
И теперь он все это видел собственными глазами. И так отчетливо. И так билзко.
Ему казалось, что он даже видит, как Том выходит и заходит, все больше ускоряясь. Он отчетливо видел, что Билл открыл рот и как рыба часто дышит, судорожно хватаясь за плечи брата.
– Я… я… я всё… – приподнял младший голову и расширившимися глазами посмотрел на близнеца.
Том сделал несколько бешеных рывков и со стоном уронил голову в шею брата, не останавливая движений. Билл выгнулся и часто задышал, ерзая под ним и приподнимая бедра, но тяжесть тела брата, видимо, не давала возможности, и он захныкал в голос, переходя на прерывистые стоны. Том просунул руку между их животами и сжал, отчего младшего подбросило последней судорогой.
Некоторое время в отсеке было слышно лишь их синхронное тяжелое дыхание. Густав закрыл глаза, матерясь про себя. Мозг отказывался соображать.
Ему казалось, что это был кошмарный сон. Хотя почему кошмарный? Очень даже жаркий. Но сон. Так не могло быть. Ему хотелось думать, что Билл просто «сделал одолжение» близнецу, потому что этот вечно хотящий мача-мэн уже не мог выдержать такой напряженный график и его гормоны требовали выхода наружу. «А дрочить он не пробовал? чем брата трах… епт… Бедный Билл». Хотя почему бедный – Биллу, похоже, это понравилось и, похоже, это было не впервые.
«Ни х*я не понимаю».
Послышались чмокающие звуки.
– Нетерпеливый… ненасытный… мой придурок, – послышался ласковый шепот Билла.
– Зато твой. – Чмоканье. – Но если ты не будешь меня пускать, я…
– Только посмей, – шлепок.
«Хм… кто кого держит?»
– Я так скучал.
«Том-романтик – это что-то новое».
– Мы же двадцать четыре часа в сутки вместе. – Смешок.
– Но не так, как я хочу.
– А как ты хочешь?
Том хмыкнул, и тут же послышалось тихое «ах» Билла.
– Маньяк. Иди уже к себе, а то…
– А поздно уже. – Чмоканье. Мычанье.
– Том… хватит…нных…
– Мне никогда …не хватит …тебя…
«О боже, они что? опять?»
– Ну Том… ннн…
– Ну разве ты сможешь так поступить с ним… он же снова готов…
– Ты обещал…
– Что?
– Что сразу уйдешь… ах…
– Сразу после и уйду…
– Ннн…
– Как же я хочу сзади… малыш… может?..
– Ммм… нннеттт… ах…
– Я бы полизал твою попку…
– Боже, Том!… садист…
Шорох.
– Мы тихо… Билли… давай…
– Нет… я буду кричать…
– Как же я хочу, чтобы ты кричал…
По шлепающимся звукам Густав понял, что ему лучше не открывать глаза. Но он не мог и все же приоткрыл дрожащие ресницы. Прямо перед ним была напряженная спина Тома, резко вбивающийся упругий зад, одна рука придерживала ногу Билла, шея была обхвачена рукой Билла, который пытался поцеловать близнеца, наклонившегося к нему. Густав даже видел испарины на коже Тома. От увиденного он сжал рукой свой давно напрягшийся орган и сжал зубы.
«Хоть наполовину, но уговорил», – сам не зная, почему, подумал Густав.
«Блин! О чем я дум… Хреновы извращенцы!»
Не успел он сделать и движения, как Билл заныл и захныкал, и тут же раздался рык Тома. Шафер, как загипнотизированный, смотрел на постепенно расслабляющуюся спину Тома и судорожно делающую последние толчки напряженную задницу.
Наконец близнецы затихли, и Том, сделав осторожное движение назад, приподнялся на руках, чтобы младший смог улечься удобнее под ним, тут же накрывая его собой.
Шаферу пришлось быстро закрыть глаза.
После нескольких минут чмокающих звуков он почувствовал, что близнецы смотрят на него.
– Он так крепко спит, – прошептал Билл.
– Его счастье, – Густав почувствовал, как Том усмехнулся и снова посмотрел на младшего.
– Ну теперь иди.
– Можно я полежу еще.
– Нет, Том, иди. А то заснешь.
– Я так хотел бы этого.
– Том. Нельзя.
– Ты все время говоришь это слово.
– Но тебя оно не останавливает. – Смешок.
– Меня остановит только одно.
– Что?
– Что ты когда-нибудь меня разлюбишь.
– Значит, никогда.
– Люблю тебя.
Чмоканье.
«Ни хрена себе…»
Шорох. Усталый вздох обоих. Тишина.
– Билл…
– М?
– А мы скажем им?
– Ты хочешь?
– Ну… они же наши друзья…
– …
– Думаешь, они не замечают?
– Думаю, нет.
– Три года уже шифруемся. Надоело мне… – Том тяжело вздохнул.
– Мне тоже. Но ведь…
– Нельзя?
Смешок.
– Нельзя.
– Так и будет всегда?
– Всегда. Иди ко мне.
Чмоканье.
– Я люблю тебя.
– И я. Люблю.
Шорох. Чмоканье.
«Ну и дела-а… Мы все слепцы…мда».
– Все. Том. Иди, – шепот младшего был ласковым и мягким.
– Если б ты знал, как я не хочу уходить.
– Я знаю.
Чмоканье. Шорох.
– Ммм. Том. Не начинай.
– Когда ты говоришь «нельзя» и «иди» и «всё», я завожусь снова.
– Том. Перестань.
– И это тоже.
– Ну Том.
– Это не я. Это Томик.
– Ну Томик.
Смешок.
– А Биллик? Оу.
– Зараза. Все. Хватит.
– Ну Биллик…
Смешок. Шорох.
– Ммм…
Чмоканье.
«Я не выдержу. Еще одного раза не выдержу».
– Еще один и все, – шепот Тома стал снова возбужденно-прерывистым.
– Маньяк… ммм…
– Это ты делаешь меня таким…
– Ты же уже… ох!..
– Мне мало… мне всегда мало тебя.
Шорох. Дыхание. Шорох. Чмоканье. Шорох. Дыханье.
Густав осторожно приоткрыл глаза. «Я стану паралитиком».
Том задрал одну ногу Билла так, что она ступней упиралась в стену над головой Билла, вторую развел в сторону, отчего она коснулась бедра Густава – бедный барабанщик чуть не кончил, – и размеренно двигался, глядя на близнеца. Билл упирался одной рукой о стену, второй сжал край полки и тяжело дышал, облизывая пересохшие губы.
– Как ты прекрасен и развратен, – прошептал Том, резче вбиваясь в близнеца.
– Нннах!... да… Томми… аа…
– Скажи что-нибудь развратное… – Толчок. – Скажи мне это… – Толчок. – Скажи. – Толчок.
– Аа!... Мннн… ах… да… Томми… е*и глубже!
Густаву показалось, что у него перехватило дыхание и все тело бросило в жар.
Том потерял всякий контроль и, громко зарычав, начал бешено вколачиваться. Нога Билла то и дело задевала бедро Шафера, приводя его в состояние близкое к безумию. Билл уже не сдерживал стоны и выгибался под Томом. В какой-то момент Билл повернул голову в сторону, и Густав увидел затуманенные, как у наркомана, потемневшие зрачки. Густав испуганно смотрел широко раскрытыми глазами. Билл скользнул обезумевшим взглядом по его лицу и снова отвернулся. Вряд ли он что-то соображал и понимал, что сосед по полке не спит. Более того, наблюдает все это время за ними.
Одновременный крик был таким громким, что мог бы разбудить даже пьяного. Увлеченные собой близнецы не услышали тихого крика и Густава, сжавшего рукой себе внизу и тяжело выдохнувшего.
Тихие попеременные стоны отходивших от очередного оргазма близнецов постепенно утихали, и Густав теперь боялся, что его заметят. Он поерзал и сильно вдохнул. Как будто бы во сне.
– Мне показалось… – послышался запыхавшийся шепот Билла, – что он смотрел…
Шафер почувствовал их взгляд.
– Нет. Он спит, – прошептал Том. – Успокойся, малыш.
Чмок. Чмоканье.
– Ты меня затрахал.
Смешок.
– Это была лишь маленькая разрядка.
Чмоканье.
«Ничего себе разрядка».
– Теперь иди. Пожалуйста.
– Теперь я эти два дня переживу.
Смешок. Шлепок. Чмоканье.
– Иди.
– Нет сил.
– Х*й с тобой. Оставайся.
– Он всегда со мной.
Смешок. Шлепок.
– Сладких снов, малыш.
– И тебе.
Чмоканье.
Тишина.
Густав еще с час лежал, не меняя положения, пока не услышал равномерное дыхание близнецов. Он открыл глаза, поморщился и перевернулся наконец-то на спину. Только сейчас он подумал о том, что пролежал, не меняя позы. Руки и ноги затекли, а мокрота в трусах заставляла жутко краснеть и материться. «Я кончил, глядя на трахающихся Каулитцев. Епт».
Он сел на полке и посмотрел на мирно спящих близнецов. Том лежал, приоткрыв рот, обнимая одной рукой брата и раскинув ноги. Билл полулежал на нем, собственнически обняв его и закинув одну ногу брату на живот. На его бледной попке даже в предутренней мгле были видны засохшие следы томовой страсти.
Увиденная картина теперь ему не казалась неправильной или пошлой. Все выглядело донельзя мило и по-домашнему уютно. Барабанщик почесал затылок. «Котята, епт…»
Обдумывая в душевой, как теперь он должен реагировать на близнецов, Густав поменял боксеры и, смыв следы своего стыда, завернул мокрые трусы в бумажное полотенце и выбросил в мусорное ведро.
Зайдя в отсек, он аккуратно прикрыл одеялом близнецов и лег досыпать.

***
– Как спалось? – усмехнулся Георг, глядя на зевающего барабанщика, когда тот пришел на «кухню».
– Плохо.
– А что так?
– Хрень всякая снилась.
– Сочувствую, – хохотнул Георг.
– А где они?
– Кто? Хрень всякая? – басист откровенно ржал, глядя на удивленно вытянувшееся лицо барабанщика.
– А ты откуда…
– Весь автобус дрочил до утра. Теперь все спят, а они пошли ударно трудиться.
Густав протер руками лицо и тяжело плюхнулся напротив друга.
– И что? все знают, а я один такой тормоз?
– Так ты бы и не узнал, если бы не проснулся, – хрюкал басист. – И что это угораздило тебя проснуться?
– Шорохи… Ночные.
Георг налил кофе в чашку и придвинул к барабанщику.
– Ага, давно «шорохов» не было.
– ?
– Ну с тех пор, как они поменялись местами, «шорохов» и нет, – подмигнул он. – Забота о ближних, – хохотнул басист.
– А раньше что? были?
Георг кивнул и улыбнулся.
– И ты так спокойно говоришь об этом?
– Это их дело, – сразу посерьезнел Георг.
– Мда… – Густав помолчал. – И давно все знают?
– Да я пошутил про «весь автобус», – улыбнулся Георг. – Я и про. Совсем недавно причем. Случайно. Мы в студии их увидели, когда они обжимались. Дэвид сделал так, – и басист приставил палец к губам и улыбнулся.
– Ндаа… А они думают, что никто не знает, – буркнул Густав, беря чашку с кофе.
– Пусть думают. Это их дело, – снова серьезно сказал Георг и отхлебнул из чашки. – Только вот Йоста сегодня жалко, он-то с ними поехал, – басист снова заржал.
Густав усмехнулся, представив мрачную физиономию про, тоже захохотал.

31.01.2010.