Оценивая изменения норм русского языка, единодушие демонстрируют даже те участники общественных дискуссий, которым отродясь не удавалось прийти к согласию ни по одному вопросу. Приказом № 195 министерства образования и науки, вступившим в силу 1 сентября, примерно в одинаковой мере недовольны и либералы, и националисты, и государственники.

Даже верноподданническая и неизменно лояльная по отношению ко всем инициативам центральной власти программа «Вести» в репортаже, посвящённом этой теме, осмеливается деликатно намекнуть: совершено посягательство на святое.

Понять эту реакцию можно: ставшие по новым правилам нормативными словосочетания вроде «вкусное кофе» или «заключать договора» в самом деле режут слух. А жуткий неологизм «брачащиеся» (заменивший другого лексического уродца — «брачующиеся») вызывает примерно те же чувства, что звук алюминиевой вилки, царапающей ценный веджвудский фарфор. Отрицать всё это не приходится. Равно как и то, что именно таким образом изъясняются сегодня десятки миллионов наших соотечественников, с полным на то основанием считающих русский язык родным.

Конечно, признать за этой толпой «неучей» право говорить так, как они привыкли, и безнаказанно без оглядки на школу и суровый словарь Ожегова транслировать свой прононс дальше — детям и внукам, очень сложно. Особенно тяжело это сделать людям, десятки лет героически державшим оборону от «кофе» среднего рода и сделавшим эту беззаветную борьбу частью своей культурной и социальной идентичности. И всё же рано или поздно всем нам придётся покориться неизбежному: попытки противостоять процессам, происходящим в живом языке, более всего похожи на стремление руками сдерживать весенний паводок. Язык меняется, и никто — в том числе Минобразования — не властен над этим обстоятельством.

Вероятно, в нашей конкретной ситуации дело осложняется помимо прочего расплывчатостью самого понятия «нормы». В силу давних культурных традиций слово это в России вызывает довольно мрачные коннотации: нормы насаждают, за их неукоснительным исполнением следят, а ещё бывают такие неприятные вещи, как «норма выработки» или норма, описанная в одноимённом произведении Владимира Сорокина. Трудно отделаться от впечатления, что не сегодня-завтра за привычные и ещё недавно единственно правильные «вкусный кофе» или «заключённые договоры» нас станут штрафовать, притеснять и наказывать — что поделаешь, не норматив. А там и до жуткого принудительного оруэлловского новояза недалеко…

Разумеется, в данном случае понятие «норма» имеет гораздо более щадящий смысл: оно всего лишь означает, что так — «вкусное кофе», а также «йогурт» с ударением на последний слог и «договор» с ударением на первый — теперь тоже можно. Языковые нормы (в отличие от многих других) ничего не предписывают — они просто фиксируют некую объективную реальность, не более того. В наше время нижний слой языка (приметой которого долгое время оставались эти и другие узаконенные нынче обороты) неудержимо распространяется вверх по социальному древу, и не замечать этого — значит страдать солипсизмом в тяжёлой форме.

И именно это обстоятельство — уравнивание разных языковых уровней в правах, а вовсе не сами неблагозвучные, на взгляд многих, выражения больше всего пугают и раздражают борцов за чистоту русского языка вне зависимости от их политических убеждений. Их можно понять — подобного рода нововведения лишают их права претендовать на культурную и социальную гегемонию.

Очень схожая история произошла в Греции, где в 1976 году архаичный и сложный язык элиты кафаревуса был в одночасье заменён упрощённой разговорной демотикой — или, как говорят сами греки, димотики. Греческие интеллектуалы, долгие годы отстаивавшие чистоту кафаревусы (каковой термин, собственно говоря, и означает «чистый»), были в ярости — для них способность говорить и читать на этом красивом книжном языке была знаком принадлежности к элите, обозначая не только культурное, но и зачастую классовое превосходство над носителями простецкой димотики. И, разумеется, победа димотики означала помимо прочего утрату носителями кафаревусы господствующего положения в обществе.

Похоже, что те же или очень сходные мотивы двигают российскими сторонниками непоколебимой мужественности чёрного кофе. Сегодня для очень многих информация о том, «звонИт» у человека телефон или, напротив, «звОнит», является релевантной: в ней имплицитно зашиты сведения о географическом и социальном происхождении злополучного звонильщика (в столицах «звОнят» реже, чем в провинции), об уровне его образования, а нередко и дохода. Разделение различных форм произношения на «правильные» и «неправильные» создаёт не только благодатную почву для интеллектуальского снобизма, но и фактически узаконивает социальный барьер между теми, кто говорит с ошибками, и теми, для кого нормативные варианты являются привычными и единственно возможными. И законодательно оформленное устранение этого барьера не может не оказаться травматичным для привилегированной части общества — в самом деле, на их исконное право считать себя элитой и свысока поглядывать на чернь совершено грубое посягательство.

Коротко говоря, все те, кого глубоко шокировал приказ № 195, беспокоятся не вовсе понапрасну. Основания для беспокойства есть — правда, лежат они далеко за пределами области лингвистики, да, пожалуй, и культуры в целом. Бояться за свои права и привилегии нормально — но так же нормально с достоинством принимать неотвратимое. Не надо быть знатоком Священного писания, чтобы знать: слова вовсе не так просты, как кажется. Они обладают вполне реальной материальной силой, а по некоторым данным, и вовсе являются эманацией божественного начала. Именно поэтому так смешно и нелепо выглядят все попытки удержать их под контролем при помощи формальных запретов и публичных протестов. Дух, знаете ли, веет где хочет. И нынче он определённо склоняется в пользу любителей йогУрта.
источник: chaskor.ru