Хочется, чтобы меня звали что-то вроде Ганса, или Астрид, и жить в маленькой комнате под самой крышей старого дома в Стокгольме. Чтобы вечерами смотреть в крошечное круглое окно на площадь, где постепенно становится всё меньше и меньше народу, на ряды домов, точно таких как мой, приклеенных друг к другу, на бельевые верёвки, протянутые от окна к окну, с развешенными на них чулками и рубашками. Чтобы в известное время слышать звон колокола из маленькой каменной церкви с узкими стрельчатыми окнами. Или из большого собора с огромной толпой прихожан по воскресеньям и с органом.
А что еще? Наблюдать утром, как солнце перебирается по крышам, от самой восточной к центру города. И вечером, краснея, к самой западной.
Перебегать в зимний день, щурясь от солнца и ежась от мороза, от пекарни к кухне, по каменной покрытой льдом лестнице, крепко сжимая свежий тёплый хлеб в руках.


Хочется, чтобы было раннее зимнее утро, деревня, топить печь, чай с смородиной и медом, бросать газетные комки в огонь, в старом кресле, под пледом. И деревянные полы, и баня по четвергам, и снег под ногами скрипит.

Хочется в быть в горах, монахом в тибетском монастыре. Смотреть на рассвет.


Что угодно, только не собой и не здесь.