Наступил 1995 год. Оторвалась у меня как-то мышца от колена, и попала я в больницу. Некоторые технические подробности намеренно опускаю и перехожу сразу к послеоперационному периоду.
Февраль. В палате пять человек. Четверо после операции.
Я прыгаю на костылях, правая нога целиком в гипсе. Напротив моей две кровати. Одна – молодой Аллы в корсете с рукой на полочке, прозванной Алка-вертолет. Другая – лежачей Зои Николаевны – пожилой неунывающей малярши на пенсии, ожидающей светлого для, когда ее поставят на ноги. Справа от меня у окна кровать моей ровесницы Вали с правой ногой на вытяжке.
Соседка слева – Бэла Ефимовна (именно Бэла, собственными глазами читала ее паспорт) пятидесяти шести лет – легла на месяц для очередной ежегодной профилактики.
Компашка подобралась комфортная. Жить нам было весело особенно после того, как мой Глеб принес к нам в палату маленький телевизор, наушники и транзисторный радиоприемник, примотанный изоляционной лентой сбоку к источнику питания с переключаемым постоянным напряжением от 0 до 9 Вольт. Образца 1958 года, он вдвое превышал по размеру и впятеро по массе сам приемник.
Приемничек с наушниками Бэла Ефимовна узурпировала сразу. Он тогда не еще знал, что жить ему оставалось полчаса. На блоке питания нескромно возвышалась солидная ручка регулятора выходного напряжения. Собственно в незамысловатой сборке она привлекала больше всего внимания. К тому же была она красной на черном фоне. Именно ее повернула вправо до упора Бэла Ефимовна, когда демонстративно решила прибавить громкость во время приятной беседы на сон грядущий, в которой лично она принимать участия не собиралась.
Клянусь, я видела, как мой бедный старый друг испустил дух. Вместо полутора Вольт его накормили девятью. Дух вышел черным ядовитым дымком. В это же момент Бэла Ефимовна болезненно поморщилась и сорвала с себя наушники. Наверное, ей не понравился предсмертный крик, испущенный перегоравшей электроникой.
– Не работает! – с досадой возвестила она и брезгливо отодвинула от себя СМИ, прослужившее мне верой и правдой четырнадцать лет. Я только развела руками.
Но у нас оставался еще помещенный на холодильник телевизор. Правда, обладание им было всего лишь иллюзией, поскольку пульт дистанционного управления перекочевал к Бэле Ефимовне вместе с приемником. Мы с Алкой-вертолетом просто не успевали соревноваться с шустрой Бэлой Ефимовной, с интересом изучавшей функции пульта. Только приляжешь после долгой (три метра!) прогулки к телевизору, где, едва сохраняя равновесие и удерживая под мышками костыли, стоишь, подпираемая сзади Алкой, и, манипулируя кнопками на панели, пытаешься настроиться на каналы, как пульт в шаловливых ручках моей соседки делает чудеса. На экране опять война микробов, и поисковая система начинает свой несуетливый проход по эфиру.
На третий день мы всей палатой до самого отбоя убеждали Бэлу Ефимовну проявить акт доброй воли и вернуть пульт. Не получилось. Ночью отважная Алла выкрала пульт из-под подушки мирно похрапывающей Бэлы. И с тех пор мы по очереди охраняли пульт.
Отстроили мы телевизор, и потекла размеренная спокойная жизнь. Мы были в теме. Мы были в курсе практически всех мировых событий. Мы приобщались к искусству. У нас даже в какое-то время произошло единение душ. Но однажды… Я понимаю, о вкусах не спорят. Однажды на экране высветилось «В бой идут одни старики» (я вообще люблю «старые русские черно-белые фильмы», а этот готова смотреть столько раз, сколько его будут показывать, и даже купила себе DVD с этим фильмом). Мы начали устраиваться поудобнее, приготовили носовые платки, и, конечно, потеряли бдительность. В момент, когда Быков начал знакомиться с новобранцами, Бэла Ефимовна изрекла:
– Да ну его! Надоело. Давайте лучше смотреть «Играй, гармонь»! – и элегантным движением руки опять сбила все настройки.
Февраль был на редкость холодным. Как-то днем, задумчиво глядя в заиндевевшее, даже заледеневшее окно над Валентиной, Бэла Ефимовна заявила:
– Кошмар! Женщины, все посмотрите на окно! Какую толстую корку наморозило! А если она вдруг оторвется и упадет?!! Она же может убить, если кто-то будет проходить под окнами!
Я поперхнулась апельсином:
– Как убить? Кого??? Бэла Ефимовна, побойтесь Бога. Это же конденсат! Вы правы, он на наружном стекле. НО ВНУТРИ!!! Этот лед у нас, в комнате! Между рамами! На наружном стекле, но внутри!
– Господи! Да вы сами подумайте… своей головой… как он может быть в комнате! Это же лед! Он же растает. У нас же жарко!!! – парировала Бэла Ефимовна.
Я изумилась. Даже села на кровати.
– Суть явления конденсации, Бэла Ефимовна, заключается в том, что водяной пар, содержащийся в воздухе, при соприкосновении с более холодной поверхностью оседает на ней в виде мелких капель воды, которые называются конденсат. Самые холодные поверхности в комнате обычно – оконные стекла. Значит, конденсат оседает на них. А когда за окном мороз, конденсат на поверхности стекла может превратиться даже в тонкую пленку льда. Другие капельки будут оседать на нее и тоже замерзать. И получается наледь, или, как вы говорите, «корка»! Вот так-то!
Зря я сказала это «вот так-то». Бэла Ефимовна тоже села.
– Вы вообще сейчас сами-то понимали, что вы говорили??? Конденсат! Еще слово-то какое выискала!.. Конденсат! Окна внутри теплые!!! Они ж в комнате! А там за окном – корка!!! Она на улице!!! Там мороз!!! Мороз!!! Понимаете? ТАМ МОРОЗ!!! Там и корка. А здесь ее не может быть. Здесь бы она растаяла! Понимаете?? Думайте, вообще-то своей головой! А я уж, слава Богу, пожила… И знаю!!! Что к чему!!!
У меня доводов не осталось. Я сползла с кровати. Наделась на костыли и сделала шаг, шириной с тумбочку к кровати Валентины, стоявшей вдоль окна. Аккуратно сложила мои замечательные легкие американские костыли-трансформеры и передала их Вале со словами:
– Если со мной что-нибудь случится, завещаю их тебе…
Если бы Вале было бы, где развернуться, она прижала бы их к груди – так много благодарности излучили ее глаза.
Цепляясь за тросы-гирьки-блоки конструкции, которые помогали обломкам Валиной малой берцовой кости встать на место, я начала взбираться на кровать. Сзади здоровой рукой меня подпихивала Алка-вертолет. Она же оказала мне неоценимую помощь, когда я, стоя на здоровом колене, пыталась втянуть на кровать мою другую ногу, целиком заключенную в гипс и потому несгибаемую. Она же помогала мне поставить ее вертикально, когда я, подтягиваясь за оконную ручку-скобку, пыталась встать. Встала. Шаткая кровать районной больницы! В любой момент я могла сломать Валентинин вытяжной каркас и упасть на нее сверху. Но Бог уберег.
Я попыталась открыть окно. Оконные щели, петли и шпингалеты оказались местами замазанными многолетними наслоениями краски. Меня это не остановило. Откуда только силы взялись? Я вырвала шпингалеты из их гнезд. Я так долго рвала на себя оконную ручку, что она начала «отклеиваться» от рамы. Но оконные петли и щели сдались чуть раньше. Окно неожиданно распахнулось, и с оторвавшейся таки ручкой, я откинулась назад. Если бы меня не поймала Алка, я бы рухнула на свою кровать. А, может быть и дальше, на кровать Бэлы Ефимовны.
Поймав равновесие и переведя дух, я приступила к реализации второй части моего плана. Отбросив ненужную мне теперь ручку, я сначала ногтями поскребла наледь на стекле, потом повернулась к Бэле Ефимовне:
– Вы видите??? Вы видите, ЭТО ВНУТРИ???!!!
Бэла Ефимовна безразлично зевнула, пожала плечами и прилегла со словами:
– Ну, тогда я не знаю!