эта комната гулом врезается в нервы — нас тут трое, и каждый заряжен по полной. первый очередь занял убийца, наверно, его цель — это выстрел в голову. он любитель свинца, хоррор-фильмов Хичкока, в прошлом — юный художник, сейчас же — преступник. по зрачкам его беглым скребётся тревога, окропляя их цвет в грязно-мутный — он боится, и холод обвил его пальцы, комом в горле застрял, изжевал по кусочкам, выбор метко пробил столь же вечный панцирь:
«убивать или сделать свободным?»

«...я не бог, не вершитель судьбы сей проклятой,
разве в праве сдирать жизнь с холста человека?
но, с другой стороны, раз в руках рукоятка,
значит волен стрелять пистолетом...»

его пальцы дрожат, кожа светится бледным,
время давит, как ноша — он сделает выбор.
а пока мы рассмотрим объект его — жертву —
это я, и исход мой рассчитан.

и хоть так, всё ж надеждой мой вскормлен рассудок: не нажмёт он курок, передумает вовсе. я прикован к трубе, я прилип к ней, как сгусток, в кровь и в мясо изгрызаны дёсны. остаётся дождаться — мучительно больно, сердце взрывами корчится. краски металла огибают сетчатку кромешной юдолью. ну! скорее же вскрой эту рану, чтоб не чувствовать больше терновых страданий.

мы вдвоём находились здесь несколько суток, а сегодня о н а пришла — дремлющий странник — продавила насквозь нескончаемо лютым
смехом мрачных кладбищ — лишь оставила дыры. вся обвешена-сшита костями животных. перед ней моя кровь беспощадно же стынет, она когтем по телу скребёт, и
остаются следы: гематомы, ушибы — под нутром. дышит жутко, как вихрь голодный. забирать всех распятых, кто встретил погибель
— омрачённая страхом работа.

здесь нас трое, и каждый забит до предела.
один шаг — резонанс пустит импульс, как искру
по фитилю — и взрывы к чертям всё измелют.

сдвиг курка.
напряжение.
выстрел.