Вспоминая свое детство, я думаю о том, как много значит в жизни людей воспитание и влияние родителей. Часто они могут и не подозревать о тех душевных ранах, которые причиняют детям своим грубым отношением, равнодушием и несправедливостью. Чувствуя себя нелюбимым, ребенок начинает каждый жест родителей по отношению к себе истолковывать в худшую сторону, то есть придает вещам то значение, которого они на самом деле не имеют.
Если бы только папы и мамы могли заглянуть во внутренний мир своего чада! Многие ужаснулись бы при виде картины горя, отчаяния и безысходности, царящих внутри маленького человека. Соприкасаясь изо дня в день с душой ребенка, хотят они того или нет, сознают или нет, родители оставляют в ней глубокий след, влияют на формирование характера, мировоззрения и восприятия жизни.


К сожалению, в моих воспоминаниях приятного мало. Я не сужу своих родителей, мне их жаль, и пишу это единственно для того, чтобы предостеречь кого-нибудь от возможных ошибок и помочь лучше понять ребенка. Может, кто-то из этого короткого, неумело построенного свидетельства извлечет полезное для себя.
Росла я в христианской семье. Папа постоянно работал, мама часто болела. О наших духовных нуждах никто не заботился, семейных молитв не было. Как старшей дочери, мне приходилось выполнять основную работу по дому: стирать, убирать, готовить. В школе я училась плохо, но дома работала больше всех. Не помню, чтобы мама или папа сказали мне хоть одно ласковое слово.
Однажды учительница пожаловалась моему брату, что я не сделала домашнее задание. Когда он пришел домой, в комнате царил полнейший беспорядок, на столе громоздилась немытая посуда. Брат начал на меня кричать. Мама в то время лежала в постели. Она подозвала его и говорит:
- Почему она все должна делать сама? Ты бы помог ей убрать вместо того, чтобы кричать. Видишь, как ей трудно, она не успевает за вами!
Это был единственный, запомнившийся мне, случай, когда мама заступилась за меня, а все остальное время меня только ругали или заставляли что-то делать.
Я замечала, что папа иногда давал мне на обед меньше денег, чем остальным детям, возможно потому, что я никогда не предъявляла претензий, как это делали мои братья. Видя такое отношение к себе, я стала считать себя чужой. "Наверное, у меня другая мать",- постоянно преследовала меня мысль, и я мечтала, чтобы мама когда-нибудь приласкала меня или просто назвала дочерью.
Иногда по вечерам мама читала нам сказки, которые кроме вреда ничего с собой не принесли. Нам хотелось общения, хотелось, чтобы у нас, как у других, были семейные молитвы. Один раз мы с сестрой и младшим братом решили каждый день вместе молиться и читать Библию, но ненадолго хватило у нас силы.
В школе учителя называли меня баптисткой и за то, что я верующая, часто насмехались, ставили в угол. Как мне хотелось иногда рассказать обо всем маме! Но я думала, что она меня не поймет. Мама со мной ни о чем не беседовала, ей всегда было некогда, а мне очень хотелось поделиться с ней своими переживаниями. Бывало, начну что-нибудь рассказывать, а мама, видя в чем-то мою неправоту, говорила: "Так делать нельзя, ты неправильно поступила", и у меня пропадало желание рассказывать ей все до конца.
Однажды мы пошли с мамой на рынок. Купив необходимые продукты, мы уже направились к выходу, как вдруг нас остановила какая-то женщина и во весь голос закричала:
- Ты украла мою дочь! Наконец-то я ее нашла! Отдай ее мне, это мой ребенок!
Мама растерялась, но тут, неизвестно откуда, появилась наша соседка.
- Что ты напала на женщину? Это не твоя дочь, я знаю эту семью,- вступилась она и сказала маме: - Уходите быстрее, я с ней разберусь!
- Пойдем скорей, а то она еще заберет тебя...
Мама крепко взяла меня за руку, и мы прибавили шагу.
Всю дорогу я оглядывалась. Меня мучил вопрос, почему мама сказала: "Она заберет тебя"? Наверное, я на самом деле не их дочь...
В памяти всплыла домашняя обстановка. "Может, эта женщина была моя мама, и я уже никогда не смогу ее найти?" - подумала я, и от этого на сердце стало так больно, что я чуть не расплакалась.
Этот случай вспоминался мне на протяжении многих лет. При других обстоятельствах в семье, возможно, я бы так болезненно не переживала, но даже такое не столь значительное событие, как это, может выбить из колеи ребенка, который чувствует себя ненужным, может натолкнуть на мучительные подозрения и обречь на многолетние страдания.
Папа и мама часто ссорились, и служители много раз приходили мирить их. Все это очень угнетало меня. Мне хотелось найти друзей, которые хоть как-то облегчили бы мою участь. Долго искать не пришлось: вышла на улицу - и друзья появились.
В двенадцать лет я стала дружить с мальчиками. Мне уже не хотелось сидеть дома, работать, слушать скандалы. Летом мы с братом гуляли до поздней ночи, пока не позовут родители. Улица стала нашим домом.
Правда, были и такие моменты, когда уличная жизнь надоедала, хотелось пожить в хорошей христианской семье.
В тринадцать лет я попала на молодежное общение. Проповедник говорил, что только в Боге можно найти покой и радость. Душа моя рвалась на части: "Покаяться или нет?". После долгой борьбы и сильных угрызений совести, я все же вышла вперед и покаялась.
В тот день мне было страшно возвращаться домой. Не знаю почему, но я боялась сказать маме, что теперь принадлежу Богу. Мне казалось, что она будет ругать за то, что я покаялась. После собрания мне очень хотелось поделиться с кем-то своими переживаниями, но такого человека не нашлось, и я отправилась домой.
Дома я молча села за стол. В тот день к нам пришла мамина сестра. Она тоже была на общении и за обедом спросила меня:
- Что же ты молчишь? Почему не рассказываешь, что покаялась сегодня?
На удивление, мама спокойно сказала:
- Теперь ты должна изменить свою жизнь.
Мои опасения не подтвердились.
В четырнадцать лет мне преподали крещение. Я стала петь в хоре, регулярно посещала собрания, дома старалась избегать скандалов. Но все же мне чего-то не хватало. Вроде бы и мир не влек, но и радости не было. Мне хотелось трудиться для Господа, но чувство неполноценности и собственного недостоинства сверлило душу и преградой стояло на пути. Жизнь казалась пустой и бессмысленной. Хотелось кричать: "Помогите! Я дальше не могу так жить!".
Шли годы. Уже несколько лет я была членом церкви, а со мной никто не беседовал лично. Иногда мне так хотелось, чтобы служитель спросил, как у меня дела дома, как вообще проходит моя жизнь. Сама подойти к нему я не решалась.
Как-то раз я пришла домой, склонилась перед Богом и сказала:
- Господи! Ты знаешь, что мне надо. Расположи сердце служителя, чтобы он подошел ко мне и побеседовал. Ты видишь, что у меня уже нет сил так жить!
Однако ко мне никто не подходил. Тогда я стала вести себя так, чтобы служитель обратил на меня внимание: опаздывала на собрания, разговаривала и смеялась во время служения, грубила друзьям в его присутствии. А он скажет мимоходом: "Так нельзя", и все.
Родители! Не оставляйте ребенка, когда его поведение становится просто несносным, это как раз то время, когда он особенно нуждается в вашей помощи!
Однажды я пришла на собрание, спела в хоре один псалом, потом вышла, поговорила с подростками и снова зашла. После пения я опять вышла, начала есть яблоки, глядя на пресвитера, чтобы он обратил на меня внимание. Но все было бесполезно. "Господи! Если можно, сделай так, чтобы служитель подошел ко мне!" - молилась я, а сама продолжала есть яблоки.
И тут Господь коснулся моего сердца. Оно вдруг затрепетало от ужаса при мысли, что я ушла от Бога. Я решила, не откладывая, разобраться, что со мной происходит, куда я лечу. После собрания я подошла к пресвитеру и попросила его помолиться со мной.
Служитель пригласил меня к себе домой. Во время беседы он сказал, что давно уже наблюдает за мной и сегодня хотел побеседовать. "Значит, Господь слышал мою молитву,- обрадовалась я.- Значит, Ему не безразлична моя жизнь. Неужели я нужна Ему такая?.."
Господь открыл мне тогда, что любит меня такой, как я есть, и хочет, чтобы я полностью принадлежала Ему. Я поняла, что Бог сможет мной руководить и использовать как Ему угодно, если только я всей душой, безраздельно полюблю Его и отрекусь от своего "я".
Много лет меня мучил вопрос, что я чужая в своей семье. Эти мучения не прекратились даже тогда, когда я стала взрослой. Они просто притупились. Где-то в глубине души эта мысль засела настолько прочно, что я в нее поверила и даже, кажется, смирилась с такой судьбой.
Сознание ненужности особенно давало о себе знать перед каким-либо ответственным моментом в служении. Все до мелочи снова и снова всплывало в моей памяти. Я пыталась переубедить себя и успокоиться, но напрасно. Так продолжалось многие годы, пока однажды я не рассказала обо всем служителю. Мы вместе просили избавления у Бога.
Спаситель подарил мне покой, и я уже не считаю себя чужой в семье. Но еще более меня радует то, что я - своя Богу. Он привел меня в Свою семью. Он - мой Небесный Отец, а святые - мои братья и сестры.