Часть 2.

Часть 1
Чаcть 3
Часть 4
Часть 5

Мы вышли минут через пятнадцать после окончания общего привала. Поток паломников был довольно плотным.
- Зря Павел Фаритович говорит, что мало народу! Смотрите, сколько… - Саша Барбир посмотрел назад.
- Акафист попозже почитаем, сейчас нормально не получится, - Альфредыч трезво оценивал обстановку. Обгоняя паломников, мы постоянно слышали чтение или пение акафиста разными группами. Если бы ещё и мы начали, то мешались бы друг другу. Проходя очередную такую группу, я просто подпевал им. А потом другим. Вообще в течение этого хода Псалтирь открывал на этот раз мало, в основном читая «Богородице Дево, радуйся…», при этом в уме у меня как бы сам собой возникал образ Богородицы «Умягчение злых сердец» ("Семистрельной"). А в первую очередь желал умягчения своего сердца. И такие просьбы не остаются без ответа…



Повернув с Корчагина на Баумана (когда ж им всем дадут нормальные названия?) встретили нашего вятского брата Александра, который и в прошлом году встречал нас здесь. Тогда он прошёл до привала. А когда-то проходил Великорецкий полностью с сыном Василием.
- Ноги совсем разболелись, пройду немного с вами.

Они с Альфредычем беседовали, Саша рассказывал о своих делах, о жене и сыне. Метров через триста он остановился, тепло попрощался с нами и поковылял назад.

На привале я отошёл к двадцатилитровым бакам с кипятком, скинул рюкзак, наполнил термос через краник, и, закидывая рюкзак обратно на спину, чуть не снёс им тётушку-паломницу. Еле удержалась на ногах. Развёл руками: «Не стойте под стрелой…» - без извинений. Гордость или просто картинка будущих событий – надо разобраться.

Расположились возле красной трансформаторной будки, как обычно. Канава, через которую переходили, оказалась на удивление сухой, несмотря на ливень накануне. Павел, опоздав минут на двадцать, вытащил лимонники.
- Так они не настоящие! - попробовав, заключил Саша Барбир. - Не такие как в Медянах!
- Китайские? – предположил я.
- Ахаха! Не, наверное, Фаритыч сам сделал и привёз.
- Вот вы странные люди! Хорошие лимонники, между прочим. У меня такие не получаются почему-то никак.
- Да у нас вся компания странная: ты только что говорил про какую-то простоквашу или ряженку, которую тащишь с собой, а у самого рюкзак пустой.
- Ахахаха!

Вскоре ход начал движение: фонарь, хоругви, икона, отец Иов, певчие. Мы поклонились образу Николая Угодника, стоя на коленях, и я снова лёг на коврик. Еще минут пятнадцать спокойно можно отдыхать, чтобы не стоять перед трассой в ожидании, пока соберется вся колонна.
- Петрович, а Саша Шахов где?
- А увидишь среди певчих высокого в кепке – это он.
- А! Вижу!

Так мы с ним и не встретились. Похоже, он уехал после первого дня пути.

Перед Бобино Саша Барбир хотел почитать вечерние молитвы, но мы оказались в колонне рядом со священником лет сорока или сорока пяти, который сначала очень громко и внятно читал акафист, мы подпевали. Потом пошёл молебен Николаю Угоднику, а потом батюшка быстро и чётко стал наизусть читать молитвы на сон грядущим. Мы с Сашей с улыбкой переглянулись. Один раз батюшка запнулся, но Саша тут же подсказал ему, и молитвы продолжились.

А вот после вечернего правила началось интересное: он оглядел вокруг и, видимо, обращаясь к своим, объявил:
- Ну что? По обычной схеме? - и начал читать перечень грехов, читаемых на исповеди. Это напоминало общую исповедь в пятницу первой недели Великого Поста.
- …Согрешили: порабощением себя страстям: сладострастию, корыстолюбию, гордости, самолюбию, тщеславию, честолюбию, любостяжанию, чревоугодию, лакомству, тайноядению, объядению, пьянству, пристрастию к играм, зрелищам и увеселениям. Согрешили, Господи, каемся!
- Согрешили, Господи, каемся!
…

- Согрешили: невоздержанием своих душевных и телесных чувств, пристрастием, сладострастием, нескромным воззрением на лиц другого пола, вольным с ними обращением, блудом и прелюбодеянием и излишним щегольством с желанием нравиться и прельщать других. Согрешили, Господи, каемся!
- Согрешили, Господи, каемся!

«…Эх-х… Было дело… И не раз… Главное – не дарить просфорки тем, кто может воспринять как ухаживание…"

С 15 января я решил опять добровольно взять на себя пост (за исключением тех моментов, когда мы трапезничаем с клиросом в субботу после службы и в воскресной школе Альфредыча – чтобы не афишировать «подвиги» и не гордиться) и сорок дней читать акафист мученикам Киприану и Иустинии, которым принято молиться от сглаза, порчи, и колдовства, когда человек попал под власть бесов. Потому что один из очень близких родственников когда-то в сердцах проклинал Василису и Тимофея. И это проклятие сбывалось видимым образом. А как-то лет десять или пятнадцать назад я нашел воткнутые кем-то в косяк входной двери иглы. Да и вообще, недоброжелателей и завистников у нашей семьи хватало. Сколько мы с Василисой ни читали псалтирь, препятствия для нее и Тимофея не уходили. И вот пришла мысль помолиться тем, кто знает о проклятиях не понаслышке. Попытка ослабить пост опять привела к тому, что Господь меня легонько вразумил будто бы говоря: «Жертва принимается. Взялся – иди до конца. И всё будет хорошо». И в течение этого периода начались очевидные подвижки, произошли нужные разговоры с детьми. Эффект был налицо. Кроме того, пост и молитва неожиданно помогли совсем в другом очень важном вопросе.

8 февраля намечалась встреча одноклассников, 35 лет выпуска. Опять я хотел её избежать, чтобы не встречаться со школьной любовью, назовем ее N. Страсть давно остыла, осталось одна симпатия. Но кто же знает, как всё может обернуться? Лучше таких ситуаций избегать, не испытывая судьбу. Даже придумал причину: если народу будет мало в группе, то откажусь от приглашения. Сразу предупредил одноклассников, что вероятность моего присутствия - 50 на 50. Но Господь привёл учеников, сформировалась приличная группа. «Та-ак… Денег Господь даёт, но может я неправильно понимаю?». Поделился мыслями с Сашей Барбиром во время традиционной вечерней прогулки.
- Вася, ты что? Конечно иди! Я бы с удовольствием сходил, но у меня такой возможности нет, одноклассники почти все на Украине.

Братское благословение – великая вещь. Глас Божий. Вспоминается рассказ Серафима (Роуза), как два монаха в отсутствие священника прежде всякого дела испрашивали взаимное благословение. Потом я Саше рассказал, как всё прошло:

- Нас собралось больше двадцати человек. Еще несколько хотели прийти, но не смогли из-за командировок. Больше, конечно, пришло одноклассниц, мужчин было всего семеро. Столы в ресторане были расставлены буквой «П». «А давайте мужчины сядут внутри, так как их меньше, а девчонки – снаружи. Вася, садись, пожалуйста, по центру. Будешь нас всех веселить!» Так и сделал. Остальные расселись как попало, не соблюдая идею. N опоздала, села слева с краю за моей спиной в компании одноклассников. Она по-прежнему была самой красивой из всех. Пришла задержавшаяся Лена, попросила меня пересесть чуть левее, потому что она хочет с девчонками пообщаться. Пришла вскоре ее подруга Таня, попросила пересесть еще чуть-чуть левее, потому что она хочет сидеть с Леной. Так мы оказались с N на соседних стульях. Ржал наш угол весь вечер практически без остановок. Я не понимаю мужчин, которые боятся красивых женщин. Хочется сказать: «Вы просто не умеете их правильно готовить!». Аккуратно, красиво, на грани фола, с улыбкой подколоть красивую женщину, опустить ее с небес прельщения и завышенного самомнения на грешную землю – это как выпить рюмку хорошего коньяка. Поэтому алкоголь меня слабо интересует. Всегда есть, чем заменить.
- А если не очень красивая женщина? - смеялся Саша.
- Это как полрюмки. Но не бывает некрасивых женщин, бывает мало коньяка!
- Ахаха!
- Да я ж не над всеми подшучиваю. Только над теми, кто сам нарывается. С добрыми я добр. А в данном случае я должен был закрыть свой гештальт, отдать долг неразделенной юношеской любви. Теперь ситуация повернулась на 180 градусов: сейчас я чётко видел ее влечение ко мне и попытки сблизиться, но встречал легкими уколами острого копья в болезненные места. Несильно. С улыбкой. Она вроде и хотела обидеться, но не могла, только смеялась до слёз, иногда пребывая в замешательстве. И тогда мне казалось, что это слёзы обиды и разочарования. Хорошо быть трезвым и физически, и духовно. Если бы я выпил, то шутки вышли бы грубыми. Или вообще не получились бы. В конце вечера, когда мы расходились, я видел скрываемое ею желание, чтобы я проводил ее. Но я изобразил непонимание и отстранённость. Последний удар по ее иллюзиям.
- Васечка, а разве это правильно – так издеваться?
- Зря что ли ей от меня прилетело? Есть за что. Как сказал апостол Иаков: «Обративший грешника от ложного пути его спасет душ от смерти и покроет множество грехов». Я ей и о муже напомнил. Не любит она его. Это было ясно и без её слов. Любила бы – моё общество было бы ей неинтересно. И общество подруг - тоже. Обмен общения с мужем на подруг, непослушание, попытки торопить мужа, сарказм, поучения, замечания, обсуждение его действий с кем-либо, приведение ему в пример других мужчин расцениваются как прямая измена. Большинство из таких женщин не справляются с данной Богом красотой и впадают в завышенное самомнение, чему способствуют неправильно воспитанные женщинами сами мужчины, не справляющиеся со своими инстинктами. И как сказал апостол Павел: «Не оставайтесь должными никому ничем, кроме взаимной любви; ибо любящий другого исполнил закон» Я отдал все долги, не осталось ничего, кроме братской любви к ней. Мне её жалко. Жизнь без Бога и любви трудна. Потом одноклассницы писали в чате, что меня надо было посадить всё-таки по центру, потому что им не хватило моих шуток. А N написала, что им тоже не хватило. Странные создания: над ними издеваешься, а они терпят, всё проглатывают, улыбаются и просят ещё. В чате им всем потом добавил веселья, чтобы никто не чувствовал себя обделённым. Только одна одноклассница из всех оказалась воцерковлённой. Напоследок с ней прошлись, поговорили с пользой, рассказал ей про Великорецкий конечно же. И еще одна одноклассница задавала вопросы. Не зря сходил на встречу. Остальные пока мимо жизни, в церковь не идут. Кстати, незадолго до этого приснился сон с точной картинкой ее поведения. Я был в синем костюме, а она – в черном платье. Вилась вокруг меня, прижималась. В реальности я был одет тоже во всё синее, а ее платье было розовым. Но Господь показал, что ничего там невинно-розового нет и в помине. Всё чёрное. Но я с этим справился с Божьей помощью. Так что и благодаря твоему благословению всё получилось, как надо. Есть очень хорошие слова Марка Отшельника: «Когда ты вспомнишь о Боге, то умножь молитву, и тогда, когда ты забудешь Его, Господь будет помнить о тебе». И похожее у преподобного Исаака Сирина: «Во всякое время вспоминай о Боге, и Он вспомянет о тебе, когда впадешь в беды». Бывали недавно и опасные ситуации, о которых предупреждал Господь в снах. Встречались такие женщины, с которыми категорически сближаться нельзя. Категорически. Там уже не до подколок - любое общение опасно. Любое. Ева поговорила, и они с Адамом стали смертны. Только избегать. Даже в глаза не глядеть. Помнишь S с нашего прихода?
- Да, давно не появлялась что-то… Альфредыч сказал, что у нее очень тяжелый взгляд.
- Перед конфликтом с ней мне снились щенки стаффордширского терьера: я их держу за холку, а они извиваются и пытаются укусить. Я случайно задеваю калитку, она приоткрывается, и я спиной чувствую, что там их МАМА с ее девяносто шестью зубами… Попытки S давить на жалость являлись просто вариантом натягивания овечьей шкурки на волчью сущность. А за этими «девочками» ТАКИЕ демоны… Размером с коня. Сожрут и не подавятся. Только череп выплюнут и на полочку поставят в коллекцию. А был случай, когда при начале общения с одним нашим общим православным (?) знакомым ангел-хранитель во сне предупреждал: «Ты разве не видишь, ЧТО он хочет сделать? Беги, иначе не уберегу!». А выглядел этот ангел, что очень интересно, как тот татуированный сиделец Коленька из Ростова. Во сне жизнь положил за меня. С тех пор я Коленьку сугубо поминаю. Так Господь показал, за кого молиться надо. Кто нуждается в сугубых молитвах. И ангела-хранителя не забывать. И не давать ему лишней работы.

…Батюшка закончил общую исповедь, когда мы подходили к вышке перед Бобино. Следующие слова он произносил уже опять наизусть:

- Господи Боже спасения рабов Твоих, милостиве и щедре и долготерпеливе, каяйся о наших злобах, не хотяй смерти грешника, но еже обратитися, и живу быти ему: Сам и ныне умилостивися о рабех Твоих…

Мы вслух произнесли свои имена.

- …и подаждь им образ покаяния, прощение грехов и отпущение, прощая им всякое согрешение, вольное же и невольное: примири и соедини их святей Твоей Церкви, о Христе Иисусе Господе нашем, с Нимже тебе подобает держава и великолепие, ныне и присно, и во веки веков. Аминь. Господь и Бог наш, Иисус Христос, благодатию и щедротами Своего человеколюбия да простит ти чадо …
- Василий.
- Александр.
- Александр.
- … и аз недостойный иерей Его властию мне данною прощаю и разрешаю тя от всех грехов твоих, во Имя Отца и Сына, и Святаго Духа. Аминь.

И осенил нас всех крестным знамением.

- Саша, Альфредыч, вы поняли, что сейчас произошло? Во-первых, это была публичная исповедь, как у Иоанна Кронштадтского. И в конце батюшка прочитал разрешительную молитву. Теперь вам не надо исповедаться возле Великой. А я и так не планировал. Но хорошо, что это произошло. Лишним не будет. А во-вторых, это случилось в самом начале крестного хода. Грехи отпущены в начале хода - и это прям очень хорошо! Это великое дело. Можно надеяться, что теперь мозолей поменьше будет.
- То есть, Петрович, ты благословляешь на исповедь не ходить?
- Ну, я думаю, если только есть какие-то грехи прям из ряда вон. Личные. А так мы же почти всегда исповедуемся в одном и том же. И всё было сейчас перечислено в числе прочего.
- Как скажешь.
- Да, валите всё на меня.

Я слышал, КАК произносили мои братья во Христе слова покаяния. Бывает исповедь без покаяния. Перечисление грехов. Но сейчас было всё по-настоящему.

Перед началом Великого Поста я решил написать нескольким знакомым православным, с которыми у меня был когда-то конфликт или я каким-то образом их обидел, попросить у них прощения. Одного пришлось разыскивать окольными путями через друзей друзей в ВК, написал, получил очень тёплый ответ. От сердца отлегло, отвалился камешек. Со вторым было проще, с ним даже встретились и пожали руки, обнялись. Близкими друзьями мы не будем, скорее всего, но и недопонимание ушло, и определенное лицемерие, скрываемое дежурными улыбками. А с третьим получилась поучительная история. С моей стороны это был некий эксперимент: я не был виноват перед ним. Наоборот, при заключении сделки несколько лет назад он пытался перед самым подписанием контракта изменить в нем цифры. Я его юриста предупредил, что при повторной попытке сделка никогда между нами не состоится. Гражданин отменил ее. А при встрече на всю улицу объявил: «А! Василий! Известный жулик! Мне тут рассказали!..» Я слегка удивленно смотрел на него, промолчал. И растянул это молчание на несколько лет, больше не отвечая на его приветствия. Возможно (а, скорее всего, так и есть) я действительно с кем-то когда-то вёл себя, как самый настоящий жулик. Но не с ним. Наверное, прилетела такая ответочка, привет из прошлого. Никаких обид на него не было. Просто полностью исчезли причины с ним общаться. Общение между людьми должно приносить взаимную пользу. «Кто не собирает, тот расточает». И я решил попросить у него прощения, чтобы дать по голове змее собственной гордости. И, возможно, пробудить в нём некие «души прекрасные порывы». Написал в ТГ ту же фразу, что и остальным:
- N.N., доброе утро. Простите меня, Христа ради.
Прошло несколько часов.
- Что-то хотели?
- Пост нормально начать.
- Понятно.

Ему что-то стало понятно, а мне – тем более. Никаких обид на него не испытывал до этой переписки, и после ничего не изменилось. Позвонил Володя Растворов, я ему описал ситуацию, и он мне привёл в пример историю про старца, который посетителю в такой же ситуации внушал, что не у всех надо просить прощения. Некоторых таким образом можно убедить в их мнимой правоте и укрепить во грехе. Никакой пользы. А всего лишь надо было сначала позвонить старшему брату во Христе и поступить потом по его совету.

Раскаяние подразумевает желание компенсировать нанесённую обиду или ущерб. Примеры есть в Евангелии: «Закхей же, став, сказал Господу: „Господи! половину имения моего я отдам нищим, и, если кого чем обидел, воздам вчетверо“». (Лк 19, 8-10), «женщина того города, которая была грешница, узнав, что Он возлежит в доме фарисея, принесла алавастровый сосуд с миром и, став позади у ног Его и плача, начала обливать ноги Его слезами и отирать волосами головы своей, и целовала ноги Его, и мазала миром» (Лк. 7, 37-38) А как ей еще, кроме слёз и жертвы (милостыни) искупить грех? Апостол Пётр по Преданию плакал до конца жизни за своё отречение от Христа, хотя был прощён Им. Почти все апостолы умерли мученически – возможно, потому что не сохранили верность Ему в ночь на Пятницу, поэтому сами желали пострадать за Христа. Апостол Павел гнал Церковь, пока был Савлом, а потом сам был не раз побиваем камнями почти до смерти, бит плетью и гоним. И при этом все они радовались.

О чём разговаривать с человеком, который развлекает себя тем, что пьет у других кровь, но на Прощенное воскресенье присылает открытки? Зачем вообще отвечать людям, которые присылают такие открытки? Почти для всех из них что Прощенное воскресенье, что день взятия Бастилии, что День шахтёра – всё одно. Зачем поддерживать разговор с мошенником, который не просит прощения, не стремится компенсировать ущерб, а просто улыбается и хлопает по плечу: «Да ладно, чё ты! Кто старое помянет, как говорится…» Вспоминать не будем, на память надежды мало. Просто запишем. Просьба о прощении нужна больше не тому, у кого просят, а тому, кто просит. Если человек не просит прощения, то не чувствует необходимости. Потому что либо считает себя правым (тогда обязательно сделает еще раз подобное при первой возможности), либо вас недостойным его извинений. Избавляет от многих проблем волшебный вопрос: «Зачем с ним общаться? Как это добавит любви и обоих приблизит к Богу?».
…

- Сейчас нам, наверное, надо будет взять у Виктора несколько картофелин и сварить супчик, - размышлял Альфредыч.
- Может, и не надо. Я найду отца Александра Митрофанова. Возможно, он нас накормит.

Первым в Бобино возле церкви встретил Лёшечку Корниенко. Он несколько секунд не выпускал меня из могучих объятий, потом спросил:
- Ты с нами, братка?
- В этом году со своими. Компания маленькая, всего нас четверо.
- Ясно. Ну, заходи к нам.
- Чуть позже.

Машина отца Александра стояла на своём постоянном месте в ста метрах от места нашей ночёвки. Матушка Николая (такое интересное имя оказалось у монахини) сварила мясную лапшу, сделала салат из огурцов и помидоров со сметаной, на столе были разложены зелень, булочки и конфеты. Желающим монах отец Серафим выдавал бутылки с квасом. За столом уже сидел отец Сергий с братией.


Отец Александр Митрофанов и отец Сергий Минин.


- Петрович, думаю, сначала надо места в доме занять. Мало ли чего, - подал Альфредыч здравую мысль. – Ты ужинай, а мы минут через десять подойдём.

Кроме нас четверых в доме ночевала Ксения и бывшая сыктывкарка, а ныне москвичка Люба, и еще четыре незнакомые паломницы. А хозяин дома нас удивил.
- Виктор, сколько в этом году оплата за ночлег? – решил уточнить Альфредыч.
- Нисколько.
- Так в прошлом году пятьсот же брал?
- Ничего не брал.
- Мы же платили?
- Нет, не платили, - слегка улыбался Виктор.
- Ну… Хорошо! Храни тебя Господь, Виктор! Давай записки о здравии и упокоении родственников, все будем читать.

Я получил положенные две записки, и Саша Барбир мне тихо сказал:
- Он забыл…
- Ну, слава Богу, что так.

Павел Фаритыч опаздывал примерно на час.
- Да, алё, брат Павел! Идёшь до конца, слева последний магазин. За ним машина отца Александра, накормят тебя. Жду тебя здесь.

Вышел на улицу, чтобы он не заблудился. Издалека увидел его, медленно переставляющим ноги. Привёл к столу, познакомил с батюшкой и отцом Серафимом, а сам забрал мешок и сумку с продуктами и направился в дом. Альфредыч уже выходил из бани.
- Холодная?
- Нормальная баня, Петрович! Иди мойся!
- Сейчас, только полотенце возьму.

Старая баня была действительно жарко натоплена. В коридоре, правда, был лишь один крючок для одежды. Остальное пришлось складывать в какую-то коробку на полке. Вода оказалась настолько богатой щелочью, что я некоторое время размышлял, почему же никак не могу смыть мыло с тела даже горячей водой. Вскоре ко мне присоединился Саша. Я вышел в коридор, взял из лежавшего на полу в углу ящика, набитого старыми альбомами и тетрадями (видимо, для растопки) несколько листов с детскими рисунками и положил их на неубранный пол, чтобы не вставать мокрыми ногами на пыльные доски. Но всё это были мелочи. День был прекрасен, начиная с погоды и дружной компании единомышленников и заканчивая исповедью, ужином и баней.

Полотенце повесил сушиться на веревку и отправился в гости к ростовским в самый конец Бобино. Дом на колесах был припаркован на своём привычном месте. То, что это именно ростовский, я понял по стоящему позади огромному Лёшиному белому внедорожнику. Игорь издалека увидел меня, вышел и долго не выпускал из объятий.
- Соскучился, Игорёчек?
- Очень!

Паломники и паломницы ужинали под навесом, я смотрел на стоящего с тарелкой супа могучего паломника, с трудом припоминая, где же я видел его лицо и когда. Повар дядя Петя быстро выдавал из автодома новые тарелки с борщом. Я подошёл к дверному проёму. Дядя Петя посмотрел на меня:
- Что?
- Хочу пожать Вашу мужественную руку!
- А-а-а! – заулыбался дядя Петя и протянул натруженную ладонь.
- Василий! – раздался изнутри пронзительный голос Володи Бухтиярова. - Где он там? Пусть зайдёт сюда!

«Сейчас попытаются напоить водкой…»

Компания в составе Володи, его жены Наташи, Влада и Димы готовилась праздновать окончание первого дня. Меня усадил в угол «купе» к водительскому сиденью за маленький столик. Напротив сидел Влад, который почти сразу пересел влево к большому столу.
- Василий, водку будешь? – тут же спросил Володя.
- Нет.
- Налейте ему водки.

Передо мной оказалась полная рюмка.
- Я не пью водку.
- А что ты пьешь?
- Коньяк могу выпить.
- Аахаха! Красавец! Передайте ему хлеб.

На рюмке через пару секунд оказался кусочек черного хлеба.

«Та-ак... и к чему это? Кого скоро будем хоронить?..»

Прозвучал первый тост.
- Любо!
- Любо!! – поддержали все Володю.
- Да где же эта Люба, в конце концов? Ахаха!

Я чуть пригубил водку так, как это обычно делает Владимир Владимирович на официальных банкетах – то есть никак. «Как же она горькая…» - и поставил рюмку на место. Передо мной оказался огромный тазик салата, и я стал работать на раздаче, наполняя всем тарелки. Влад их передавал ко мне и обратно на их стол. В перерывах между делом я потихоньку хлебал отменный, как и всегда, борщ дяди Пети.

На другой стороне улицы на постриженной траве была установлена большая палатка, возле которой стояли две женщины с ребёнком и тот самый высокий могучий паломник. «А! Это же Алексей! Москвичи Алексей, «спасительница» Елена и Екатерина!» Мы с Екатериной, узнав друг друга, приветственно помахали руками и улыбнулись.

- Земфира, возьми рюмку! – приказал Володя поднявшейся в вагончик паломнице.
- А где у нас рюмки еще…, - оглядывал столы и полки Дима.
- Пусть возьмет мою, - предложил я.
- Пусть возьмет его, раз он не пьет, - согласился Володя.

Влад оглянулся, посмотрел на меня, на полную рюмку.

«Это ж надо иметь такие зеленющие клоунские глаза… Ничего не говорит, а всё равно смешно. Талант».
- Вот Василий! Писал мне каждый день вконтакте, - преувеличивал Влад. – Думаю: «Почему во Вконтакте-то?»
- А где надо? – смеялся я.
- Ну, в «телеге» все пишут.
- Я и в «телеге» писал пару раз.
- А я ж уже жду. Приучил меня. Смотрю вечером: «Эх… не написал сегодня…»
- Ахахаха!
- Влад! Ты всё сушишься! – оглядывала его Земфира удивлённо. – Как девочка скоро будешь.

«Да уж, на войне не растолстеешь...»

На сиденье напротив сел Лёша. Прозвучал второй тост.
- Любо!
- Любо!!!

Влад передал очередные тарелки для салата. В вагончик зашла ещё одна паломница.
- Как тебя зовут? Дайте ей рюмку! – распорядился Володя.
- Люба.
- О-о-о-о-о!! Наконец-то пришла! А то зовём, зовём!
- Только я не пью. У меня муж на СВО. Я обет дала.
- Уважаем…

Тазик с салатом опустел, моя «работа» на раздаче закончилась – хоть чем-то ростовским братьям я пригодился.
- Влад, дай-ка я пройду. Пора к своим.

Пожал руку Володе, Диме и Лёше. Сидевшего Влада, наклонившись, поцеловал в лоб. Он притянул мою голову к себе и поцеловал в щёку. Псалтирь – непревзойдённый инструмент молитвы для увеличения любви во Вселенной…

А вот бутылочка хорошего коньяка оказалось в рюкзаке у Павла. В третий раз за вечер я сел ужинать. Постный борщ и салат дяди Пети, похоже, переварились мгновенно. Вскрыли банку с тушенкой, сделали что-то типа бутербродов с черным хлебом.
- Так! Первый тост скажу я! – встав со стула, постановил Саша Барбир.
- А почему ты? – возмутился в шутку Альфредыч.
- А потому что я полковник! Имею право командовать!
- А меня вчера Петрович рукоположил во епископа! – не унимался Альфредыч.
- Ахахха!

Час у нас прошёл в хохоте и шутках. Саша Барбир периодически напоминал, что надо бы потише, потому что те четыре паломницы, похоже, уже ложились спать. Мы старались, но получалось не очень, потому что Саша сам (что необычно для него) выдавал такие перлы, что я хохотал до слёз. Давно так не смеялся. Фаритыч не забывал отпускать комплименты ходившим мимо Оксане и Любе.

Легли мы почти сразу после 21:00 и уснули на этот раз безмятежным сладким сном.


4 июня.

- Кто хочет кофе с молоком. Вернее, с соевым «немолоком»? Раз среда у нас сегодня. А завтра будет со сливками. А в Загарье я вам рыбный супчик сварю, если отец Александр не будет кормить. Альфредыч, можешь попросить у Виктора несколько картофелин?
- Без проблем, Петрович.

Начинался второй, самый длинный день крестного хода. Мозолей не было, только мизинец на правой ноге я слегка обмотал.
- Петрович, можешь мне помочь? – позвал из соседней уже пустой комнаты Павел.
- Что там у тебя?
- Мозоли. Вот где-то здесь… - сидя на постели, он водил подушечкой пальца по ступне.
- Вижу. Сейчас мы её в три слоя. Крест-накрест…
- И на второй ноге...

Ксения сидела на досках напротив выхода из дома, держа в руках молитвослов. Утро было теплым, дождя не ожидалось. Комаров почему-то почти не было, но я всё равно побрызгал себя антикомарином. На первом переходе обычно всегда комары немного надоедали. Мы Сашей отнесли вещи к машине отца Александра, я сначала хотел наполнить термос, а потом подумал, что тащить до Стрелковых почти лишний килограмм смысла нет, кипяток там раздают. Сложил все вещи в рюкзак, оглядел пустое пространство кухни, и мы вышли.
- Засечем время… 4:00, - оповестил нас Саша. – Павел Фаритыч, догоняй!
- Да, я тоже скоро. Потихоньку…

И Саша начал читать утренние молитвы. По окончании мы как раз догнали небольшую группу, у одного из паломников на рюкзаке была прикреплена колонка, из которой текло на весь лес очень приятное исполнение акафиста Николаю Чудотворцу нараспев. Мы решили их не обгонять, тем более, что шли они почти таким же темпом. Я тихонечко подпевал под нос, чтобы не просто слушать, а поучаствовать. Так мы шли полчаса, акафист закончился, мы слегка ускорились.
- Саша, не ход, а сплошные подарки: на второй день за нас уже и акафист читают. «Вы за нас еще и петь будете?» - переиначил я мультик «Вовка в тридевятом царстве».
- А помнишь про стручки? – смеялся Саша. - «Стручки... Где?.. Съел?!» - «Я? Я не один. Мы вдвоем.» - «С кем?» - «С тобой.» - «Как?» - «А так. Ты два стручка принес? Два. Как раз для нас двоих. Ты не думай. Я тебя не обделил. Сам я маленький стручок съел. А за тебя - второй, побольше. Правда, вкусный?» - «М-м-м... Все верно. Все сходится. Только одно непонятно. Почему мне есть хочется?» Ахаха!

Выросли, а мультики любим. И это хорошо.

В Стрелковы пришли в 5:20. Судя по движению паломников, минут через десять икона должна была уже выходить. Мы прошли к своему обычному месту привала направо к дому Натальи и Олега. Возле входа на участок под огромным металлическим навесом на вместительном столе Наталия кипятила в двух чайниках воду для паломников, я присоединился к очереди, впереди меня было человек десять. Желающим хозяйка из огромного армейского термоса накладывала гречневую кашу с морковкой. Молодой парень передо мной, не теряя времени, стоя ел вкуснейшую кашу, а потом попросил положить в ту же тарелку для друга. Кофе, чай, сахар, нарезанные рулеты, печенье – можно было брать со стола всё, что хочется.

Я снял рюкзак, приставил к огромному колесу «Паджеро».
- Пожалуйста, не надо к машине ничего прислонять, - обратился ко мне Олег.
- Прошу прощения, я только к колесу.
- Пожалуйста, нет. А если все будут класть рюкзаки? Вон туда, к столбу – без проблем.
- Хорошо.

Да, я вспомнил, как в прошлом году в Пашичах крестоходцы возле входа на участок, рядом с которым мы отдыхали, сложили за час целый курган из мусора. А началось, вероятно, с того, что кто-то не убрал за собой пакет, к нему добавили второй, потом третий….

Я набрал кипяток в термос, отнес рюкзак к своим.
- Сашечко, давай подвинем пленку. Хочу, чтобы солнышко сушило спину.
- Да? – Альфредыч привстал. – А я думал, что лучше в тенёчек.
- Прохладно еще.
- По прогнозу Яндекса днем небольшой дождь.
- Всё-таки дождь… А Gismeteo не обещал… А тучки такие, да…
- Думаю, надо сапоги надеть перед этим переходом. Обувь поменять для того, чтобы мозоли в одном месте не натирались.
- А я попробую в кроссовках пройти. Надеюсь, что за вчерашний день подсохло. Сапоги я уже использовал, сходил в туалет по мокрой траве. Для самоуспокоения, чтобы не переживать, что зря их тащил.
- Точно! – улыбался Альфредыч.

Осознав, что организм хочет кушать, я вернулся за кашей. Встали в три, а уже почти шесть, пора завтракать.

Я дремал. Прибежала Наташа Плесовская, поприветствовала нас, я приоткрыл глаза, помахал в ответ. Саша Барбир спал. Дал же Господь человеку возможность мирного сна в любое время…

Пришёл Павел. Тяжело снял рюкзак.
- Петрович, можно на твоём замечательном стульчике посидеть?
- Можно. Но недолго. Скоро семь, нам пора собираться. Пойду кипяток наберу. На поле чай попить.

Основная суета закончилась. Хозяева дома Наталья и Олег отдыхали в крытой беседке неподалёку со своим знакомым крестоходцем. Я наполнил термос, достал кружку с ложкой из бокового кармана рюкзака, сделал себе крепкий и сладкий кофе. «А этот чайник уже совсем устал… Еле включается…»
- Петрович, что у тебя там?
- Кофе, - я протянул ему кружку.
Подошла Наталья, мы поблагодарили ее за очередной теплый приём.

- Так получилось, что мы принимаем всех только из-за паломников, которые отдыхают всегда вон там возле забора. Даже не заходят на участок.
- Да? Интересно!
- У нас были два участка в других деревнях. А покойный сосед, который жил вот за этим забором, нас убедил купить участок здесь. Мы те продали, купили этот, самый крайний, поэтому тут были кучи всякого мусора. Мы огородили ленточкой свои сорок соток и начали потихоньку выравнивать. Нас, конечно, предупредили, что здесь проходит крестный ход, но мы не представляли, ЧТО ЭТО ТАКОЕ! 4 утра, и я вижу, как эта огромная толпа идёт сюда! Они же привыкли, что здесь ничего нет, один мусор. Все в туалет сюда ходили. Перешагивают через ленточку, идут дальше внутрь. Один прямо по клумбе с недавно посаженными цветами. Я ему: «Мужчина, тут частная территория вообще-то!» - «И что? От вас не убудет!..» Меню всю трясёт. Я трубку беру: «Олег! Ты где?? Я тут одна!! Ты не представляешь, что тут творится! Мы этот участок немедленно продаём!!!» А он спокойно у соседа в гостях сидит с вечера.
- Ахахха!
- И тут подходит группа из пяти паломников. Один из них спрашивает: «Можно мы тут возле ленточки расположимся» Я махнула рукой: «Теперь-то что уж…» Он спрашивает: «А у вас участок освящён?» - «Нет…» - «Давайте мы его освятим?» - «Ну… Давайте…» И они с молитвами, со святой водой прошли по периметру, подходят ко мне, он осеняет крестом меня, кропит водой. …И у меня всё, как рукой снимает! Меня накрывает таки-им спокойствием!.. Олег приходит, а я ему: «Мы всех паломников будем принимать каждый год!» - «Да ты же продавать хотела полчаса назад?» - «Нет, мы будем теперь всех принимать!»
- Ахахаха!
- Потихоньку строились. Квартира есть в Кирове, но мы в ней редко останавливаемся, только когда в Москву летим, например. У детей свои квартиры и машины. Приезжают сюда в гости. Внук ходит утром с блюдечком, клубнику складывает, в курятник идёт, яйца у курочек собирает.
- А кто всё проектировал?
- Я сама.
- Образование архитектурное?
- Нет, хобби. Сама всё считала. Только Олег зачем-то пластиком дом внизу обил, я была против. Не люблю пластик. Я потом всё равно его уберу. А я хотела еще грядки сделать, но он не разрешил. Ни в какую. «Хватит тебе»
- Ну это нормально: Вы против пластика, муж против грядок. Высокие отношения.
- Ахаха, да!
- А грушу кто колотит? - кивнули мы на огромный мешок, подвешенный за каркас навеса.
- Сын, когда приезжает. И Олег, конечно.
- Боксёр?
- Нет, для себя.
- Выздоровел?
- Да. Слава Богу. Люди, когда узнали, что у него четвертая стадия, сразу сказали: «Будем молиться».
- Да. Слава Богу! Спасибо за всё!
- С Богом!

На часах было 7:00. Мы были в числе сильно отстающих, но зато весь путь прошли почти без остановок. А вот первые явно стояли по несколько минут в тех местах, где глинистая дорога после воскресного ливня не высохла из-за тени густого леса. Сапоги мне так и не понадобилось надевать, шёл аккуратно, и, тем не менее, чуть впереди двух Александров. Переход до совсем заросшего начала поля занял опять час двадцать.
- Альфредыч, может, не будем останавливаться? Не такой уж и долгий переход получился. Отдыхали на предыдущем привале прилично. Давай пойдём сразу до Загарья? Икона, похоже, только встала.
- Без привала? Хм… Ни разу так не ходил.
- А я ходил. Нормально. Не спеша.
- Хорошо, Петрович, давай….

Мы взобрались на вершину холма, икона действительно только что вышла, не более пяти минут как. Народ поднимался, надевал рюкзаки, вклинивался перед нами, замедляя наш темп ходьбы. Метров двести мы едва шли. Пройдя изгиб дороги, увидели икону и хоругви метрах в четырехстах впереди. Шаг ускорился. Я поглядывал на небо: «То ли будет дождь, то ли нет… Непонятно…» Вышли к деревне Рублёнки на асфальт.

- Как самочувствие, Петрович?

В ответ молча показал Альфредычу два больших пальца вверх.
- А ты как?
- Нормально. А как в Стрелковых хозяина зовут? Я забыл.
- Олег. И Наталья. Я тоже не знал, как ее зовут, нашел через Яндекс их магазин одежды в ТЦ «Европейский», посмотрел, кто хозяин. Оказалась Наталья.
- Вот ты мудрец!
- Надо же в молитвах их поминать. Поминал Наталью со сродниками. Теперь и второе имя известно. А после Стрелковых деревушка, где на столике чашки с водой раздавали, помнишь? Хозяйку Юля зовут. В прошлом году травяным чаем поила всех, кто-то спросил ее имя…

В этом году поздно вышли из Стрелковых, чай закончился, видимо.

В Загарье пришли в 10:00.
- Ровно три часа! – объявил Альфредыч. – Да, впервые я так шёл.

На подъёме к храму стояли старые знакомцы в подрясниках, держа в руках ящики для пожертвований.
- Саша, видишь этих граждан? Это те самые мошенники, которые в прошлом году в Медянах мне повстречались. Я уже одной такой сказал, что собирать пожертвования можно только с письменного благословения правящего архиерея Вятской епархии. «Да?» - «Да» И пошла дальше собирать. Я понимаю, когда в Медянах девочки собирают для тамошнего храма. И вон слева две женщины для восстановления местной церкви. Это нормально. А вот эти вот все…

Альфредыч увидел своего знакомого на травке возле забора, отошёл к нему поздороваться, мы с Сашей прошли вперёд, остановились метров через пятьдесят и обнаружили, что Альфредыча позади нет.
- А где он? И там его не видно…

Мы вертели головами, высматривая окрестности вокруг, но безрезультатно.
- Вась, надо его набрать… - Саша достал телефон. – Алё! Ты где?.. А зачем ты направо пошёл? Мы же никогда туда не ходили?.. Посмотри направо. Направо! Вот, машем тебе!.. Идёт… Зачем туда пошёл?.. Непонятно… Теперь надо отца Александра найти.
- Село небольшое, как он сам сказал. Найдём.
- Надо помолиться. Святителю отче Николае! Моли Бога о нас! Помоги нам! О! Вон машина!

Стоило только Сашечке попросить, как он разглядел в переулке прицеп и машину. Кипяток, получается, я зря тащил со Стрелковых. Но кто ж знал, что так всё сложится. Да и картошку, которую взяли у Виктора, тоже зря нёс, потому что матушка приготовила нам прекрасный обед.

Я подошёл к батюшке под благословение, а он обнял меня крепко. Так потом нас и благословлял при встрече: раскидывал руки широко крестом и обнимал.

Пообедали вместе с Ксенией и Любой, Саша расстелил пленку, край которой оказался почти под задним бампером соседнего припаркованного внедорожника.
- А вы случайно не видели в доме, где мы ночевали, маленький чёрный спальный мешок? – спросила нас Люба.
- Нет. В комнате мы не особо смотрели, мы же на кухне спали. О, Серёга, оказывается мне в 3:20 в вотсапе написал, чтобы я посмотрел маленький чёрный спальник, а я даже и не думал в такое время вотсап проверять. Только сейчас обнаружил сообщение.
- Совсем маленький, двести грамм…
- А, такой забыть немудрено. Надо ж большой брать, на полрюкзака. С сигнализацией, чтобы потерялся.

Через десять минут спальник нашёлся среди прочих её вещей.

Мы легли поспать, подремать, предварительно развесив на заборе влажную одежду.
- В двенадцать дождь по прогнозу. Не даст нам разлёживаться, - предупредил Альфредыч.

Так и случилось, пришлось вставать, складывать вещи, закрывать рюкзак пленкой. Дождь был чисто символическим, чтобы напомнить, каково было в прошлые годы. К столу подошли три новых паломника, один из них оказался знаком и мне, и Альфредычу - директор «Цемент-Коми» Сергей Коновалов. С ним был друг и женщина-паломница. Видно, что ход даётся им тяжело, шли они в первый раз.
- Александр Альфредович, нас благословил отец Николай к вам присоединиться.
- Отец Николай? Размыслов что ли? Интересно. Петрович, что скажешь?
- Мне ничего неизвестно, - я пожал плечами. - Надо потом спросить его.
- Ну, благословил - значит, будем что-то думать по поводу ночлега в Монастырском.

Пришёл и Павел с опозданием от нас часа на два с половиной, когда ход уже полчаса, как пошёл дальше.
- Ну, Петрович! Ты что-то в последнее время стал совсем какой-то мерзавец. Оставил меня… - то ли шутил он, то ли всерьёз говорил. Как обычно, в каждой шутке есть только доля шутки…
- Да я и в предпоследние времена был не очень. А в последнее-то время, раз уж оно совсем последнее, раз уже конец времён, то и я уж совсем ни в какие ворота. Кошмар. Только держись.

Навестил нас и Володя «Борода» Канев, обнялся со всеми братьями, я как раз сидел на стульчике.
- Христос воскресе!
- Воистину воскресе!
- И это правда!
Он тепло трижды расцеловал меня, не торопясь.
- Вот какой у тебя брат любвеобильный, ахаха! – удивлялся он сам себе.

Да, Псалтирь – непревзойдённый инструмент молитвы для увеличения любви во Вселенной…

- Альфредыч, горелку с баллонами брать, как считаешь?
- Думаю, нет.
- Ладно, только термос. Хватит нам один раз чай попить?
- Хватит. Воду можно сейчас не брать, на следующем привале машина должна стоять на входе в деревню.
- Хорошо. Отец Александр, а плиткой Вашей можно воспользоваться, чтобы воду из термоса подогреть?
- Портативная не очень. Там за машиной побольше есть, на которой готовили. Сейчас включу.


Надувное кресло-кровать отца Александра. Не очень удобное, по словам батюшки (так и есть). А кое-кто подумал, что я взял с собой в Великорецкий кровать ;)

Вышли в 13:00 с таким расчётом, чтобы в потом Пашичах расположиться где-нибудь на освобождающихся после выхода колонны местах. Стоянка ростовских в Загарье была уже пуста. Один Влад собирался на выход. Пожав нам всем руки, он догнал своих знакомых и присоединился к ним, а мы сразу принялись за чтение акафиста. Пришла очередная сизая туча, но ее край висел чуть в стороне, не мешая нашей молитве. И только когда мы подобрались к двенадцатой кафизме, начал накрапывать дождик. Альфредыч убрал книжечку в боковой карман штанов. Дочитывали наизусть. Я достал плёнку (вернее, Саша вынул ее из-под каркаса моего рюкзака), а братья раскрыли свои зонтики. Саша Барбир убедил Альфредыча перед выездом из Сыктывкара, что большой зонтик – наилучший выход в крестном ходу: всё закрывает (и самого человека, и рюкзак), и не душно, как в пленке. Главное - побольше спиц, чтобы ветер не выгибал его. У Сашиного было двадцать четыре, а Альфредыч взял со стандартными восемью – из тех, что были в наличии.

…

- Петрович, можешь мне сверху пластырь наклеить? - Альфредыч снял носки и, сидя на коврике, рассматривал небольшую натёртость на среднем пальце ноги правой ноги.
- Если просто сверху, то может отклеиться. Мы сделаем всё красиво. Обмотаем полностью.
- Ну, тебе видней… И на второй то же самое…

Это фотография пальчика девочки Кати из детского клуба «Покров»)) но у Альфредыча было похоже)

- О, какие куколки получились!.. А я сапоги всё же надену теперь. Дальше грязь. Да и кроссовки намокли вместе с носками от того, что прошёлся по мокрой траве на обочине. Только вот… когда же я начну… дружить со своей головой, - копался я в рюкзаке, по второму кругу изучая пакеты со сменной одеждой. – Восемнадцатый раз иду, а пакет с запасными носками зачем-то положил в мешок, который сейчас в машине отца Александра… и самодельные бахилы, приготовленные для дождя, тоже выложил… лошара…
- Васечка, у меня есть носки, я тебе дам, - успокоил меня Саша Барбир, раскрывая рюкзак. – Только они тёплые.
- Да мне толстые и нужны. Чтобы не натирался верх пальцев, как у Альфредыча.
- Ха! Я вот тоже двадцатый раз иду, а носков-то - одна пара! Остальные тоже выложил!
- Ну мы дали… понадеялись на прогноз. Кофе будете? С немолоком?
- Конечно! Наливай. Я сейчас достану энергетические батончики, - Саша копался в сумке с продуктами.

Я надел сухие носки, а во влажные положил скомканные газеты, чтобы быстрее высохли. Поверх штанов и сапог обернул разорванный надвое по шву мусорный пакет и закрепил скотчем.
- Мд-а… не то… тонковата пленка. Ненадёжно… а вот эта тучка не даст нам нормально посидеть. Надо собирать вещи. Накроем их моей пленкой, - я снял сушившуюся пленку с забора.
- Накрывай и становись рядом со мной, - Альфредыч расправил зонт, а потом обратился к паломнику, накрывшему себя накидкой. – Мужчина! Вы под крышу встаньте. Видите, там дождь не достаёт.

Вышли, когда дождь закончился. Пробок возле грязи уже не было, мы без остановок прошли до Кленового. Один раз, правда, пришлось остановиться, когда Альфредыч зацепился за ветки березы, как крюком, деревянной ручкой зонта, воткнутого сверху в свёрнутую «пенку».
- Ты так дерево с корнями вырвешь!
- Да запросто!

В деревне люди уже вставали с привала. Певчие в зеленых платках освободили место, и мы расположились возле запертой на замок калитки старого дома. И опять пришла туча, опять Альфредыч держал надо мною зонт. Солнце светило, а дождик мерно капал, не желая прекращаться. Я выглядывал из-под зонта и смотрел на небо прямо над собой.
- Вот откуда он сыпется? Тучи-то уже нет, совершенно прозрачный ее край. Еле движется…

После привала к нам присоединился Слава Зыков, какое-то время шли все вместе. Я, как обычно, читал про себя «Богородице Дево, радуйся», потом попели Иисусову молитву с группой паломников, несущих копию Годеновского креста. При её приближении все расходились в стороны, поэтому мужчины быстро ушли вперед, а мы минут пять постояли в пробке перед навалом из бревен.
- Альфредыч, обойдём там по низу?
- Не. Неизвестно, как там. Постоим. Торопиться некуда.
- Постоим, - согласился я, наблюдая, как цепочка людей обходит нашу пробку без остановки.

Когда-то я там тоже ходил, но не стал переубеждать Альфредыча. Слушаем Божью волю, который он доносит через братьев. А пока почитаем молитву ангелу-хранителю без перерыва. В руках Саши Барбира постоянно двигались чётки. Альфредыч тоже был сосредоточен. Лишних разговоров не было. Как говорится: «Тихий мужчина – думающий мужчина. Тихая женщина уже что-то придумала».

…
После внушительной лужи, которую мы обходили слева через кусты, народ толпился, осторожно переставляя ноги по скользкой глине. Молодой паломник чуть впереди нас поскользнулся на колее и упал. Ему помогли подняться, он сделал шаг и опять упал.

- А вы не знаете, сколько еще до привала? - обратился ко мне подросток, шедший рядом.
- Ещё час примерно.
- Час? – он немного расстроился.

Я его слегка обманул. Шли мы минут сорок до остановки перед «железкой». На привале слева стояла икона, мы подошли приложиться.
- Руками не трогать! – предупреждал один из дежурных, пожилой казак.

Я поцеловал край чудотворного образа, дед улыбнулся:
– Вот, правильно человек прикладывается!
Я ему тоже улыбнулся.

Прошли в самый конец привала, чуть поднялись наверх, чтобы солнышко нас грело последними лучами перед заходом.
- Пока солнце есть, вроде жарко. Как зайдет – сразу как-то холодно, - заметил Альфредыч. – Ну что, возле этой сосны?
- Да, нормально. Надо всё побрызгать вокруг плёнки… Короче, если брать кому-нибудь еще один такой же термос, то горелку можно и не брать вообще.
- Тоже вариант…

Я открыл вотсап.
- Матушка Ольга умерла. В 16:21 отец Николай написал.
- Ох! – вздохнул Саша и перекрестился. – Упокой, Господи, душу новопреставленной Ольги! Царство Небесное, вечный покой! Царство Небесное, вечный покой! Царство Небесное, вечный покой!
- С 15 февраля в коме была… С отцом Стахием не так давно разговаривали, он рассказал всё подробно...
- Да, долго… Как он теперь?..
- Тяжело. Любил ее очень.

Мы пополдничали и прилегли на коврики. Под голову я положил свою кожаную сумочку. Через минуту решил поправить её, приподнялся и увидел ползущую по ней маленькую чёрно-рыжую букашку и щелчком скинул ее в траву.
- Ах ты ж!.. Может тебе еще и ключ от квартиры, где деньги лежат?
- Кто там?
- Да клещ! Еще бы несколько секунд… Единственный необработанный «рефтамидом» предмет - сумка. А отца Стахия клещ в голову укусил именно 4 июня 2009-м. И вот Оля умерла 4 июня примерно в то же самое время... Кстати, Саш, помнишь, я тебе сон рассказывал про покойную матушку Эмилию?
- Да! И что?
- Мы же с ней разговаривали, когда шли в крестном ходу. И вот сейчас мы идём в крестном ходу, и матушка как бы пришла за своей невесткой, получается…
- Точно!..

Сон в ночь на 14 января 2025. Года. Дорога из Сыктывкара на Усть-Вымь, к резиденции святителя Стефана Пермского. Зима. Темно. Я стою перекрестке в ожидании Саши и Володи. Машины едут без фар, одна, вторая, я им кричу, машу руками. Останавливаются. «Какие-то претензии?» - «Что ж вы без фар едете? Не видно же ничего. Включите фары.»

Жду возле какого-то перекрестка, что подъедут Саша Барбир с Володей Растворовым, и мы вместе поедем дальше куда-то в паломничество. Пока ждал, подошла довольно большая толпа, стоят на обочине человек двадцать-тридцать, и они ждут крестный ход.

Думаю, надо пройти с ними, а потом сяду в машину, когда наши подъедут. Смотрю - среди ожидающих матушка Эмилия покойная (у отца Николая жена). И когда подхожу к ней, у нее темнеет кожа, становится землистого цвета, я осознаю, что она умерла, это проявляется при приближении к ней. Меня охватывает ужас, и я не могу подойти ближе метра. Думаю: «Как же она пойдет? Тут и знакомые ее идут. Сейчас же все увидят, что она мертвая!» Но никто не обращает внимания, кто-то даже заговаривает с ней, все идут крестным ходом. Я в итоге иду рядом с матушкой, страха больше нет, и она говорит:
- Всё нормально, поговорим. Когда всё начнётся, ты будешь говорить: «Эти, условно говоря, восемьдесят два - налево. А эти шестьдесят пять – направо»
- А как-то им это нужно объяснять?
- Ничего никому не нужно объяснять. Просто говорить, кому налево, а кому направо.
- Матушка, а как Вы мытарства проходили? – спрашиваю ее, когда мы идём уже вдвоём, а никого больше нет. Будто какая-то улица посреди леса. Справа дом, а слева – ели. Темно уже вокруг.
- А подходили ко мне демоны близко и припоминали: вот таких у тебя грехов сто четырнадцать, а таких - восемьдесят семь. И четырнадцать раз ты продавала телефоны и машины, собранные из ворованных запчастей.
- Матушка, а вы же этим не занимались??
- Да, занималась, занималась. Каждый грех мне припоминали. Но меня охранял отряд в двадцать ангелов, с каждой стороны шли по десять строем. Постоянно хотели бесы приблизиться, но ангелы не давали.
- А они не могут победить?
- Нет, не могут. Вот такая охрана у меня была. Так и прошла сорок дней, не могли остановить меня на мытарствах. Слушай, меня тут сверху предупредили, чтобы я лишнего не говорила.

Кто-то невидимый давал ей указания. Я перекрестился и говорю в небеса:
- Господи Иисусе Христе Боже мой, помилуй меня грешного. Не ругай ее, пожалуйста. Я еще ей один вопрос задам? Матушка, а Олег (это средний сын отца Николая) как мытарства прошёл?
- Да точно так же примерно и прошел. Все нормально. А эти бесы и сейчас рядом с нами.

Я оборачиваюсь и метрах в десяти позади вижу, что за мной следом идет негритянка в черном одеянии типа монашеского, в черном платке. Прямо абсолютно черное гладкое фарфоровое лицо, на нем только отблески лунного света. Я её крещу, и она сразу уходит в дверь дома сбоку. Потом я еще оборачиваюсь, она выглядывает, я ещё раз её крещу, и она тут же исчезает за дверью.

Мы приближаемся к какому-то промежуточному финишу, привалу, ночевке какой-то или что-то такое. И вижу некие препятствия из колючей проволоки, через которые я относительно легко и аккуратно пролезаю, раздвигая и приподымая крест-накрест протянутую проволоку. Потом второй заборчик из колючки тоже преодолеваю, пролезаю снизу, поднимая проволоку. А матушка просто насквозь проходит.

Хотел я, помню, и третий вопрос задать, но никак не мог вспомнить, какой. Заходим в помещение по лесенке. Народ располагается для ночлега. Я вижу покойную маму. Думаю, вот она сейчас удивится, что тут матушка Эмилия. Матушка стоит спиной, снимает капюшон… и это уже не матушка, а у друга жена Лена, кума. Которая любила мою маму очень сильно, и мама её. Вот тут уже я удивился. По телевизору идут новости, выступает Лавров: «С завтрашнего дня так: если кто-то воюет против России, поставляет оружие Украине, влезает в наш конфликт, то эту страну мы в три дня сравниваем с землёй» И я думаю: «Но они же не поверят. Мы сколько угрожали и ничего не делали». И Лавров говорит, как бы в ответ: «Теперь будет так!»

Потом вспомнил, что третий вопрос хотел задать про Арсения, покойного мужа соседки Ани, которая поёт на клиросе. Но не успел вспомнить. Значит, и не надо.» У кого-то из старцев прочитал когда-то, что если во сне крест или крестишься, то значит сон от Бога.

Потом выяснилось, что Зина с Галей уехали из Монастырского домой на похороны, потому что Ольга приходилась Зинаиде родной племянницей...

Часть 1
Чаcть 3
Часть 4
Часть 5