Взято отсюда irinapalm.livejournal.com/109406.html

Пелагея и Инна Желанная в нашей стране, к сожалению, считаются элитарной музыкой. Для избранных. А ещё именно они - представители российской эстрады (музыки) на Западе – там они любимее, там их будто даже лучше понимают. А Ваенга - явление для внутреннего рынка, для наших масс, если пафоснее  – для народа, как была Пугачева, только в отличие от последней Ваенга талантливая. Так сказала одна из приятельниц, случайно встреченная на концерте: тот же «колхоз напрасный труд», только близка к гениальности. Возразить было нечего.

 29 апреля в Театр эстрады пожаловала Пугачева: с палочкой – якобы нога болит, но на высоченных каблуках, вошла в зал, когда погасили свет, на неё никто особо не обратил внимания, отсидела все три часа, зашла в гримёрку, сказала Ваенге, что она великая певица и что их судьбы похожи, так ей видится, вышла через служебный вход, к ней подскочила её постоянная пятерка фанаток, которая отслеживает все её похождения, за автографами, она села в машину и отъехала. Разыграла передачу эстафетной палочки, как в своё время её якобы благословила Шульженко? А Ваенге лестно услышать такие слова от самой Пугачевой. С чем связан трепет? Что за чинопочитание? В чем она авторитетна? Выросла на её песнях? Действительно, знатный деятель тогда Центрального (и единственного на весь СССР)  телевидения Сергей Лапин в годы своего правления мастерски расчистил территорию-сцену: он не любил евреев. А кто тогда пел и был любим публикой? Ободзинский, Мулерман, Кристалинская, Лариса Мондрус, Аида Ведищева, Нина Бродская… Все понятно? Кому суждено было остаться? Льву Лещенко, Клавдии Шульженко (уже пожилой), свеженькой Алле Пугачёвой. Легенду, что ей кто-то не давал петь, выдумывали и запускали в народ её мужчины, в первую очередь режиссёр Стефанович. Опальная певица воспринималась на «ура», буквально как революционерка, оппортунистка, противница строя и олицетворявшей его идеологии. Ни против чего она никогда не бунтовала. Просто на опустевшей территории (таланты-то все разогнаны, их нет на телеэкране, а стало быть, будто и из жизни исчезли. Да так и было: кто уехал за границу, кто умер по болезни, которая в том числе из-за нервных потрясений происходила, кто спился за ненадобностью), так вот в такой пустоте, на фоне ура-патриотических песен Пугачёва казалась воплощением человечности, с близким народу, понятным репертуаром (потом на похожем репертуаре сильно взлетела и полюбилась людям Ирина Аллегрова). Спасибо Лапину, мы остались с Пугачёвой наедине. До тех пор, пока не рухнул Железный занавес, он же Советский Союз с кордоном вокруг себя, ограждавшим нас от «тлетворного влияния Запада». И мы услышали (а избранные слышали это и раньше, если имели возможность слушать голоса из-за кордона или выезжать туда отдышаться), что такие певицы, как наша величайшая из великих поют в каждом американском ресторане, даже круче поют, потому что голоса есть, напор помощнее (нашу Аллу Борисовну всегда комплексы душили, она всегда сильно робела перед толпой, даже чинно сидящей в зрительном зале. Не хватало ей и по молодости лет куража, который сейчас в миле Ваенги сметает всё вокруг). Но у выросших на песнях Пугачёвой (точнее – исполненных Пугачёвой, редко когда удачно, что мы сейчас слышим, если запевают талантливые певицы, не опасающиеся спеть лучше), конечно, к ней пиетет. Сидя на горшке, слушать «Миллион алых роз» было гораздо приятнее, чем «Ленин, партия, ком-со-мол» или «Я, ты, он, она, вместе целая страна!»

 Потом Алла Борисовна приложила немало сил, чтобы вытеснить по примеру Лапина с эстрады всех самых ярких конкуренток. Происходило это просто: как только она чуяла талант, тут же принималась его якобы опекать. Можно перечислить жертв: Жанна Агузарова, Ольга Кормухина, Наталья Медведева (да, она умерла своей смертью, но в «Рождественские встречи» Пугачевой незадолго до конца попала-таки и рассказывала в интервью, что Пугачева предложила ей помогать, только ей пока непонятно зачем, вроде они совсем разные, ей и без Пугачёвой поется. Да ещё как пелось!). А до этого были ещё Катя Суржикова, Людмила Барыкина. Подбиралась и к Земфире Алла Борисовна. Можно сказать, что Пугачёва для всех этих певиц как проверка на вшивость: выдержат такое препятствие – дальше пойдут, а нет, так и ну их. Но ведь от одного её слова зависело, будет телеэфир у этих талантливых женщин или нет.

 Слышала и в адрес Ваенги предостережения: бойтесь Пугачёвой, она на эстраде знает кроме себя только одну певицу – Кристину Орбакайте. Но Ваенга не испугалась. И она, в принципе, права. Сила у Пугачёвой не та. Репутацию свою она всеми силами сама же и испоганила. Да и сколько можно выносить на сцену давно уже полное отсутствие каких-то способностей. Даже от её сто лет назад потухших глаз тошно становится. А уж от скуки, которая сопровождает её утомленное перемещение по сцене, тем более. Если женщина нездорова, если ей так плохо, зачем она себя и нас мучает. Уже ведь не раз порывалась уйти на покой. Пенсии не хватает? Не сидится без признания? Тогда из последних сил, как Эдит Пиаф, как Майя Кристалинская. При смерти, но перед микрофоном, как у Вечного огня. На боевом посту.

 Единственное плохое, что еще может сделать Пугачёва Ваенге, это внести разлад в её отношения с командой, если вдруг начнет давать советы якобы из добрых побуждения, а на самом деле из желания не допустить своеволия, наложить руку, пометить собственность, застолбить открытие своим именем. Только есть ли у Пугачёвой даже на это здоровье и интерес? Что-нибудь развалить – бальзам для А.Б.. Она всегда была сильна своей командой, которую не ценила и которой не стоила. Её и набирали для неё всегда её мужья, мужчины, которых она тоже ни в грош не ставила, потому что всегда старалась выдвинуться на передний план, а кто там сзади – не должны мелькать. Она часто теряла людей, потому что не дотягивала до тех возможностей, которые они ей предлагали и готовы были обеспечить, поэтому ей проще было устранить из своей жизни одних и набрать других – с каждым разом всё проще и проще, чтобы подтянуть к собственному потенциалу, а не чувствовать личную ущербность.

 Эфир на радио «Алла», где Пугачёва интервьюировала Ваенгу, был похож на звуковую экранизацию басни «Слон и Моська», где слон – Ваенга. Пугачёва с трудом улучала миг, чтобы вставить слово в монологи Елены, и Елена терпеливо (уважительно, как младшая старшую) пережидала, пока Алла отговорит, похоже, не очень слыша, о чем та болтает, и потом продолжала доводить до финала собственную историю. Пытаясь остановить её монологи, Пугачева пряталась за песни: а вот давай ещё эту в эфир поставим. Елене приходилось замолкать. А песни, кстати, кажутся пресными (даже тусклыми) после концертов. И вполне понятны те, кто колесит за Ваенгой по городам ради живого вида и звука певицы – это уже подсевшие на ее иглу, хоть и отговаривающиеся: мы не фанаты, мы вполне можем и без неё. Не можете, признайтесь себе честно, самим легче станет. Вы уже приложились к живой воде. И без нее мертвовато становится. А для некоторых она даже святая (вода)— для тех, кто держит Ваенгу в качестве зажигалки для себя. Такие на её сайте в Гостевой и бродят — в любви объясняются: без неё, дескать, свет не мил. Подпитка нужна постоянно.

Гостевая её сайта - явное воплощение новеллы Хулио Кортасара «Мы так любим Гленду». Здесь всё, как по написанному тридцать лет назад сценарию.

Публика Ваенги - это публика Пугачёвой, перебежавшая от мёртвого льва к новому вожаку. Возраст от пяти и до упора, причём без преобладания.

Годы и профессиональный опыт у Ваенги уже не те, чтобы ее кто-то сумел сломать, даже Пугачёва. Натура такая, что сама кого хочешь перешибет.

Конечно, она нужна была на эстраде, потому что всё и все надоели, особенно те, кого телевидение бесконечно показывает. В том числе и потому надоели. Это как балет «Лебединой озеро» стал ассоциироваться с похоронами кого-то из руководителей страны, так и все Доска почёта наших эстрадных исполнителей из ящика давно уже олицетворяет разлад между жизнью истинной и показушной. Потому про Ваенгу и кричат взахлёб: настоящая! То есть близкая к земле, к тому, что всех нас переполняет и что не укладывается в телевизионную эстраду. Ваенга - переходный период между белибердой, которая заполонила сцену за последние годы и той, что должна придти на смену и быть оцененной. Она, как Леон-киллер (вожделенный в трудной ситуации чистильщик). Не такая, как прежние, хотя, возможно, ещё и не такая, как можно мечтать. Но трудно сказать, о ком может мечтать наша огромная, разлапистая страна. Кому Пелагея кажется отдушиной, а кому Ваенга верхом совершенства. И она действительно достойна нашей любви.

Она – уникальный организм: то поёт как ансамбль Дмитрия Покровского или старушки в деревнях (которые ещё помнят, как поёт народ), то как старая советская пластинка (или Анна Герман). И всё нутром. Подобна животному, даже так - за ней наблюдать интереснее, чем за кошкой. Она однажды «Темную ночь» буквально животом спела, сплела, вынула, выстонала, так и всё вокруг улавливает невидимыми усиками, как антеннами. Будто ей кто-то сверху фонариком путь подсвечивает. В одном из концертных залов сидела древняя старушка, её буквально принесли, посадили где-то в правом крыле ряда двенадцатого, так Ваенга, выйдя в народ, её молниеносно нашла и выдала старушенции такой заряд энергии, что та прямо потянулась к певице.

Она прекрасный сурдопереводчик: жестикулирует, как дирижирует – собой, окружающим пространством.

Её натуральность во всем: и в плотности телосложения, и в таком простом и внятном обращении «люди!»

Рассказывала, что у неё плохо с географией с детства: посреди Ватикана у неё текла река Иордан. И они мечтали с подружкой поехать в Нефтеюганск и Наро-Фоминск, думая, что эти города в Сибири.

И не только с географией, но и с грамотностью. Мне даже задали вопрос – это она специально ошибки лепит в своих редких, но метких всплесках на собственном сайте? Какое там! Спонтанно! Как это связано с её эмоциональностью? Да напрямую! Если в Гостевой сообщения сортировать по сообщениям Ваенги и почитать их подряд, то Гоголь отдыхает вместе со своими «Записками сумасшедшего»! А бесконечные скобки и точки строчками!

Она падает на колени, чтобы принять цветы, если сцена высокая и нет ступенек из зала. Чтобы до каждого зрителя дотянуться и поцеловать.

У неё все по ситуации. Сняла серёжки (бриллиантовые), когда пела, будто вдруг стали мешать, и положила рядом на пол, потому что сама в этот момент стояла на коленях. Подняла их и переложила на стул лишь спустя пару песен.

Она слышит все реплики из зала и на сцене. Тут же на них откликается, обыгрывает, вплетает в канву концерта.

пектакль «Свободная пара» на данный момент единственный, где она, по образованию и театральная артистка, играет. Антреприза. Они редко бывают удачными.

Как правило пьеса берётся не просто лёгкая, а легковесненькая. И режиссёра талантливого редко удаётся заманить на постановку. Вот и тут так же. Но для Елены это хилая, но всё же ниточка, связывающая её с театром (хоть так подтверждать себе и окружающим, что она не только певица, что её педагог Петр Вельяминов вкладывал в неё не зря). Зала этот спектакль уже не собирает даже в Петербурге. В основном ходят женщины, которые так смешно себя ведут, словно приехали издалека. Впервые в Питере и впервые в театре — каком бы то ни было. Они фотографировали друг друга сначала перед входом в здание на фоне афиши спектакля, потом в буфете, передавая друг другу букеты и позируя с ними, потом в зале на фоне сцены. Ваенгу они фотографировали на протяжении всего спектакля, несмотря на то, что в антракте одна девушка громко обратилась к публике с просьбой не стрекотать и не щёлкать, а то ведь не слышно реплик и вспышки раздражают. Но это плохо подействовало — не за тем они сюда пришли, чтобы не фотографировать! Одна дама была с грудным ребенком, который во время первого действия подавал голос, но чем-то она его затыкала. Может, фотоаппаратом в рот?

О спектакле сказать нечего, кроме того, что Ваенга опять-таки талантлива (только растрачивает себя на пустышки). Постановка больше похожа на домашние посиделки (капустник для узкого круга почитателей хозяйки дома) с её импровизациями на публику, напоминающими её истории из личной жизни (в которых наверняка много домыслов и вымыслов). Партнёр не уступал ей в вольностях и болтовне, подхватывал импровизации, дополнял репликами. В целом это больше самодеятельность, чем профессиональная постановка, но здесь главное не спектакль (с отсутствием режиссуры), не пьеса (с глупым, бестолковым текстом и абсолютно пришитой за уши концовкой, как будто из другой пьесы, например, из Чехова), здесь главное — Ваенга. И наблюдать за ней так же интересно, как во время концертов, и не меньше, чем, например, за Инной Чуриковой в антрепризе «Смешанные чувства». Ваенга справилась с выносом этого зрелища на себе столь же достойно, как Инна Михайловна несла свой крест в лице Хазанова и Ко. Я сделала вывод, что Ваенга прекрасная характерная актриса, трагическая героиня, лирическая героиня и все возможные театральные амплуа ей тоже по зубам. Она могла бы сыграть в спектакле «Любовный напиток», если б ей в партнерши молодую Евгению Симонову. И было бы тоже сильно, как с Гундаревой. Вот такие бы ей роли даже для антрепризы. Ну а пока должно же её хоть что-то связывать с театром, иначе она будет меньше себя уважать.

Когда спектакль закончился и началось вручение цветов, кто-то из публики спросил женским голосом, просительно: а спеть? Как будто до конца верил, что на бис будет и песня. Но Ваенга не смешивает до такой степени (хотя в спектакле она исполняла пародию на рэп и звучало неплохо, ну, даровитая женщина, ничего не скажешь!).

Фотограф Сергей Арзуманян выложил шесть десятиминутных частей из четырех часов ответов Ваенги на вопросы поклонников (задавали на сайте). Это тоже, увы, самодеятельность. Её спонтанность хороша, когда спонтанна. Импровизировать в ситуации размышлений у неё не получается. Вот стукнула мысль в голову – озвучила, самой нравится, – тогда интересно получается. А когда она сидит у себя на даче в спортивной форме, похожая на спортсменку, перед ней стоит с видеокамерой фотограф Арзуманян, она держит в руках страницы с вопросами, зачитывает их и тут же отвечает, то и получается у нее как у спортсменки. Занудно, скучно, глуповато. Сразу много пробелов выпирает. Да ещё когда настроение у нее расслабленное, тогда и энергетики ноль. И вопросы по большей части не дающие никаких импульсов. Всем теперь кажется, что это просто! Никто не помнит, что есть профессия журналиста, что есть жанр интервью, что этим не могут заниматься все подряд, что это тоже искусство. Почему она не называет себя композитором, раз не училась этому, а вот устраивать такие неподготовленные акции, позволяет себе? Это тоже нуждается в постановке, а для начала в знаниях законов данного действа. Когда она в ударе, её обаяния хватает, чтобы прикрыть дыры, а когда безударна, тут же проявляется беспомощность.

Покоробила фраза: я не отдам жизнь за искусство. Жизнь мне дороже. И судьбу Эдит Пиаф не хотела бы повторить (она смешно называет её Эдита. Не путает с Пьехой?). Да такая судьба – сама по себе дар. За такую судьбу памятники ставят. И никто, конечно, подобного повторить не хочет. Потому что не может. Не даровано. Не за искусство отдала жизнь Пиаф. Она жила, как произведение искусства. Её жизнь была искусством. И когда думаешь о Пиаф, понимаешь, что слово «гениальная» к Ваенге все-таки не применимо. Она слишком земная. Максимум – талантливая. Особенно на фоне, который её выгодно оттеняет.

Чем занимается Ваенга на сцене? Групповым сексом. Имеет публику от всего своего здорового организма. А чем занималась Пиаф? Жаловалась. Делилась наболевшим. И её наболевшее, прочувствованное не сравнимо с тем, что якобы пережила Ваенга. У этой всё с поверхности. У той – изнутри. Хотя кажется, что и эта про наболевшее, особенно когда всплакнет. Но Пиаф на сцене никогда не плакала! А у Ваенги глаза часто на мокром месте, словно себя вдруг жалко становится и не может удержаться, словно нервы до такой болезненности разболтаны, что впору пить успокоительное.

Смешно в ответах на вопросы поклонников с сайта она сказала про творчество Земфиры: якобы очень любит всё, что делает эта женщина и даже подражала ей. Сидит взрослая тётка и говорит про пацанку: женщина. Потом я вспомнила, что Земфира по годам старше, но выглядит наоборот. Ваенга кажется старше своих лет. Не умудреннее, а тяжеловеснее.

На вопрос про группу Тату: какие у нее претензии к группе, которая, к тому же давно распалась? Зачитав вопрос, она слегка завелась. А вся претензия свелась к банальному: почто педофилию пропагандировали!? Я тут же подумала, не доспросили, не докрутили вопрос, надо бы завершить фразой: и почему у них была такая бешеная мировая популярность, как ни у одного исполнителя из нашей страны? Педофилией это вряд ли объяснишь. Потому что по всему миру от них визжали девочки, которые, видимо, хотели так же свободно целоваться на людях. Сомневаюсь, что Ваенге суждена подобная мировая востребованность.

В третьей части ответов на вопросы Елена, наконец, разговорилась. Она и на сцене порой не сразу разгорается, сначала притаптывается, приноравливается, осваивается (как таёжный зверек, оказавшийся в незнакомой и потому опасной обстановке – среди людей, на сцене – и чтобы выжить, ей надо срочно освоиться, чтобы все вокруг ее приняли, не навредили. Надо сделать их своими. Пометить собой), а потом ка-а-ак врубается на полную катушку. Вот и в этом действе раскрутилась. Самой стало интересно, и появился драйв. И слушать стало увлекательно. Она ещё очень лукавый человек. Например, про дороговизну билетов на предстоящий в ноябре концерт в Кремле явно не искренне рассказала. Да, мы окупаем её расходы и обеспечиваем доходы. Но не надо сваливать только на бешеную арендную плату. Не от одной аренды и рекламы зависит стоимость билетов. Но и от её гонорара, который она сама устанавливает.

У Ваенги есть один гигантский комплекс: она боится, что кто-нибудь назовет её не хорошим человеком. С этим явно родители перестарались. И ещё у неё точно шило в заднице: если кому-то посчастливится удержать её рядом с собой в течение часа – это подвиг. Главное, чтобы у неё при этом не возникло внутреннего ощущения, что она занимается ерундой, а не делом. Ей постоянно требуется чем-то заниматься – это, наверное, тоже родители заложили. Она так торопится, словно ей не очень много времени отпущено. И эти причитания окружающих: поберегите себя. Будто они тоже чувствуют, что такое надолго не дарят. На миг, а потом – воспоминания.

На вид она очень добрый человек. И по репликам, по общению с залом, со случайными и недолгими в её жизни людьми. Только когда она концентрируется на сцене, превращаясь в ураган, её глаза становятся злыми и острыми. И мороз пробирает. И вот тогда чувствуешь, что никого она не держит в памяти дольше, чем на миг. И это верно и справедливо: ей бы другим быть переполненной, всем тем, в чем мы нуждаемся, что от неё же и требуем. Талант – это тяжкий груз. А она не грузчик, она женщина, и мы даже не представляем, каково ей с этим талантом.

Она реагирует на малейший звук из зала (кланяется на аплодисменты), даже если начала петь: муха мимо пролетит – она и её поприветствует. Никого не обидеть, чтобы никто не обиделся и не обидел. Не такова ли цепочка? У неё хорошая самозащита. Отличный инстинкт самосохранения. И пусть как можно дольше не прохудится, не продырявится.

Если она когда-нибудь родит ребенка, то, кажется, от зрительного зала. На остальных ни времени, ни сил не остается.

Она предпочитает бороться. Вся её жизнь – борьба. Ей так интереснее, именно это её подзуживает и заряжает – противостояние. Она сама не понимает, что в этом проявляется её несчастное детство. Думает, что строптивая, а на самом деле несчастная, но не хочет этого признавать.

Сама предпочитает говорить о себе гадости: я не уникум, я зараза, - чтобы выбить почву у других из-под ног, чтобы лишить их этого оружия: я сама о себе всё знаю.

Диалог с ней невероятно труден, почти невозможен, она работает в жанре монолога. На споры силы не тратит, просто отсекает их.

Она выступает против гомосексуализма и тут же осекается, потому что как можно обидеть такую большую прослойку потенциальных поклонников. Поэтому приходится ёрзать туда-сюда, всё время оговариваться, что никого и ничего не осуждает и снова осуждать. При этом дружит со Светланой Сургановой и очень любит её творчество. Публика частично пересекается.

Она сама себя сделала, сама себя несет по жизни. Не нуждается в режиссерах. Окружена родственниками или близкими к ним. Всё решает сама. Всё контролирует. Боюсь, что любому, даже самому маститому режиссёру, с ней будет трудно, сейчас уже трудно. Хотя очень хочется, чтобы кто-нибудь рискнул, потому что из неё черпать и черпать.  

Вот и её педагог Петр Вельяминов в телепередаче сказал про Лену: я жду от неё бОльшего. Я боюсь, как бы она не скурвилась, не пошла по более простому пути добывания народной любви. Хорошо бы, чтобы развивалась, а не скатывалась туда же, куда скатилась, например, Лолита, которая, правда, послабее характером и порасчётливее мозгами (это, может, и мешает).

Ваенга сама про себя говорит, что ей лучше не думать. Действительно, что у пьяного на уме, то у Ваенги на языке. А её горб (сильная сутулость, которую её наряды только подчеркивают, неужели этого не видят её модельеры?)— это особая примета упрямства и нетерпения, можно сказать: шейный напор.

В Гостевой иногда кому-то советуют – ты купи цветы и она тебя поцелует. Она всех обнимает, целует, слова выслушивает, когда цветы принимает. Многих помнит, кто, откуда, что дарил в прошлый раз.

Песни свои она готова дарить, и рада любому чужому исполнению просто по душевному порыву. Не жадная. Не боится пиратства. Поощряет любительские видеосъемки своих концертов. Иногда специально что-то говорит на камеру и просит выложить это в интернет. Говорит искренне. Это подкупает. Я бы даже сказала: покупает. Обыгрывает все возникающие моменты на концертах – любые ситуации, подарки, даже букет цветов может превратить в театральную мизансцену. Не говоря о торте (их, видимо, часто выносят) и о хлебе, собственноручно испечённом чеченцами (за что она поклялась заучить и как-нибудь исполнить чеченскую песню, неважно, исполнит или нет, в тот момент вынесшему хлеб было приятно услышать именно то, что она сказала).

Она всегда чует, что человек хочет услышать, и говорит ему именно это. Не ради выгоды для себя (хотя не без этого), а ради самого человека: пусть порадуется. И с песнями, дескать, ради этого разъезжает, как с пряниками по ярмаркам.
Она ощущает себя миссионером, но в этом нет зазнайства, только целеустремленность и обреченность.

Чем-то она мне напоминает Барышникова, наверное, небрежным отношением к собственному пиару, к журналистам, будто она единственно верный носитель информации и если прибегает к услугам журналистов, то как к рупорам, через которые можно вещать. Я подумала: надо узнать когда у неё день рождения. Узнала - 27 января. Как у Барышникова. Она не нуждается в ретрансляторах, но пока не отказывает им, правда, думаю, ей ещё не повезло с достойным собеседником, чтобы она оценила их возможности и вклад в ее жизнь. С другой стороны, она так уверена во всём, что делает, ради чего появилась, что ей не нужно это перепроверять на ком-то, на каких-то собеседниках. Разве что на тех, кого она сама боготворит.

Михаил Садчиков, в своё время пристраивающийся к Пугачёвой и даже называвший себя её биографом, нынче почуял свежую кровь и первый причалил к Ваенге, решил выступить в роли её летописца. Вот только пишет он кондово, тяжелословно, по-советски монументальными плитами и давно надоевшими штампами. И в отличие от того же Гутермана (про которого я писала год назад), тут совсем другая история. Малоценный нафталин. Статус его определён выслугой лет, как в армии. Жаль. Но пусть так, чем никак – и поклонники в восторге от каждого факта о кумире.

Вчера на вопрос о любимой песне Ваенги я ответила: не различаю, они мне кажутся одной длинной песней («этот стон у нас песней зовётся»). На первом месте моего интереса сама Ваенга.

Ещё о режиссуре. Может быть, хотя бы он (сторонний весомый взгляд) смог бы убрать некоторые конфузы. Лифчики контрастных цветов, вылезающие наполовину из-под нежно-сиреневого платья, бэк-вокалисткам объяснил бы, что во время пения не нужно орать, что петь можно иначе.

Пугает, что Ваенге не важно, что пишут критики, а значим только народ, который пишет в Гостевой. Это печально, потому что публика у нас, в большинстве давно забыла, что такое настоящее искусство и вкус подрастеряла, и подобное потакание ей до добра не доведёт. Когда-нибудь она захочет спеть сонет Шекспира, а из зала будут требовать «Желаю». Оно так и происходит, но сейчас она сопротивляется, а когда-нибудь ей и самой станет так проще.

А в принципе вся загадка Ваенги кроется в двух словах – честность и истовость в выполнении своей работы, чего уже давно нет, в том числе и на эстраде.