Ну что ж. Меня зовут Жан-Клод, мне двадцать пять лет и я гордый уроженец столицы нашей, Аманте. Сказать по правде, я вырос вовсе не в королевских покоях, хотя я выгляжу, словно сам принц мне брат. Я выгляжу так, словно я богат. Однако...
Я родился в одном из самых отвратительных мест на земле – в трущобах столицы нашей, Аманте. Мои родители были беднее церковных мышей – отец работал грузчиком в порту, мать прислуживала в какой-то таверне. С раннего детства меня приучали к тому, что я был обузой. Меня много били – просто за то, что я выжил, ведь все мои возможные братья и сестры погибли еще в материнской утробе, убитые скорым до гнева отцом прямо в зародыше. Наверно, это от своего отца я получил в наследство буйный темперамент – хотя разумнее было бы от такого наследства отказаться. Мать свою я помню плохо, кажется, она убежала от нас с каким-то заезжим купцом; может, её просто убили. Но мне было всё равно. Большую часть своего детства я провел на улице, среди таких же грязных, крикливых и ободранных мальчишек, как и я. Наверно, в какой-то момент мне просто повезло – когда по нашему захолустью пробегала стайка молоденьких баронеток, священным долгом которых при выходе из застенков монастыря, содержавшего их до совершеннолетия, было свершение хотя бы одного благородного и достойного дела, одна из них сунула мне, случайно казавшемуся на её пути малышу, в руки полуразвалившуюся книгу с картинками. Я в жизни не видел такого чуда. Тем же вечером я сидел скрючившись на крыше своего домишки, подставив пожелтевшие от времени и смявшиеся от прикосновений сотен детских ручонок страницы свету звезд и разглядывал волшебные по своей красоте рисунки, непонимающе вглядываясь в черные бороздки букв, которые я тогда не понимал.
И тут мне снова повезло – оказалось, что мой отец когда-то был обучен чтению. Я бы никогда не узнал этого, если бы однажды вечером он не поймал меня за разглядыванием всё тех же картинок во всё той же книжке – эти картинки я мог бы нарисовать по памяти даже сейчас, ведь я провел бесчисленные часы с этой кучей макулатуры на коленях! – отец увидел меня, стащил за ногу с крыши, обозвал бездельником, отобрал ветхую книжку и пару раз ударил меня ею, прежде чем заметил, что на листах, больше походивших на кучу тряпья, что-то наляпано. Я так и не смог понять, почему на его лице была написана такая дикая радость, когда он увидел БУКВЫ, – да только с той поры я и уверился в том, что в нашей семье не обошлось без примеси благородных кровей; впрочем, это всего лишь мои домыслы, ничем и никем так и не подтвержденные. Отец научил меня просто азбуке – больше он сам ничего и не знал, но мне больше и не надо было. Я был терпеливым ребенком, утратив с тех самых пор всякое рвение к проявлению себя в драках. Я умел читать. Я очень старался – и у меня получилось. Отец быстро утратил интерес к моему обучению, но я был упорен. Я стал читать.
И я до сих пор благодарен провидению и той молоденькой баронетке, что так кстати встертилась на моем пути тем весенним днем.
Когда мне исполнилось пятнадцать лет, моего отца забрали в тюрьму за долги – к тому времени он еще сильнее, чем раньше, пристрастился к алкоголю, картам и девочкам. Я остался один без малейших средств к существованию. Мне предстояло войти во взрослую жизнь. И тогда я решил, что не пойду в порт; пусть мое тело уже почти сформировалось для тяжелой физической работы, но я не желал всю жизнь болтаться среди тех отбросов, что погубили моих родителей. У меня в мозгу уже прочно сидела мысль о своем высоком происхождении – день за днем мой длинный аристократичный нос задирался всё выше, а мальчишки на улице дразнили меня «Хреновым Жан-Клодом Третьим Великим» . Меня это всё не трогало.
В один прекрасный день (на самом деле, не такой уж прекрасный – у меня совершенно закончилась еда, в моем доме перестали водиться даже крысы и тараканы) я вышел в город, туда, где еще ни разу не бывал – и направился прямо к лавке букиниста. Почему-то узнал её по запаху. Моя первая и единственная книга уже давно начала процесс превращения в книжную пыль – точно так же пахла и эта лавка. Я был чертовски уверен в себе тогда – и старик-букинист неохотно принял меня на работу, заключавшуюся в поддержании его товара в должном состоянии. Он платил мне сущие гроши, едва хватало на скудную еду; но я был абсолютно счатслив – впервые в жизни я мог читать сколько и когда захочу, хотя старик Отик частенько меня лупил, застав за книгой в разгар рабочего дня. В книжной лавке было много всякого барахла, но меня увлекали труды философов и астрологов; пусть это и было слегка за гранью моего сознания, но меня захватывала описываемая в таких книгах многогранность мироздания. Я научился красиво и вежливо говорить с посетителями, так что через пару лет уже сильно одряхлевший Отик поставил меня продавать книги, а не смахивать с них пыль. Работа была еще менее трудная, а платил старик за неё больше – я смог купить телескоп и астролябию, еще кучу всякой ерунды – и занялся астрологией. Я проводил ночи, глядя из окна своего дома в звездное небо сквозь окуляр телескопа, и мне казалось, что звезды подмигивали мне. Я научился составлять гороскопы – получалось довольно паршиво, но всё же получалось. Однажды я дурачась составил предсказательный гороскоп для Отика – и на следующий же день он взахлеб рассказывал своим постоянным клиентам-друзьям о том, что я, как оказалось, силен в магии и могу предсказывать будущее.
Мне казалось, что дела мои пошли в гору. Я жестоко ошибся.
Когда пару раз мне удалось сделать верные прогнозы – чисто случайно, я ведь был абсолютно безрамотен во всем, что касалось звезд, они мне просто нравились! – толпы народу хлынули в магазинчик бедного Отика, чтобы получить свою порцию счастья. Вот тогда-то я и понял всю ценность хорошей лжи. Я научился врать красиво и профессионально, я научился делать неплохие деньги на грамотном предсказании политических и семейных дел – я просто был достаточно умен для того, чтобы просчитать ходы других людей относительно кого-то – относительно себя, каюсь, мне это никогда не удавалось. Я просто видел то, чего не видели другие – и выдавал это за проделки звезд. Я обзавелся хорошей одеждой, я ел качественную пищу, я сделал старика Отика своим маленьким божком и ухаживал за ним, как за своим благодетелем. Но как-то раз я крупно прокололся. Ночной город сотрясался от нешуточной дуэли двух банд – и вот их главари пришли ко мне, каждый по-отдельности, разумеется, чтобы узнать, на чьей стороне фортуна, кому же всё-таки благоволят звезды. Я посчитал, что кому-то из них всё равно умирать и без зазрения совести дал обоим зеленый свет – к тому моменту (а это случилось около года назад) меня уже считали мастером своего дела, хотя я всё так же оставался мелким шарлатаном и плутом с хорошо подвешенным языком, даром убеждения и неплохими мозгами. А они, вместо того, чтобы воевать в рукопашную, сошлись друг с другом в словесной дуэли, считая главным аргументом мои утверждения о правоте каждого из них. Вот так вдруг оказалось, что все «дети ночи» столицы нашей, Аманте, были на меня серьезно обижены, ведь всем известно, что разбойники не терпят лжи. Я пытался скрыться в городе, как только узнал, что на меня объявлена охота. Я оставил все деньги, всю роскошную одежду, вновь облачился в лохмотья и пошел шляться по трущобам города, по моей малой родине. Там было чертовски опасно, но звери бы не додумались искать меня в своем логове.
Я жил так около семи месяцев. Я научился воровать по-мелочи, обирать прохожих на улицах, я снова научился есть крыс и собак. Два месяца назад, когда город наконец успокоился и, казалось, забыл о моем существовании, я вернулся в свою хижину – идиоты! конечно, они не догадались что-либо здесь искать, да и зачем бы! – и извлек из тайника мешочек золотых, ровно столько, сколько бы хватило на то, чтобы в безопасности доехать... куда-нибудь. И я сел на первый попавшийся корабль. Звон монет заставил капитана не обращать внимания на мой внешний вид. Теперь я был в безопасности. Но и без денег, без крыши над головой, без работы...
Вот так я и оказался в Кирё. На остатки денег купил себе нормальной одежды, нашел недорогую гостиницу... Я начинаю здесь новую жизнь.