Часть 4.

Часть 1
Часть 2
Чаcть 3
Часть 5

6 июня.

Проснулся посреди ночи, мучила жажда. С нашими я и так не собирался на Великую на раннюю Литургию. Но если бы надумал, то не знаю, как дотерпел бы. Да и голод подступил. Пока идёшь, можешь перебиваться подножным кормом, сухариками и прочим. А потом пьёшь постоянно и можешь есть, как в Бобино, в три захода без последствий. Еда проваливается, растворяется в организме без остатка. Наконец, на часах высветилось 01:20, я оделся и пошёл в Никольский храм. Народу было мало. Через несколько минут началось чтение часов, паломники подходили и подходили. К началу Литургии храм был полон. Один из батюшек выходил из алтаря три раза, подходил к пустовавшему аналою, стоящему недалеко от другого исповедующего священника, оглядывал народ и спрашивал, не желает ли кто исповедаться. Пару раз к нему подходили, но в целом работы для него не было. На Великой, как я помню, ситуация обычно совершенно иная – длинные очереди на исповедь.


На клиросе пели профессионалы. Два сопрано (в том числе регент), два альта и скромничавшие тенор с басом. Полный комплект. Исполнение напоминало студийную запись (так же идеально поют монахи в Лавре перед мощами преподобного Сергия в 5:30 утра на братском молебне). Песнопения были новыми для меня, очень красивыми, мелодия лилась, резонируя с моим состоянием, я наслаждался звучанием. Когда я лежал в ожидании Литургии, то задал вопрос: «Ну как, Господи? Хорошо?» - «Не просто хорошо, а очень хорошо». Зачёт был сдан. «Отлично» только святые получают, а мне после постоянных оценок не выше «ладно» такой результат - высшее достижение. Семилетний забег закончился. Задача, с которой не справлялся тридцать шесть лет, решена.

«Верую» пропел, как на нашей службе в Троицком – громко и от души, благо дьякон обладал прекрасным голосом и слухом. Второй дьякон, пониже ростом, вышел на «Отче наш», встал на амвон, поднял руку, сомкнутым ртом задал ноту «фа»: «М-м-м» - …и я не смог попасть с ним в унисон. Что-то не то было в его пении. «Или в моём слухе? Но с предыдущим же нормально получилось? Странно… Напоминает пение с отцом дьяконом Андреем нашим… пока он не научился, не надо под него подстраиваться. Сбивается, плавает…»

После проповеди священники вынесли пять чаш. Причастился вторым, первой встала женщина. Священник, не расслышав, переспросил моё имя.
- Василий, - повторил я.

Слева и в центре народу было меньше, причастники возле чаш закончились, и я опять из длинной правой очереди направлял людей туда:
- Идите, идите! Там чаши пустые!

«Что сказал-то? Ну, что сказал, то сказал…» подошёл первым к кресту, глянул на улице на время: 3:37.

- Володя? – я аж не поверил своим глазам, увидев бородатое лицо Володи Костюшина.
- Василий! – засиял он.

Ну кого еще можно встретить в 3:40 утра в Великорецком, как не брата во Христе из Подольска! С кем еще можно так тепло поговорить о ходе ясным утром 6 июня?
Зашёл в «Ковчеге» на кухню, нашёл на полочке пачку зеленого чая, заварил в большой кружке пакетик и утолил, наконец, жажду. С голодом разберёмся чуть позже. Это вполне терпимо. Спустились по лестнице Макс с Мишей.
- О, брат Василий! Флиску для Миши не дашь на Литургию сходить, чтобы он не замёрз?
- Да пожалуйста! – я отодвинулся от стола и снял кофту. - Когда уезжаете?
- Часов в девять-десять. Сходим пораньше причаститься.

А я пошёл добирать сон. Проспал всего часа полтора, наши начали собираться на Великую, я полежал еще немного и вскоре после их ухода вышел на улицу диктовать на телефон события прошлых дней, чтобы не забыть. Но, что странно, голова не хотела ничего вспоминать. В Кирове перед выходом я не хотел ничего писать, сомневался в необходимости. И теперь опять что-то необычное. Словно Господь показывал: «Не думай о завтрашнем дне, забудь прошлое - образ мира сего проходит. Наслаждайся настоящим». С трудом записал первые фразы практически ни о чём, потихоньку втянулся и что-то интересное всё же вспомнил, расхаживая по улочке возле гостиницы. Дошёл до магазина: «Ага, ростовские опять прямо здесь за углом. Шумновато у них. Заметят меня – будут звать. А надо ещё веники делать. Потом к ним зайду…» Развернулся, дошёл до перекрестка, на котором стояло в две шеренги человек двадцать молодых полицейских. Старший провёл краткий инструктаж, дал команду, они повернулись и пошли в сторону Великой – видимо, готовить оцепление на Архиерейской службе. Женщина крестила их в спину, как бойцов, отправлявшихся на фронт.

Подумал, что лучше сейчас сделать веники, чем после завтрака задерживаться. Взял нож и шпагат, положил в пакет и отправился за кладбище. Четыре молодых берёзки – четыре отличных веника. Не стал обрубать ручки ножом, а по пути к Уржумскому подворью зашел в один из палаточных лагерей, увидев кучу дров и лежащий топор. Рядом прогуливался парень лет тридцати.
- Брат, можно топором воспользоваться?
- Не знаю, я не хозяин. Да можно, конечно. Пользуйтесь.
- Спасибо.

На краю обрывистого берега стоял прислоненный к сосне Годеновский Крест (копия, конечно же). Корни соседней сосны были сплошь обвязаны цветными ленточками. «Язычество. Как у нас на Поляне Невест...»

- Скажите, а сегодня день заготовки веников? - обратился ко мне один из трёх паломников, шедших навстречу.
- Вот уж не знаю.
- А я слышал, что вроде бы 6 июня - день заготовки дубовых веников.
- Не могу ничего сказать, может быть, - улыбнулся я. – Просто нарезал для бани. А берёзовые заготавливают обычно после 2 июля. Сейчас рано, листва маленькая, черенок слабый.

Потом узнал, что и дубовые заготавливают в тот же период.

Еще не было восьми утра, но людей на подворье уже кормили. Я сложил веники возле полевой кухни, сверху - пакет, чтобы не подумали, что веники бесхозные. Плотно поел разные вкусности, напился компота, оставил в ящике для пожертвований деньги. С реки через колонки доносились слова окончания службы. «Нет, не буду ждать. Еще минут пятнадцать придётся. Пойду»

…
- Коленька, Христос воскресе! Как ты?
- Воистину воскресе! Хорошо! – Коленька, «управитель» хода, следящий за порядком в первых рядах, грозный во время шествия колонны, сейчас блаженно улыбался, фотографируясь с паломниками. Протянул мне руку радостно, обнялись.

Возле стенда с фотографиями стоял Влад в неизменных синих зеркальных очках и рассматривал экспозицию. Я подошёл сбоку, и он повернулся как раз в тот момент, когда я решил похлопать его в шутку вениками. Для него это было слегка неожиданно. Поздоровались и тут же попрощались.
- До встречи... во грехах! – выдал Влад с невозмутимым лицом и пошёл дальше.
- Ахаха!

«Вот же клоун!..»

Я зашёл в магазин, купил три «полторашки» кваса и минералку без газа для Саши. На выходе вспомнил, что полотенца у меня теперь нет - оно так и осталось висеть на веревке возле бани в Бобино. Вернулся к той же кассе, у продавщицы попросил полотенце 50*70, показав наглядно размер. Выбирала, выбирала и принесла 30*50 полосатое, кухонное, маленькое. «Бери, что дают» - подумал я.
- Картой оплата? – уточнила она.
- Да.
- Двести тридцать два рубля. Подождите, терминал завис…

«Этого еще не хватало. Ладно, есть у нас методы против Коли Сапрыкина. Святителю отче Николае, опять без тебя никуда. Помоги, пожалуйста!»
– О, заработал! – обрадовалась кассирша.

...Веники сложил на биллиардный стол. Наши начали подходить с Великой.
- О! Это хозяин уже веники приготовил? – обрадовались Усть-Куломские братья.
- Нет, это я нарубил. Надо время распределить. Давайте вы с Серёгой и Дмитрием Алексеевичем пойдете в 11, а мы сейчас в 10.

Опаздывавший с Литургии Павел поменялся временем с Сергеем, который почти сразу отправился к бане. Вскоре раздался звонок от него:
- Алё, Вась, я стою возле бани, тут какие-то питерские записаны. Истопник, или как его? Парень, который следит, говорит, что про сыктывкарцев вообще ничего неизвестно.
- О как. Было у меня такое предчувствие. Ща позвоню Павлу Иннокентьевичу. … Алё, Павел Иннокентьевич, это Сыктывкар. Мы в мае резервировали баню с 10 до 12. Я так понимаю, наше время занято?
- Ой! Резервировали? Ой-ёй-ёй! А что же вы не напомнили?
- Так что напоминать, если это было за несколько дней до крестного хода?
- Ой-ёй-ёй-ёй! Ой-ёй-ёй! Та-ак… Та-ак…
- Накладка вышла?
- Да-а... Накладка!
- А есть свободные окошки между группами?
- Есть, но по часу: с 12 до 13 и с 15 до 16.
- Так нас это устроит. У нас две группы по четыре человека. Нам не обязательно два часа подряд.
- Ой, как хорошо! Тогда я предупрежу, чтобы освободили к 12 и к 15.
- Спасибо.
- Да пожалуйста!

Попрощались с Максом, его сыном и друзьями. Они ехали до Объячево.
- Машину вашу починили?
- Вроде, да. Посмотрим.

Пришел Павел, удивил.
- Я не причастился. Мне не хватило. Пока я стоял в огромной очереди на исповедь, всё закончилось. Пойду второй раз, на Архиерейскую. В баню пойду в 15.
- Пойдёшь один. Дима и Усть-Куломские отказались от бани. Слишком поздно для них, они уезжают. Один веник тебе оставлю.

Потом оказалось, что они еле доехали домой: камень попал внутрь колеса, тёрся, и колесо дымилось. Вытащить не могли.

В бане я заодно постирал вещи, развесил их потом на своей верёвке, натянув её между столбами-опорами, на которых был установлен пластиковый бак. Саша восхитился:
- Васечка! Вот ты предусмотрительный! И верёвки свои, и прищепки!
- Так я уже знал, что все верёвки будут заняты, как всегда.

Ксения с мужем тоже уезжала. Саша и Сергей отнесли свои вещи к их машине. Свой мешок я планировал отдать отцу Александру, который уезжал чуть позже, ближе к 18. Никуда поэтому не пошёл, а лёг спать. Получилось опять только дремать. Открыл глаза, взял телефон в руки: на часах начало третьего и недавно пропущенный звонок от Павла Иннокентьевича. Набираю его номер, в трубке слышится какое-то пение на заднем плане. Он тихо говорит сквозь это пение, что звонил сказать, что баня свободна.
- Понял… Павел Фаритович, иди в баню. Свободно уже.

…
- Петрович! Ты в курсе, что ты крестный ход остановил? – поднялся обратно на чердак через пять минут ошарашенный Павел, даже его татарские глаза округлились за очками. И он не шутил, похоже.
- Пока не в курсе. Но это я могу. Если с Божьей помощью. А что случилось конкретно?
- Захожу я в баню. …А ТАМ КЛИРОС!
- Ахахаха! Закидали тазиками тебя, как Петруху в «Белом солнце пустыни»? Ахахаха! Надо было сказать, что ты от товарища Сухова. В смысле – Василий Петрович благословил. Просто уточнил бы у них, кто назначен любимой женой, ахахаха!
- Вот вам смешно, а мне было очень неудобно. А они, может, голосов лишились от неожиданности.
- Это называется: «Шура, запускайте Берлагу!»
- Ахаха! Точно! Но очень неудобно получилось.
- На всё воля Божия, брат Пабло. А не надо было Павлу Иннокентьевичу наше время чужим отдавать. Ахахаха!
- Злой ты, Петрович!
- Работа такая.
- А тебя есть провод для зарядки Type-C?
- Есть. Я даже тебе его подарю.
- Да ты что? Какой ты добрый!
- Конечно добрый. Это же твой провод. Ты его год назад забыл.
- Ахаха!

…
Спускаясь вниз, я только сейчас прочитал, что написано на ящике для пожертвований за ночлег: «800 рублей». А собрал я со всех по шестьсот. И отдал всё это скромно промолчавшему Павлу Иннокентьевичу. Найти его на территории не смог, в комнате на первом этаже его тоже не было.
- Алё, Павел Иннокентьевич. Сыктывкар. Я только сейчас заметил, что стоимость за ночлег повысилась.
- Я и смотрю, как-то маловато…
- Номер ваш к «Сберу» привязан?
- Да.
- Сейчас переведу.

Братьев (кого-то через вотсап) попросил по возможности перевести мне по двести рублей.

…
- Так, Саша, надо подумать, что с собой взять на обратный путь, а что сдать отцу Александру. Хотел у Славы мешок взять, раз он уезжает, но он уже пообещал своим друзьям. Да и хорошо – потом не придётся мне идти к камере хранения в Кирове. Сразу по Казанской пойду к машине. Возьму всё же горелку и баллоны. Два полупустых добьём. Сделаем супчик в Медянском лесу. И на следующем привале чай можно попить. И перед мостом в последний день.

В пять вечера пошли с Сашей к отцу Александру поужинать и отдать мой мешок.
- Василий, а как мы узнаем, что это Ваш?
- А он единственный такой. Чёрный мусорный мешок. А как его забрать потом и где?
- В Нившере.
- Ахаха! 110 километров - далековато.
- Можно в среду на братстве трезвости в Вознесенском храме.
- Вот это хороший вариант. О! Отец Владимир! Христос воскресе! – я увидел за столом сидевшего рядом со своим другом дьяконом Михаилом Бодряковым новоиспечённого священника, который еще недавно был тоже дьяконом, частенько бывая на Архиерейских службах и в нашем Успенском храме, и в Троицком. А сейчас сидел в черном подряснике и с наперсным крестом. – А когда ты рукоположился?
- Воистину воскресе! В декабре, - улыбался отец Владимир.

На обратном пути я зашел в Преображенский храм, приложился к иконе Николая Угодника, висевшей на левой стене. Его взгляд уже не был так строг и пронизывающ, как в 2017-м… Теперь он смотрел на меня спокойно и внимательно.

- Васечка, мне Оксана сказала, что тут рядом с магазином кормит паломников какое-то подворье женского монастыря. Там очень дешёвые требы и очень вкусные рыбные котлеты.
- Ну, пойдём посмотрим.

Слева от магазина под матерчатыми навесами располагались столы на шесть человек, места за которыми были сплошь заняты паломниками. А ростовская компания расположилась тут же возле угла магазина, огородив себя завесой от остального мира (точнее – от паломников, непрерывным потоком идущих к столам и обратно). Между завесой и джипом оставался лишь небольшой промежуток чуть больше полуметра. Мы быстро прошли мимо.
- Василий! – тут же раздался голос Лёши из-за завесы.
- Сейчас приду! – крикнул я в ответ, не останавливаясь.
- Вот как он тебя заметил?? Он сидит за столом, общается с людьми. А мы же всего долю секунды проходили мимо просвета! – Саша был в немалом удивлении и восхищении. Будучи сам полковником МВД в отставке, он тут же оценил зоркость глаз нашего ростовского брата во Христе.
- Профессиональный взгляд. Недаром он завхоз и правая рука Володи. Должен всё замечать.
- Ну это вообще!..

Кормил всех Христорождественский Богородичный женский монастырь из Вятских Полян. Рыбные котлеты (я их взял с пюре) были изумительны. Но больше нас поразили цены, написанные на визитке:



Саша тут же заказал вечное поминовение родителей. Возле монахинь на огромном подносе возвышалась гора купюр. Потом Саша узнал удивительную историю (похожая когда-то произошла в Псково-Печерском монастыре)): у монастыря совершенно не было денег на восстановление, и более того – их не хватало даже на текущие расходы. И один из старых священников посоветовал игуменье Кирилле кормить людей. И тут же появились состоятельные люди, желающие помочь, пожертвовать денег.

- Саша, я зайду хотя б на полчасика к ростовским.
- Хорошо, Васечка. А мы в гостиницу.

7 июня.

…Только вечером ближе к десяти я нормально уснул, проспав примерно до половины первого. Паломники собирались на акафист, который должен был начаться в 1:00, а мы лениво просыпались. Выходить планировали ближе к 3:00.

Поднимаясь по лестнице наверх, я ожидаемо чуть не помешал мужчине, спускавшемуся с внушительным рюкзаком за спиной. На площадочке я прижался спиной к углу, пропуская его.
- Осторожней с обгоном на поворотах! – прокомментировал он, проходя мимо, но не задев меня.
…

- Супчик с фасолью и тушёнкой готов! - объявил Альфредыч. – Пойдём за стол.

Помолившись, сели завтракать (или как назвать поглощение пищи в два часа ночи?)
- Раньше постоянно здесь на кухне сидели. Варили и завтрак, и обед, и ужин, и перед выходом. А сейчас первый раз за всё время спустились, - заметил Альфредыч.
- Ну, а зачем, если везде кормят?

Мы втроём вышли в 3:00, а Фаритыч - минут на десять раньше, чтобы сдать мешок и вернуться в «Ковчег» за рюкзаком. Мы подходили к камере хранения, а он уже возвращался.
- Мужчина! – обратился я к нему, когда он к нам подошёл поближе. – Ход вообще-то идёт в другую сторону!
- Ахаха!

Я шел чуть впереди спокойным темпом, читал акафист, потом «Богородице Дево, радуйся». Братья остались где-то позади. Подходя к привалу, чуть замедлил шаг на подъёме, поравнявшись с забавной компанией. Паломница лет тридцати шутила про старшую подругу, которая посоветовала ей надеть сапоги, а сама пошла в кроссовках:
- Меня, говорит, ангелы несут! А я тут еле ноги переставляю! – всё это с непередаваемыми интонациями, от чего и я, и ее двое старших спутников смеялись.
- Привал скоро, – ободрил ее друг.
- Где я сейчас упаду, там и будет привал.

Но падать она, судя по её жизнерадостности, и не собиралась.

Я оглянулся, Александров в пределах видимости (метров двести) не наблюдалось. Тихонько шел, чтобы не остыть. Опять остановился и поглядел назад: «Нет их пока...» Опять не спеша пошёл наверх. Оглянулся. «Ага, вижу…» Через пару минут они меня нагнали, мы повернули по дороге направо. Икона с некоторых пор занимала здесь место, на котором раньше мы постоянно устраивали привал. Спустились ближе к лесу, выбрали пятачок на поле возле дороги, где были борозды поменьше. Я достал термос, налил всем кофе, вскрыв очередную упаковку (200 мл) сливок. Израсходовали не всё.
- Васечка, надо как-то их упаковать, чтобы не разлились.
- Да надо просто слить в термос. Смешать с кипятком. Получится молоко. Потом просто добавим в кофе, - я тихонечко надавливал на пачку сливок, чтобы сливки не брызгали, а стекали струйкой. – Сцеживаю молочко, ахаха! Умею и сцеживать, и пеленать, и в куклы играть. И купать. Чему только жизнь не научила…

Минут через десять икона пошла, народ толпился возле входа в лес, колонна медленно вливалась в него, растягиваясь потом на несколько километров среди полей, сосен и берёз.
- Я, наверное, выйду пораньше. Надо в Медянском лесу место занять. А то там постоянно претенденты на наш пятачок. Чтобы тебе, Альфредыч, очередное место не расчищать, - улыбался я.
- Сколько там я уже расчистил? Штук пять? Всё дальше и дальше уходим.
- Давай, Васечка, с Богом! – перекрестил меня Саша. - Мы сейчас тоже скоро пойдём.

Я обошёл пробку по лесу и начал читать акафист. А потом опять молился Богородице. На привал пришёл, когда еще возле иконы не закончился молебен. Не останавливаясь, а лишь сняв шляпу, перекрестившись и поклонившись образу, по дорожке прошёл сразу в лес. Кинул пленку и коврик на привычном месте, выдернув предварительно молодую поросль. Успел - через три минуты люди вокруг стали занимать свободные места. Сразу поставил горелку, заварил в кружке лапшу, попил кофе. Довольно быстро пришли братья. Лапшу я разделил по двум посудам, добавив новой порции кипятка. Когда разбухла лапша, из двух банок разложил горбушу. Из одной глубокой бумажной тарелки ели два Александра, а половину своей кружки я оставил Павлу:
- Жаль, остынет, пока он придёт…

Попили чай и легли спать. Я опять не мог глубоко уснуть, лишь начиная видеть сны, и тут же пробуждался. Павел отстал примерно на час. Накормил его, вскипятил чай и начал собирать вещи. Вышли мы втроём через полтора часа после иконы. Дождя почти не было, лишь раз или два чуть начинало капать. Плюс восемнадцать, облачно - погода была идеальной. Шли в кроссовках весь этот длинный переход, чему Альфредыч немало удивился.
- Скоро привал уже, Петрович?..
- Еще надо лежнёвку пройти. Доски старые там поперёк лежат. А потом уж поле и привал…
- Где остановимся?
- А в конце на развилке. На выходе.

На привале вскипятил большую кружку воды, бросил Сашину заварку, угостили вкусным чаем паломниц по соседству, попросивших кипяток.
- Надо бы Лёше позвонить… Чтобы он лимонники купил, если будут, и ряженку. Пока в Медянах нет народу. Или кефир, если ряженки не будет… Трубку пока берёт… А может, хотите супчику в Медянах покушать?
- Нет, не хочу суп, - отказался заранее Альфредыч. – Ряженки или кефира хватит. Хочется чего-то кисленького.

Перед выходом Лёша принял у меня заказ. Мы вышли опять чуть позже иконы, вскоре на подъёме догнали неразлучных подруг Наташу и Таню.
- А знаете, кто больше всех переживал, что вы в Великорецком не пришли в гостиницу? Петрович! – сочинял сказки Альфредыч. – Так вас ждал, так страдал!
- Ага. А… А… А… А… - изобразил я то ли смех, то ли страдания в стиле робота Вертера из «Гостьи из будущего»

Подруги со смехом пошли вперед бодрым шагом по траве, а мы - следом за ними.
- Смотри, Петрович! Высокая Таня делает один шаг, а маленькая Наташа – два! Смотри! – веселился Альфредыч.
- Не два, конечно. Это ты загнул. Но два к трём – это да.
- Может, позвать их в Мурыгино на ночёвку? Как думаешь? В полночь ливень должен начаться по прогнозу. Как они там в палатке?..
- М-м… думаю, не надо. Если сами попросятся, то возьмём. А если не попросятся, то звать не будем.
- Согласен.

В итоге оказалось, что это было самое правильное решение.

После длинного подъёма к ферме Альфредыч обратился к Саше:
- Слушай, а твой мельдоний реально помогает! Нет большой усталости!

Может, мельдоний. А может – благодать. Но шли мы очень хорошо. В Медянах Альфредыч повёл нас перед магазином налево вглубь к забору.
- Саш, я у Лёши продукты заберу, вон он стоит, своих встречает.

- Лёшечка! Брат! – мы обнялись. – Спасибо! Вот тебе пятьсот рублей.
- Это много.
- Нет, не много. Вчера я у вас и бутылочку пива выпил, и чипсы поел, и сало с шашлыком попробовал. Не много.
- А почём ты ряженку продаёшь? – неожиданно спросил Алексея хрипловатым прокуренным голосом бородатый паломник лет пятидесяти, сидевший на крыльце магазина.
Лёша смотрел на него секунду несколько недоумённым взглядом и заявил с характерным ростовским акцентом:
- Та ты сначала найди такого покупателя!

Я с хохотом пошёл к своим: «Ну сказанул!..»


Идёт часть ростовской компании: Наташа, Володя, Сергей, Дима, Игорь.

Я выдал Альфредычу раскладной стульчик, а сам лёг возле рюкзаков на коврик, накрыв их и себя плёнкой. Сначала одна туча покропила нас дождиком, потом появилась вторая. Альфредыч сходил в магазин и принёс нам мороженое, купив себе заодно еще пачку кефира. Павел опоздал на час.
- Мороженое мы тебе не оставили. Не знали, когда придёшь. Всё равно бы растаяло.
- Да и ладно. Главное, что есть ряженка. А лимонников не было?
- Нет. Другую выпечку сказал не покупать.
- Ну и правильно.
- Что будем покупать в Мурыгино? – Саша начал составлять меню. – Хлеб есть. Тушёнка есть, две банки. Помидоры, огурцы, сметана, лук, масло сливочное.
- Колбаса копчёная у меня есть. И чеснок.
- Хорошо, Васечка! Что еще взять? Лимон, картошку для пюре. Сыр!

Потом опять начались всякие шутки-прибаутки, хохот. Рядом отдыхала молодая пара с сынишкой. Женщина приподнялась, глядя на нас.
- Мешаем? – уточнил Саша.
- Если можно, то чуть приглушить звук, - улыбнулась она.
- А остальным радиослушателям сообщаем после паузы... - добавил я фразу из времён СССР.
- Ахахаха!
- Матч закончился со счетом 5:0 в пользу Василия Петровича. В очередной раз. Ладно, надо чуть потише¸ конечно.
- Во сколько выход, Петрович?
- По расписанию в 16. Смотрел в «телеге» в официальном канале. Но, скорее всего, опять в 15:30. В прошлые годы тоже переносили.

Так и вышло. Вышли мы на пятнадцать минут позже, но все равно стояли перед трассой…

- Света, Христос воскресе! – на трассе, прямо на перекрестке среди провожающих стояла наша прихожанка Светлана Батурина, рядом сидел рыжий пёс. Я помахал ей рукой.
- Воистину воскресе! Храни вас Господь! – она радостно помахала в ответ.
- Ещё и с собакой приехала! - удивился Саша.
- Петрович, смотри, опять машина с «глушилкой» стоит, - кивнул Альфредыч на белый микроавтобус с небольшими черными агрегатами на крыше. - РЭБ. Поэтому и интернета сейчас нет.
- От дронов, - предположил Саша.
- Я к ним подходил в Кирове, спросил. Неразговорчивые.

После трассы пошло сужение, добавились и лужи. Многие паломники были в кроссовках, поэтому периодически мы стояли в небольших пробках. Зашли в деревню Ольковы. Я услышал непривычные для уха в ходу удары мяча невдалеке. За забором подросток лет пятнадцати кидал мяч в кольцо, не обращая на нас внимания. Мы шли по песку, но он не попадал мне в кроссовки. Хорошая обувь нашлась, наконец. Подошла по всем параметрам.

На повороте в деревне Сорокины я сошёл на траву и остановился:
- Намотаю всё же пластыри. Мозолей нет, но какое-то покраснение и легкое жжение.

- О, смотрите матушка Марина! Здравствуйте! – улыбнулся Альфредыч.
- Что за матушка Марина? – не успел заметить я.
- У отца Иоанна Коюшева.
- Да, пока еще отец. Лишь бы образумился. Так, надо быстрей нам трогаться, а то вон идёт плотная группа, потом не обогнать ее.

Мы накинули рюкзаки и бодро двинулись дальше. Через колонну, догоняя нас, двигалась полицейская «буханка».
- Так, влево и вправо разойдитесь! Пропустите машину! - раздвигал Саша народ, окунувшись на несколько минут в знакомую стихию. Мы пристроились за «буханкой» и так обгоняли остальных. Потом всё же отстали, она ушла чуть вперёд, но за десять минут продвинулась всего метров на сто. При подходе к вышке я засёк время, чтобы потом понимать, где находится Павел. Саша опять читал вечерние молитвы наизусть, рядом шла паломница и внимательно слушала, не отставая. Саша тоже сбивался пару раз, как и я во время чтения акафиста, и как батюшка перед Бобино. Всем Господь чуть ослабляет память, чтобы не впадали в тщеславие.

- Получилось от вышки до входа в Мурыгино, то есть до железки - десять минут. Посмотрим, сколько до плотины. Тоже минут десять, наверное.
- Смотри, ребёнок за рулём! – показал на выехавшую из переулка и теперь двигающуюся сквозь ход легковую машину.
- Ребёнок? – удивился я, пригляделся и увидел сидящего за рулём совсем молодого парня. – Не ребёнок же.
- Ну, совсем еще подросток. И вот куда он едет? Люди идут, а он едет. Не понимает же ничего!

- Так… До плотины получилось пятнадцать минут. Ну и до храма тут еще десять примерно. Тридцать пять всего. Чуть больше пары километров.
- Васечка, надо, наверное, уже Игорю позвонить, чтобы машина подъехала.
- Да, надо... Алё, Игорь! Мы уже на подходе… Понятно… Десять минут, только в магазин сбегаем... – я убрал телефон в сумку. - Говорит, что машина та же самая будет на том же месте. И водитель тот же.

Мы подошли к «Красному и белому», прошли еще дальше, но серой «Газели» нигде не обнаружили. Я еще позвонил Игорю.
- Алё!.. Да, сейчас… Саша, запиши телефон!..
- Сейчас, Васечка!.. Пишу!
- Говорит, что сам бы забрал, но у него маленькая машина сегодня. Набери этому Николаю Николаевичу.

Водитель ругался на чём свет стоит, не особо выбирая выражения: нас не было в списке, а ему уже звонили две группы паломниц числом одна семь, а другая - восемь человек, а нас всего трое. Пока Саша ждал машину, мы с Альфредычем пошли в «Магнит». Мы выбирали сливочное масло, а Саша уже звонил, поторапливал.
- Четыре картофелины хватит, - постановил Альфредыч.
- Не, давай еще одну возьму.
- Зачем?
- Пусть будет.

Алкоголь в магазине не продавали, о чём сообщало объявление. Бутылочку пива, которую Альфредыч взял для Павла, кассирша отложила в сторону, кивнув на стоявших на улице полицейских, следивших и в числе прочего и за соблюдением «сухого закона».

Альфредыч зачем-то повёл меня по диагонали через двор.
- Саш, надо было по улице, а потом сразу направо, а теперь придётся возвращаться. Крюк небольшой сделали. Лишнюю минуту.
- Да я подумал, что «Красное и белое» в следующем доме…

Николай Николаевич сидел, как на иголках и возмущался:
- Почему я должен возить по три человека? Ну, Игорь! Всё, на следующий год звоните мне напрямую! Тебя как зовут?
- Александр.
- Саша, запиши мой номер. И на него надо деньги переводить. Тысяча пятьсот.
- Это туда и обратно за троих? – уточнил я.
- Да.
- Обратно нас будет четверо. Поэтому перевожу 1750, - а потом сообщил братьям. – Фаритыч опаздывает, доберётся сам, просит за него не беспокоиться.

На турбазе водитель сначала остановился недалеко от домика, в котором мы останавливались в прошлом году. Я уже вышел из машины, вынул рюкзак, но потом Николай Николаевич, выяснив, что у нас место ночёвки ближе к лесу, решил нас подвезти туда.
- Васечка, садись обратно! – махал мне рукой Саша, хотя я бы вполне мог дойти туда и пешком двести метров. Я закинул рюкзак обратно в машину и уже чуть ли не на ходу запрыгнул внутрь:
- Прям, как десантник. «Никто, кроме нас!»
- Ахаха!

Возле последнего домика водитель развернулся, высадил нас и, добавив газу, тут же помчался обратно в Мурыгино. Игорь провёл нас в комнату, я с ним рассчитался, и он ушёл заниматься другими паломниками. В доме нас ждало некоторое разочарование.
- Мд-а, Игорь присылал мне такие фотки, что по ним не понять, как тут на самом деле….

Оказалось что-то типа хостела: длинный коридор, четыре или пять комнат. В каждой - несколько двухъярусных кроватей. Душ и кухня одна на всех, но хоть туалет в каждом номере. Из посуды – чайник, пара тарелок, ложка и вилка на весь дом.
- Так, а в чём готовить-то? - разочарованно осматривал кухню Саша. – Кастрюля нужна какая-то.
- Газ хоть есть? – я пытался повернуть ручку, чтобы проверить работу конфорок, но она почему-то не поворачивалась. Силу я применять боялся, зная свои способности к разрушению. Один раз повернуть удалось ручку духовки, которую я тотчас вернул обратно – газ шёл.
- В душе горячей воды нет, только еле тёплая, но нормально – оповестил нас Альфредыч, вытираясь полотенцем.
- Алё, Игорь? А что, кастрюли нет здесь? И газовая плита вообще работает? А то я что-то не могу включить.

Игорь влетел через минуты три-четыре разъярённый:
- Я вам разве что-то обещал? Я вам разве что-то обещал? Я вам кастрюлю обещал? Идите в столовую! Вы зачем плиту включаете?? Вы же здесь всех задушите!
- Во-первых, Вы чего кричите? – спокойно спросил его я. - Во-вторых, плиту я не включал, потому что не смог. Покажите, как это делается.

Игорь легко и просто повернул ручку газа и тут же вернул обратно.
- Вот! Всё работает! Что вы суетесь, куда не знаете!
- Могли предупредить. В прошлом году было все совершенно по-другому.
- Я вам обещал кастрюлю какую-то? Я вам обещал семь мест! - и он направился в наш номер.

Саша Барбир перебирал в коридоре чётки и тихо увещевал нас с Альфредычем:
- Это искушение! Пожалуйста, не ссорьтесь с ним! Он просто хочет, чтобы мы ели в столовой.
- Ага. Хлебные котлеты. Я так и понял…
- Васечка, пожалуйста!..

А Игорь продолжал яростно изливать на нас своё недовольство, заикаясь, челюсть у него ходила ходуном от нервного перенапряжения:
- Семь мест я предоставил? – демонстрировал он кровати в нашем номере, куда уже до этого мы перенесли свои вещи. – Предоставил! А про посуду я ничего не говорил!
- Хорошо. Хорошо. Мы Вас поняли. Спасибо. Мы всё поняли, - Альфредыч гасил конфликт. – Ну а кастрюлю может всё-таки дадите?
- Дам я вам кастрюлю! Помощник принесёт! – и Игорь ушёл восвояси разбираться с размещением остальных паломников, предварительно добавив температуру в нагревателе душа.

- Вот набрал себе народу, а теперь весь на нервах, как их привезти и расселить. Вряд ли бы выгнал нас. Слишком любит деньги. Да и не проблема нам на улице переночевать под плёнкой. Плюс пятнадцать ночью, а дождь в честь Троицы отменён.

Я наблюдал за своим состоянием. На душе царило абсолютное спокойствие. Непробиваемая броня из благодати. Я просто отмечал поведение и реакции всех присутствующих.

«…Не убоишися от страха нощнаго, от стрелы летящия во дни,
от вещи во тме преходящия, от сряща, и беса полуденнаго.
Падет от страны твоея тысяща, и тма одесную тебе, к тебе же не приближится,
обаче очима твоима смотриши и воздаяние грешников узриши…» (Псалом 90)

Через некоторое время раздался звонок от Фаритыча, он сообщил, что уже возле плотины и скоро будет. Я приоткрыл дверь на улицу и… напугал работника, который принёс кастрюлю. От внезапно открывшейся перед ним двери он вздрогнул и остолбенел, глядя на меня. Я ободряюще улыбнулся:
- Кастрюлю принесли? Спасибо.
- Д… Да… - и ушёл.

Яйца Альфредыч придумал сварить в чайнике, в кастрюлю же вскоре была помещена почищенная Сашей картошка, а я стал нарезать огурцы и помидоры, используя одну из тарелок в качестве разделочной доски. Вскоре позвонил Павел:
- Ну, и почему вы меня не встречаете? Где красная ковровая дорожка?
- Приехал? Сейчас. Мы в самом дальнем доме.

Я вышел на улицу, увидел издалека знакомую фигуру в жёлтой куртке. О чём-то его спрашивал Игорь в этот момент. Я помахал рукой. Через три минуты он зашёл в домик.
- Жулик этот ваш Игорь! По лицу видно. Такси стОит сто пятьдесят рублей, а он по двести пятьдесят содрал с вас.
- Да Бог с ним…
- Я захожу на территорию, а он: «Вы кто такой?» Я ему: «Добрый вечерочек в хату!» Он: «Добрый». Тут же подуспокоился. Жулик, одним словом.
- Тот прошлогодний домик сдал работникам, которые возле Загарья базу «Магнита» плиткой отделывают. Сто тысяч в месяц ему платят. Вот он нам этот и отдал.

Номер был тесен. Но в тесноте, да не в обиде. Круглый столик занесли из коридора и поставили по центру маленького свободного пространства нашей комнатки, Саша сел на тумбочку, я – на жёсткую кровать. Стул и табуретка нашлись для Павла и Альфредыча. Саша вынул из рюкзака бутылку коньяка.
- Ага! Вечер перестаёт быть томным, - заметил я, открывая вторую банку тушёнки. – Сашечко, надо проверить картошку. Какая-то она немного недоваренная, мне кажется.
- Петрович, сыр своим острым ножом тоже нарежь.
- Да, Пабло Фариткович. И колбаску копчёную вот сюда выложим с краю салата…

Наконец, всё было приготовлено, посуда для всех найдена, картошка с мясом разложена и украшена салатом со сметанкой. Помолились, Саша благословил стол, и первая рюмка была поднята в честь Праздника Троицы. Потом слово взял Павел:
- Вот что я хочу сказать. Для меня это десятый крестный ход.
- А у меня двадцатый! – обрадованно сообщил Саша.
- А у меня двадцать первый! – Альфредыч был самым опытным крестоходцем.
- О! У Альфредыча двадцать одно!
- Бинго! – улыбался я. - Надо разорить это казино с блэкджеком и …певчими.
- Ну, это если не считать двадцатый год, когда была пандемия.
- Конечно не считать! – подтвердил Саша. – Крестного хода же не было. Просто съездили 6 июня в Великорецкое.
- А если учесть, что два раза я ходил не до конца, а по половинке, то у меня тоже двадцатый ход!
- Ахахаха!
- А у меня восемнадцатый ход, - сообщил я.
- Совершеннолетие!
- Да. Можно водить, жениться и пить вино.
- Ахахаха!
- Васечка, а вино же продают с двадцати одного? - заметил Саша.
- Продают с двадцати одного, а пить можно с восемнадцати.
- Вот ты хитрый!
- Работа такая.

Весна прошла, наступило лето. Лето возраста, лето жизни.



- Так! В общем, что я хочу сказать, – Павел в нетерпении поблёскивал стёклами очков, держа рюмку. – У нас прекрасная компания! У всех круглые даты, можно сказать. И я очень рад, что я в неё попал. А я помню, как Альфредыч не хотел брать!
- Ахаха!
- Но батюшка благословил, и всё получилось. Вот мы идём, хохмим постоянно на каждом привале. Но и молимся, и заботимся друг о друге. И стараемся, как можем. Я хочу поднять тост за нас. За то, чтобы мы как можно дольше ходили вместе!

Мы выпили. Я вспомнил сновидение.

- У меня был сон такой интересный: лестница, расположенная на улице и ведущая примерно к пятому этажу дома. С промежуточными площадками. Вся обледенелая. И вот все мы идём наверх: Володя, Саша, Коля, Альфредыч, еще кто-то. Вся наша компания в общем. Ноги разъезжаются, но не падаем. Володя держится за перила, помню, а я иду по центру чуть быстрее его. Но в целом все вместе поднимаемся наверх. А наверху в белом облачении стоит отец Стефан с крестом в руках и всем нам дает его целовать, когда мы поднимаемся друг за другом на верхнюю площадку. Видимо, есть шанс, если будем стараться.
- Да, с отцом Стефаном нам повезло! Какой же он терпеливый и спокойный. Жаль, что не смог пойти.
- Да ему Господь прям в алтаре дал знак, что не надо. Я тогда пономарил вечером. Мы, конечно, с ним посмеялись над тем простым и доходчивым способом, каким Господь умеет доносить до нас здравые мысли. Забавно было. Два раза за пять минут вразумил… Игорь с Леной, кстати, тоже хотели идти, давно мечтали в палатке на природе отдохнуть. Я им говорю: «Вот же есть крестный ход! Полезное с приятным» И у них тоже не сложилось.
- Ну, отцу Стефану тоже хорошо в нашей компании, - заметил Альфредыч. – Хоть отдыхает с нами. А то всё отпевы и отпевы. По два подряд бывает.

Суббота, трапезная после отслуженной в Успенском храме Литургии. Сам храм расположен на территории городского кладбища почти в центре Сыктывкара. Отец Стефан, мы с Володей (алтарники) и женский клирос, которому розданы кусочки просфор.

- Василий Петрович, там люди на отпев собрались. А мы ржем, - улыбалась хохотушка Юля.
- Окна же закрыты. Да, самое весёлое кладбище Сыктывкара.
- Ахахаха!
- А чего плакать? Христос воскрес, смерти нет. Короче, хотите поржать – приходите к нам на кладбище.
- Ахахаха!
…

- Отец Николай, я тут слушал житие преподобного Никона Оптинского. Он исповедался своему духовнику старцу Варсонофию, и тот просил покаяться в смехотворстве: «Конечно, у вас такой веселый характер, но нужно сдерживать себя». И задумался: нужно ли мне сдерживать себя?
- Нет. Ты же не специально смешишь. У тебя такой нрав от природы - весёлый.
- Понятно. Монахом – своё, нам – своё. Тут тоже главное не перебдеть.
- Точно.

Везде серединный путь. Царский. Хорошо: как есть - так пусть и будет. Свобода во Христе.

На ближайшем заседании «воскресной школы» у Альфредыча с нами за столом присутствовал и отец Стефан. Я рассказал всем о своём разговоре с отцом Николаем и после паузы добавил:
- Короче, вы попали.
- Ахахахаха!

Дверь в номер открылась, на пороге стоял серьезно настроенный паломник средних лет в окружении женщин.
- Вы заняли наш номер!
- Нет, это наш номер, - ответил я.
- Это кто так решил?
- Это хозяин турбазы так решил. Игорь. Идите и спросите.

Мужчина закрыл дверь. Через несколько минут Игорь объяснял им, какие комнаты приготовлены для их размещения.
- Хорошо, что мы не позвали никого. Как здесь всемером?
- Да никак, Петрович! Вчетвером-то не развернуться.
- Господь опять всё устроил наилучшим образом. Все на нижних полках. Кроватях, то есть.
…


8 июня.

Я спал сном младенца пять часов.

- Масло растаяло за ночь... – я аккуратно раскрыл упаковку.
- Надо было в холодную воду положить, - изрёк Саша запоздалую мысль, садясь за стол.
- Мы и так его съедим с Петровичем! – Фаритыч был в прекрасном настроении. – Ложкой! М-м! Вкусное!
- Альфредыч выбирал. 82%, как положено.
- Так! Мне три яйца!
- Да пожалуйста, Павел Фаритович! – великодушно согласился Саша. – Я возьму два. Мне достаточно. Кому-то еще можно тоже три съесть. А масло я на хлеб намажу.
- Слушайте, чем не Пасха? Христос воскресе!
- Воистину воскресе, Васечка!
- Я помню, в романе Алексея Арцыбушева «Милосердия двери» описана история из его детства, как они на Пасху бились яйцами с пацанами с другой улицы. Предводитель той компании хитрил и брал гусиные. Они прочнее куриных, поэтому выигрывал всегда. И вот Алексей это как-то прознал через пару лет и нашёл на пляже камень формой точь-в-точь, как яйцо. Покрасил, как положено. Тот парень был в шоке. Ничего не понял.
- Ахахаха!
- Вообще очень интересное произведение. Напомнило жизнь моего папы. И моментами мою собственную.

Игорь, зашедший проверить номер, наутро пребывал в благодушном настроении. Проблемы остались во вчерашнем дне.
- А на следующий год я вообще, наверное, не смогу сдать вам ничего. Краснодарцы хотят выкупить все места.
- Ну, значит, найдём что-то другое…
- Но это еще неточно, конечно.

Ближе к 4:20 позвонил водитель. Мы сообщили, что почти готовы, и вскоре машина подъехала к крыльцу.
- А в Гирсово сейчас коленопреклонённые молитвы будут читать, да Петрович? Пока мы в кресле сидим.
- На всё воля Божия, Альфредыч. Кого на трон посадить, а кого на колени поставить.

В 4:40 мы уже выходили из «Газели» в Мурыгино на перекрестке улиц Лесной и МОПРа, по которой небольшими группами паломники направлялись в Гирсово. Саша начал читать утренние правило. Двери одного из боксов гаражного комплекса, через который мы проходили, были открыты. Наружу доносилась перекрывавшая всё тяжёлая жёсткая музыка с таким же неприятным текстом. «Отче наш» читали с Сашей хором, чтобы не сбиться с настроя, едва слыша друг друга.

Вошли в лес, я начал акафист, Альфредыч для подстраховки вынул из бокового кармана штанов книжечку с текстом. Выйдя на берег, я запел тропарь Троицы:
- Благослове́н еси́, Христе́ Бо́же наш,/ И́же прему́дры ловцы́ явле́й,/ низпосла́в им Ду́ха Свята́го,/ и те́ми уловле́й вселе́нную, // Человеколю́бче, сла́ва Тебе́.

Саша пытался запоминать и подпевать. Я повторял и повторял раз за разом, пока не дошли до Гирсово, чтобы он запомнил. Паломники на входе в село еще отдыхали, колонна только-только начинала движение.
- Альфредыч, минут двадцать нас точно будут держать перед трассой.
- Ну, значит, есть время посидеть, почистить перышки, намазаться кремом от солнца. Не сиди на бетоне, Петрович, подложи досочку, как я.
- Коврик положу.
- Ну, коврик положи…

Хоть мы и отдыхали прилично, а перед трассой всё равно пришлось ждать около получаса, пока основная масса крестоходцев соберется. Народ расположился на обочине и на травке перед лесом. Сам сел я на коврик, а Альфредычу достал стульчик. Павел отставал от нас минут на двадцать. Три машины - «джип», грузовая «Газель» и легковая - пытались тихонечко пробиться к трассе. Сквозь толпу к ним навстречу подъехала машина ГАИ. Полицейский, не торопясь, вышел и подошёл к белому внедорожнику, за рулём которого оказалась женщина.
- Как вы здесь оказались? - обратился он к ней. - Уже не в первый раз Вас вижу. В следующий раз накажу. А пока тихонечко следуйте за мной.

Потом подошёл к «Газели» и легковой, дав их водителям ту же команду.

…На трассу мы выходили вместе с группой под предводительством отца Игоря Тарасова из Коломны. Я сначала не понял, что поёт именно он. Потом оглянулся и узнал. А пел он песню «Как по Божией горе» Жаны Бичевской. Я вообще не поклонник ее творчества, и мне очень мало что нравится из подобного. Но вот именно в Великорецком и именно так, как пел отец Игорь, песня зазвучала, задела нужные струны в душе. Одно дело – сидеть и слушать, сидя в концертном зале, а другое – тихим ранним утром в лучах восходящего солнца идти вместе с братьями и сестрами вторую сотню километров. Я тихо басил:

«Там поклоннички идут,
Там поклоннички идут,
В руках свечки все несут.
Аллилуйя, аллилу-у-уйя,
В руках свечки все несут.
Аллилуйя, аллилу-у-уйя,
В руках свечки все несут.»
...

Мы поднялись на мост над «железкой». Впереди меня шёл пожилой паломник, держащийся за палку, которая была привязана за пояс идущего впереди сына или более молодого друга. Шли мы по краю проезжей части возле ограждения, обочины сбоку не было, и в какой-то момент нога старика соскользнула с высокой асфальтовой ступеньки к бетонному основанию, но дед удержался. Передний оглянулся, убедился, что всё нормально, и продолжил движение.

А старик оказался слепым.

Песня закончилась, мы ушли вперед, а я еще долго напевал под нос:

«В руках свечки все несут,
Херувимскую поют,
Херувимскую поют -
В Русалим они идут.
Аллилуйя, аллилуйя,
В Русалим они идут...»

А своим говорил не раз, что не полечу в Иерусалим, а пойду пешком. Улыбаются. Не знают, что пойдут со мной.
…

«Аллилуйя, аллилуйя,
В руках денежки несут,
Аллилуйя, аллилуйя,
В руках денежки несут...» – напевал я мысленно.

«Так, ты что поёшь?? Какие денежки??... Ладно, потом посмотрим, какие…»

- Сашечко, слушай, а ведь с этим Игорем, хозяином турбазы, почти евангельская история, - размышлял я. – Когда у одного богатого человека был хороший урожай в поле. И он собирался сломать житницы и построить новые. Но Бог сказал ему: «безумный! в сию ночь душу твою возьмут у тебя; кому же достанется то, что ты заготовил?» Если он вместо паломников собирается заработать оптом и заселить каких-то рабочих, которые «Магнит» будут ремонтировать. Паломников обижать нельзя.
- Так может он паломников из Краснодара собирается заселить?
- А, тогда нормально. И вообще, к следующему году всё поменяться может десять раз.
- Да, Васечка.

…На Пагинке-Починке ожидаемо не остановились. Шли мы с братьями довольно быстро, обгоняя всех по обочине. Подходя к огромным белым буквам «КИРОВ» были уже метрах в ста от иконы – на расстоянии запаха ладана. Привал я предложил Альфредычу устроить опять возле автобусной остановки, как и в прошлом году. Попили кофе, легли спать. Павел отставал на час, я ему объяснил, где мы находимся. Да он бы и не пропустил.

Солнышко уже начало ощутимо припекать. Альфредыч, улёгшись спиной к нему, положил мокрую кофту на голову, чтобы не получить солнечный удар. А я закрылся шляпой…

Встал, допил кофе с молоком, Альфредыч отказался - очень хотел минералки, ход начал ему даваться заметно тяжелее. Воды у нас оставалось мало, надо было где-то набрать. Я бы дотерпел до «Новомучеников», а вот Альфредыч… Дождавшись Павла и напоив его чаем, мы встали в 10:30, чтобы не пропустить подъёма колонны.

Икона еще стояла, никто не собирал вещи, и мы прошли чуть дальше. Справа к одному из заборов тянулась очередь человек в тридцать.
- За водой? - уточнил я.
- Ну, а за чем же еще! – улыбнулся моему вопросу крайний паломник.

Хозяин дома приносил холодную воду в двадцатилитровой бутыли, сливал в два ведра, а уж из них две женщины пластиковыми кружечками наполняли бутылочки паломников.
- Наливаем по чуть-чуть! - предупредили женщины, выбирая из протянутых бутылочек одну и наливая примерно по стакану каждому.
- Мне на троих, - попросил я, но женщина налила все равно полбутылочки. Я схитрил: вынул из бокового кармана вторую недопитую бутылочку, слил всё в одну и протянул второй женщине пустую. Та оказалась более щедрой и наполнила доверху. «Так, для Альфредыча вода есть. Очень хорошо! Ещё и без очереди прошёл…»

Вернулся к обочине, сел на стульчик, вынул лимон, срезал ножом верхушку и выдавил во все бутылочки свежий сок. Минут через пять подошли два Александра.
- Сашечка, воды хочешь?
- У меня есть, - показал Альфредыч пол-литровую бутылку. «Альфредыч да не раздобудет воды? Хе-хе…»
- А с лимончиком? Мы так его и не съели вчера.
- С лимоном давай!

Альфредыч выпил треть, протянул мне обратно. Я сделал пару глотков, вернул обратно:
- У меня еще есть.
- Да? Тогда допью, - и мгновенно опустошил.
- В твою лимончик добавить?
- Давай! Кисленького чего-то хочется…
- Я пойду вперёд. На следующем привале буду на обычном месте, если что. За поворотом на выходе.
- Давай.

Подъехал серебристый внедорожник, привёз откуда-то отца Иова. Я надел рюкзак, двинулся тихонько вперёд, народ поднимался, колонна готовилась к выходу. На парапете стоял Володя Бухтияров в окружении своей «паствы».

- Так! Ростовские, строиться! – изобразил я пронзительным голосом Володину манеру командовать. Володя заулыбался, и когда я приблизился к нему, обхватил могучими ладонями мою голову, слегка наклонился, вытянул губы трубочкой и изобразил поцелуй.

«Ахахха! Весь ход братья меня целуют: Володя «Борода», Влад, Альфредыч и вот сейчас… Отец Александр постоянно обнимал… И это прекрасно – ведь так Господь через них сообщает мне Своё отношение. Да, всё и вправду не просто хорошо, а очень хорошо! Аллилуйя! Слава Тебе, Боже!»

А если кто-то осуждает ростовских за водку, то пусть сначала сделает столько для победы, сколько Володя, который грузовиками отправляет гуманитарную помощь. В жару добывает на полях хлеб потом и кровью в прифронтовой зоне - благо, Господь уже который год даёт хорошие урожаи. Заботится о множестве людей, привозит в Великорецкий ход за свой счёт, кормит и поит.

…Я обгонял вдоль ограждения плотные ряды паломников, опять приближаясь к иконе. И вскоре опять уже видел, как она качается на плечах трёх мужчин метрах в ста впереди. Я напевал тропарь Троицы, но сзади начал раздаваться мерный стук палкой по асфальту, отбивая такт. Две женщины (наверное, пожилая мать с деревянным посохом и в черных очках и ее дочь) шли бодрым шагом и непрерывно пели маршевое:
«Ра-адуйся,
Нико-олае,
Ве-ли-кий Чудотво-Орче!»

От этого стука и пения народ расступался, они продвигались вперёд. Я попел и с ними. Когда они чуть отдалились, я стал напевать под нос тропарь Пасхи. До иконы было уже метров пятьдесят-шестьдесят, первые ряды. И тут меня догнали ростовские с громкой Иисусовой молитвой. Перед такими попробуй не расступись.
- Василий, давай с нами! – позвал меня Дима с флагом Спаса Нерукотворного на плече. Только я встал рядом и спел негромко пару раз, как из первых рядов подошёл к нам охранник в черной униформе:
- Братья, пожалуйста, потише! Там впереди всё слышно, вы сбиваете клирос. Давайте не забывать, что мы православные. Закончим ход нормально.
Ростовские смолкли. Володя, шедший рядом, с еле сдерживаемым смехом повернулся ко мне:
- О! Появились знатоки православных традиций! Да если мы замолчим, камни возопиют! Так, Василий?
- Однозначно! Да уж, проткнули колонну, как нож – растаявшее масло. Так бы и до иконы добежали, весь клирос разогнали.
- Ахаха!

Прошла одна беда для клироса, пришла вторая: паломник небольшого роста с пронзительным сельским тенором, перекрывая всю округу, пел с другого края без устали: «Слава Тебе Боже, слава Тебе!», стремительно приближаясь к первым рядам. Три паломницы-соратницы ему подпевали. Через минуту, видимо, кто-то объяснил ему, что это слегка неуместно - пение прекратилось.

На подъёме ход слегка затормозился из-за «скорой», двигавшейся тихонечко задним ходом по нашей половине дороги. Кому-то стало плохо…

Сотрудники «Тойота-Центра» стояли на тротуаре в белых рубашках, рассматривая ход. Я сместился на тротуар, стараясь не заходить за первый ряд, в котором как раз шёл тот самый охранник в чёрном, делая замечания слишком торопливым. Чуть впереди я заметил ростовчанина Игоря, догнал и поцеловал его в маковку. Шли рядом некоторое время по траве.

…За забор к столам с едой зашел первым: супчик, винегрет, помидоры, огурцы, зелень, свекла, минералка, вода... Пообедав и утолив жажду, я, надев рюкзак, набрал в кружку минералки и пошел «гулять», осматривая с улыбкой окрестности. Всё это движение жизни - обедающие на травке паломники, звуки акафиста, раздававшиеся через колонки, отдыхающие сотрудники полиции – вызывало во мне тихую пасхальную радость и улыбку. Я еле сдержал желание заглянуть в салон одной машин «ГАИ» и сказать им: «Христос воскресе!» Решил пока не пугать офицера (подполковника или майора? Не разглядел, но он был внушителен). Чуть позже.

Завернув за угол, увидел в тени берёз Сашу Кухно и весь состав «Покрова».
- Христос воскресе, брат Александр!
- Воистину воскресе! – мы были очень рады друг другу, как и во второй день хода где-то после Бобино.
- Ты с кем-то встречаешься здесь? Кто-то должен прийти?
- М-м… Ну, со Славой встречались всегда там возле знака. А сейчас Славы нет, уехал.
- Так садись с нами!
- Ладно. Как идете?
- Хорошо!



- Нет, не хорошо, – пожаловалась девчонка лет тринадцати, сидящая рядом. Меня здесь нет. Я вообще в Африке. Меня крокодилы съели.
- А вместо тебя фантом идет?
- Да! Я вообще не поняла, как я дошла сюда. Мне сказали не считать дни. Так тяжело было. А потом – раз! И конец хода уже. Еще домой ехать…

Саша смеялся.



- Сколько вас, Саш?
- Девятнадцать человек. Со взрослыми - тридцать. А с этой девочкой произошло чудо. Она не особо верующая. Ей мама ненавязчиво предложила сходить на Великую. Та согласилась. «Может, исповедуешься, раз уж пришли?» Та согласилась. А потом и причастилась! Вот такое чудо.

(Полностью удивительная история с подробностями здесь.)

Кто-то из ребят принёс и раздал всем своим – и взрослым, и детям - мороженое, купленное на выданные Сашей деньги.
- А сколько будет шестьдесят на тридцать? – размышляла девушка о сумме, затраченной на мороженое. – Восемнадцать тысяч?
- Нет. Восемнадцать миллионов, - «поправил» я её.
- Не-ет… - недоверчиво смотрела она.

Саша опять смеялся.

- Три на шестьдесят – сто восемьдесят. Тридцать на шестьдесят – тысяча восемьсот, – объяснил я ей.

В трёх метрах от нас раздался визг тормозов и жесткий удар железа о железо. В припаркованный возле тротуара «паркетник» въехала другая легковушка.
- Засмотрелся на нас. Конечно - где еще таких красивых найдешь? - пояснил я Саше.

Озадаченный водитель вышел из машины, осматривая свои повреждения: от удара правую часть бампера вдавило, диск смяло, а покрышка порвалась. ГАИ вызывать не надо было, половина сотрудников Кирова находились в тридцати метрах.

- Ты помнишь, какие дожди были в 2018-м? – вспоминал Саша, сравнивая с этим ходом.
- Были дожди? А, да, были. Забавный был ход. Дожди почти исчезли из памяти.
- А мы пришли уже в 11 часу ночи в Монастырское мокрые, грязные, уставшие, со стёртыми ногами, еле передвигающиеся. Забрали палатки из камеры хранения и бродили по Монастырскому в поисках сухого места, куда бы их поставить. Бродили, бродили. Везде грязь и лужи. Вроде увидели травку, подходим, а там воды по щиколотку. Что делать? Дети уже с ног падают. Я взмолился в душе: «Господи, помоги! Николай Угодник, где бы нам укрыться?» Вдруг навстречу какой-то мужичок подвыпивший: «Надо ли где переночевать?» - «Надо, надо! Конечно, надо!» - «А денежку дадите?» - «Дадим, дадим!» Приводит нас в какой-то полузаброшенный домик. С одной комнатой. В коридоре старая печка топится обломками ДСП. Вонь стоит фенольная. А все равно тепло. Разложились мы там на полу. Даже вещи кое-как развесили. Мне уже места не хватило, пошёл спать на веранду. На улице холодина. Всю ночь проворочался, под утро кое-как уснул. Хотя какая там ночь, какое утро? Если мы легли уже около полуночи. Проспали мы тогда, наверное, до полпятого. Проснулись: «А-а-а!! Караул! Проспали крестный ход! Ушёл!..» Бегом, бегом детей растолкал, пошли дальше. А, вон Настя хочет добавить.
- Я как вспомню, как в полпятого дядя Саша нас будит: "Пошли, пошли!"… А я сквозь сон думаю: «Неужели мы можем встать и пойти сейчас? Мы же только что легли, только что согрелись…»
- А в 2007 году мы с сыном пошли в первый раз в крестный ход. Собирались в Питере в последний момент. И когда приехали в Киров, поняли, что не взяли каркас от палатки. Позвонил другу своему: «Антоха, дашь палатку на недельку?» - «Да, конечно, приходи, забирай». А палатка-то оказалась четырехместная. Сыну тогда было семь лет. Мы в тот первый год стёрли ноги в первый же день и до Загарья еле доковыляли. А дальше я уже один пошёл, его в каком-то доме оставил, говорю: «Возьмите мальчика, хороший мальчик, у него только ножки стёрты, а так новый совсем».
- Ахахаха!
- За ним потом супруга приехала, а я тем временем дальше пошёл. Ковыляю я и сам себя ругаю: «Вот ведь дурень, забыл каркас от двухместной палатки и теперь иду один, а тащу тяжёлую четырёхместную». Ну, пока до Монастырского дошёл, то-сё, слово за слово, с кем-то разговорился... В общем, набилось ко мне в палатку шесть человек. А ночью уже улеглись, помню, и в темноте стучатся спасатели. Мы стояли недалеко от их костра. «Ребята, у вас нет ли места в палатке? Девочка восьмилетняя бабушку потеряла, возьмите к себе переночевать». Ну, пустили и девочку, а я уже в тамбуре спал. Такие вот приключения были. Жесть... Как мы тогда ходили? Сейчас это кажется уже недостижимыми подвигами.



А я помню 2007 год. Я ведь пошёл тогда тоже впервые. И, конечно, бросилась в глаза запоминающаяся внешность Саши и яркий жёлтый туристический костюм: «Профи. Наверное, несколько раз уже сходил. Кировчане крутые…»

А оно вона как оказалось. Такой же профи Великорецкого, как и я.
…
Часть 1
Часть 2
Чаcть 3
Часть 4
Часть 5