• Авторизация


Про папу. 27-05-2013 08:29 к комментариям - к полной версии - понравилось!


Шестой день как нет папы.
Именно теперь поняла, что впитав смесь христианской, еврейской, советской культур, на самом деле, не знаю ничегошеньки. Прореху заполняем бабушкиным: надо черную косынку; Лёниным: завесьте зеркала; тети из загса – наденьте одежду, которую не жалко, будут резать ворот; блаженненького религиозного: молитву читали? Нашли раввина, заказали кадиш. Кажется, папе это было важно. Ритуалы. А я, из всей обрядовости, по-настоящему воспринимаю одно: зажигаю свечу и говорю туда, в огонек: "Папочка, пусть тебе там будет хорошо".

Хотя в жизни никогда "папочкой" не называла. Говорила "папики": папа и мама. Совокупность. И сегодня еще говорю: у родителей, к папикам, у них. То, что мама сейчас одна, наверное, даже тяжелее, чем то, что папы нет. В папином состоянии еще один день жизни означал еще одну пустую страницу, на который если и написано что-то – не рассмотреть . Как если б в мире выключили резкость и приглушили звук. В последнее время на вопрос, как дела, папа отвечал "ничего, живой", и я понимала, что ему не для чего жить. Радости нет. Удовольствий нет. То, что должно доставлять приятные ощущения: книга, фильм, встречи с детьми, притупилось до полной апатии.

Я пыталась понять, кого же потеряла. То, что настоящего папу потеряла не шесть дней назад - совершенно понятно. Того папу я потеряла, когда мне было 16, его сбила машина. Он много часов пролежал на снегу без сознания. Черепно-мозговая травма. В больнице сказали: в лучшем случае эпилепсия, в худшем - смерть. Оказалось, не то и не это. Тогда от папы как бы отрезали кусок, тот, где обширные знания и интересы, книги, музыка… что-то еще, что мне теперь даже неизвестно.

Долгое время он был невменяем, ничего не помнил, ничего не понимал, затравленно ходил по улицам, кренясь на бок. Через полгода пришел в себя, так казалось. Однажды вдохновенно сообщил, что у него появились командиры. Командиры помогали ему принимать решения, укрепляли духовно, а выражали свои желания через орла-решку. У папы в кармане завелась монетка, и ни одно решение не принималось без Них. Уехать в Израиль? Да - орел, нет - решка. Продать квартиру? Да - орел, нет - решка. Нет? Командиры, вы шутите? Да - орел, нет - решка. Командиры были шутники.

Вернувшись в реальность, папа занялся маминой травмой. Лет на двадцать его главным интересом стала борьба с судами. Начиная с маленьких, городских, и заканчивая Судами по правам человека, в Страсбурге, в Гааге. Папа требовал от врачей, которые превратили маму в инвалида, признать ошибку и заплатить компенсацию. Папа единственный, кто верил, что маму можно вылечить, что все упирается лишь в деньги. Двадцать лет, раз в неделю, а то и чаще, он строчил письма и подавал иски, штудировал конституцию и статьи кодекса, в списки адресатов добавились ООН, Юнеско, Кофи Анан, Буш и Пан Ги Мун...

Я третий день разбираю переписку, сухие официальные отмазки и килограммы гневных черновиков - писем в пустоту. Папа перестал писать только в последний год. Спросил: думаешь, бессмысленно? Я сказала - да. Так же, как говорила все эти двадцать лет, но это никогда не работало. Для папа не было непробиваемых стен. И тут, наконец, отступил. Не в борьбе отступил, а сдался болезни. Сказал, вот, пытаюсь составить письмо, и ничего не получается.

Я думала, первой папа забудет меня. Я - младшая, несерьезный ребенок, а старшая, Ляля - папин мозг, руководитель, направитель - всё. Сотни звонков на работу, домой, с любой минимальной мыслью. "Папа, привет" "Это Ляленька?" "Нет, Оля". Как-то позвонила: "Оленька?" По привычке отвечать наоборот, говорю, нет, Ляля... Тьфу ты, Оля. Папа видел меня за несколько часов до смерти, и то, что деменция не успела вытеснить меня из сознания, при всей печали, стало мне утешением...

Несколько лет назад болезнь оттяпала от папы еще кусок, изменив личность. Оттяпала гордость, интеллигентность, остатки интересов, такт, память, стыд. Ободрала как липку.
Одно, пожалуй, не удалось уничтожить. Нашу, его дочек, абсолютную важность, единственную настоящую ценность для него. Еще в детстве я знала, что если нам что-нибудь понадобится, или, не дай Бог, нас кто-то обидит, папа бросится в бой, расшибется, пробьет стену лбом. Поэтому я ничего папе не рассказывала. Папа в гневе за правое дело не видел перед собой никаких преград. Ну, и я стыдилась. Когда в присутственных заведениях папа сотрясал воздух и кричал. Когда был пафосным. Только со временем дошли до сознания некоторые детали и составили частичную мозаику про папу.

Например, то, что в Сургутнефтегазе он был главный геолог. Осознала и поставила камешек в мозаику. Поставила камешек, когда мой муж, говоря о папе, сказал: интеллигентнейший человек. Еще один камешек, когда нашла медаль за строительство БАМа. И вчера, когда смотрели альбомы, какой папа там, кудрявый, с широкой улыбкой, я внезапно вспомнила, что был недолгий период, когда он казался мне похожим на Бельмондо. Вот этого папу я потеряла давно.

Но мне важно было вспомнить папу другого, настоящего. Выуживаю эпизоды и превращаю их в камешки в мозаике.

Как-то, когда была маленькая, а папа в вечных командировках, я проснулась в слезах оттого, что папу вели на эшафот. Он казался подходящим к этой роли – со своими пафосом и литературностью. Мама утешила и сказала: значит, он будет долго жить. Долго ли, коротко ли? Почти 9 лет он боролся с раком вслепую, мы скрывали от него диагноз, казалось, что мысль о раке его сломит. Мне представляется, что он умер, и, оказавшись Там, недоумевал, почему. За несколько часов до того, как потерял сознание, он возмущался, зачем его заставляют пить, какие еще проверки, зачем это нужно.

В детстве я сердилась на него за отсутствие, за неучастие в воспитании, даже сочиняла гневную речь с упреками. Это теперь я понимаю, что папа в собственных глазах был Добытчик. Свою роль отца и мужа он воспринимал как роль каменной стены, крепкого плеча, его любовь была материальна. Отсюда командировки, и БАМ, и работа дома по вечерам. А когда после автомобильной аварии в его мозге началась энтропия – в медицинской справке так и написано: энтропия мозга, - он начал "добывать" так, что мы с сестрой не знали, куда деваться от стыда. Он собирал бутылки.

Главный геолог, диплом с отличием, русская классика наизусть… Папа, не позорь нас! Папа, прекрати немедленно! Ссоры, ультиматумы, но ты же обещал. Последние несколько лет папа регулярно, в любом состоянии, отправлялся на улицы за бутылками, заглядывал в мусорки, сдавал, приносил домой мелочь, из всех прошлых функций он оставил одну – добывал.

В конце рыночного дня он выходил на вторую смену и тащил домой остатки: фрукты, овощи, хлеб в неимоверных количествах, оно гнило и воняло на кухне, мы тайно и явно выбрасывали, он прятал, мы ссорились… В последние несколько недель в доме стало чисто. Не воняло, не валялось, не гнило. Папа перестал добывать. И вот когда и эту последнюю, фундаментальную роль сожрала болезнь, вот тогда он начал исчезать как личность, совсем. Пропал интерес к происходящему, смысл жизни исчез.

Шесть дней назад ушло то, что еще оставалось от папы. Мне страшно жаль, что я не помню его настоящим...

https://ya-krik.livejournal.com/218108.html

вверх^ к полной версии понравилось! в evernote


Вы сейчас не можете прокомментировать это сообщение.

Дневник Про папу. | lj_ya_krik - Женщина в носках | Лента друзей lj_ya_krik / Полная версия Добавить в друзья Страницы: раньше»